Константин Калбазов - Скоморох
– Людей накормить, – это уже к Добролюбу, – нам только попить, ей квасу, мне пива.
Стало быть, еда в глотку не лезет не только Смеяне, но и воеводе. Симптомчик, однако. Девушка прикрыла лицо от дорожной пыли и солнца. Как только она оказалась в тени крыльца, тут же убрала в сторону угол платка. Вся одежда изрядно пропылилась, хоть палкой выбивай. Еще бы: сушь стоит, так что пыли дорогой наглотаешься, даже если будешь ехать первым, а первыми ехали холопы, что случись – они и удар на себя примут.
Глянув на ее лицо, Виктор едва не лишился дара речи. Ну как не лишился, как раз и лишился: язык к небу намертво прирос, хорошо хоть нашел в себе силы отвести взор в сторону, закивать, как китайский болванчик, в знак понимания да провести дорогих гостей в помещение. Ох, стыдобища. Ведь понимает, что ничегошеньки-то ему не светит, а иди сердцу объясни, мозги-то разумеют, да только это бесполезно.
– Деда…
– А? Вот итить твою, навязалась на мою голову.
– Лучше бы было, если бы матушка поехала? А иначе никак, ведь сам ведаешь.
– Да ведаю. Добролюб, пришли кого из девок.
– Голуба.
– Я, хозяин.
– Помоги боярышне.
– Слушаюсь.
Отчего-то он подумал о том, что тут без женских дел не обойдется, а потому предпочел направить в помощь девушке многоопытную Голубу. Веселина, дочь кузнеца, могла и не управиться, молодая еще, а матери ее только успевай поворачиваться. Постояльцы торопятся, потому и обслужить надо быстро, тут же готовых блюд нет, готовят только по мере возникновения надобности. Имеются, конечно, холодное отварное мясо, колбасы, копчености, солонина, сыр, а если горячее, то это только ждать. Но тут, похоже, обойдется холодными закусками.
Видя, что персонал разрывается на части, припахали даже Ждана, отец с расковавшимся конем сам управляется. Виктор направился в ледник, откуда вернулся с запотевшим кувшином пива. Благо хоть не прошло и года, как здесь хозяина не стало, лед все еще был в силе и служил новым хозяевам, иначе намаялись бы. Поставив пиво перед воеводой, севшим в одиночку в дальнем углу, он уже хотел удалиться, чтобы также включиться в процесс обслуживания, но его окликнул Световид:
– Ты бы людишек моих горячим попотчевал.
– Дак нет ничего готового, батюшка-воевода, а вы, по всему видать, спешите. Богдан с конем быстро управится, глазом моргнуть не успеете.
– Ничего, яйца с салом твоя повариха пожарить поспеет. Как приказ отдашь, вернись, слово к тебе есть.
Вроде и кинул его воеводушка, а вот нравился он Виктору, спасу нет. Настоящий Хозяин, именно так, с большой буквы. Есть возможность о людях проявить заботу, хотя и холопы они ему, он и проявляет. Пожелал скомороха пригласить выступить у себя на дому, устроил развлечение не только семейству, но и всей дворне, да еще постарался устроить так, чтобы присутствовали те, кто не видел в прошлый раз. Но вот просьба вернуться и выслушать его слово отчего-то не понравилась вовсе. Это какой же может быть вопрос у воеводы к хозяину придорожного постоялого двора?
Ну коли уж не погнушался Световид сидеть за одним столом со скоморохом, то стоит ли удивляться, что он посадил напротив себя хозяина подворья, этот по положению на три, а то и на четыре головы выше будет. Но вот неуместно это: там-то было свое подворье и свои люди, а тут уж и посторонние глаза. Однако Виктор, хоть и удивился, предпочел сделать все молча, состроив морду кирпичом. Местному, скорее всего, было бы куда сложнее преодолеть свою робость, но он был представителем совершенно иного общества, поэтому перенес произошедшее без внутренней паники. Но вот сказать, что ждал добра от подобной чести, не мог. Непрост Смолин-старший, ох непрост.
– Гадаешь, отчего за стол к себе посадил?
– Дак в прошлый раз, когда вот так вот сиживали, я всю свою мошну порастряс, воевода-батюшка.
– Хм. Остер ты на язык. Но разве напрасно растряс? Ить теперь свой угол, заработок не в пример больше, чем когда на торжке скоморошил. Был ты перекати-полем бесприютным, а сегодня – уважаемый человек на всю округу. Не боярин, не купец, но и не ремесленник и не смерд.
– Это так, и судьбу клясть у меня и в мыслях не было. За совет добрый благодарствую.
Про то, что догадался о поддержке боярина при покупке холопов и усадьбы, Виктор все же решил не упоминать. Ни к чему оно. Не стоит давать понять человеку, что о том, чем обязан, полностью в курсе. Коли сам напомнит, то дело другое, а коли гордость не позволяет о том даже намекнуть, то тут уж Волков ни при чем. Вот не ведает, и все тут.
– Но думается мне, не за тем ты посадил меня за свой стол, батюшка-воевода, чтобы об этом речи вести. – Все же натура человека из другого общества взяла верх, и он, не удержавшись, задал вопрос, стремясь перейти к сути, уж больно любопытно было.
– Не затем. Ишь что деется-то. Золото барона Берзиньша добралось до Градимира и в крепости.
При этих словах Виктор совершенно искренне расстроился. Что ни говори, но живой боярич, помнящий об услуге, был куда предпочтительнее мертвого. Но если быть до конца честным, скребанула его обида, что вот он старался, жизнью рисковал, спас человека, а все зря.
– Царствие ему небесное, – перекрестившись, севшим голосом произнес Волков.
– Типун те на язык! – тут же вскинулся, как наскипидаренный, Смолин. И не было в его взгляде гнева, а только страх и беспокойство. И что все это значит?
– Так жив сын-то? – уже с облегчением спросил Виктор.
– Жив. А ты с чего взял, что преставился? Прости Отец Небесный речи мои неразумные.
– Дак, батюшка-воевода, сам же сказывал, что золото баронское…
– Я и без тебя ведаю, что сказывал. Отравить его хотели, да Бог миловал, вовремя спохватились, на счастье, бабка-травница в крепости обреталась, помощь оказала. Вот только как оно сейчас, не ведаю. Я тебя зачем позвал. Градимир выкарабкается, коли не так, то бабка поостереглась бы надежду вселять, прикрылась бы волей отца нашего. Да только аспид этот не успокоится и еще что измыслит. Конца тому не будет, покуда старик в могилу не сляжет. Сыновей у него не осталось, а потому все достанется родне его дальней, что ждет не дождется, когда наследство в руки упадет. Стало быть, и мстить никто не станет. Понимаешь, к чему я?
– Нет, батюшка-воевода, – приняв самое глупое и наивное выражение морды лица, проговорил Виктор. Нет, в киллеры он не нанимался. Пошло оно все.
– Коли порешишь барона, получишь двести рублей серебром. Сможешь начать то, что хотел, да на что денег недостало. Что для дела понадобится, сказывай, помогу, да только чтобы к первому вересеню[1] барона того на этом свете не было.
– Побойся Бога, воевода-батюшка, чай, я не душегуб.
– Это ты-то? Не каждый воин столько народу угробит, сколько ты сумел за два месяца, ить девять душ на суд небесный отправил.
– То со страху, – как можно убедительнее кивнул Виктор.
– Всем бы так бояться в Брячиславии, так и ворогов уже не осталось бы. Сделаешь, получишь награду достойную.
– А отчего меня-то выбрал, боярин? У тебя не одна сотня боевых холопов, которые не по долгу – по любви готовы за тебя хоть в сечу, хоть на дыбу, а ты меня сватаешь? – Со стороны могло показаться, что разговаривает Добролюб со Световидом, почтительно склонившись, насколько это возможно сидя за столом и зажав коленями руки. Но на Смолина в этот момент смотрели внимательные глаза, и голос новоявленного трактирщика был тверд.
– Вот теперь вижу, что не ошибся в тебе, – довольно ухмыльнулся наниматель. – Если моего человека схватят, то выйдут на меня и дознаются, что это я умышлял против барона.
– А с чего ты взял, что я буду молчать и тебя не упомяну?
– Никто молчать не станет. Не родился еще тот, кто сможет выдержать пытки. Все от заплечных дел мастера зависит, коли окажется хорошим и торопиться не станет, то сломает любого. Вот только твои слова словами и останутся, а мой холоп приведет ко мне, как путеводный клубок из сказки, укажет, как яблочко наливное на блюдечке серебряном. Но это если все плохо. А коли все ладком, на что я надеюсь, уж больно ты ловок, то получишь возможность на своем подворье устроить то, что задумывал.
– Я…
– Молчи, Добролюб, – резко осадил воевода. – Слово – не воробей, вылетит – не поймаешь. Раз высказав свое решение, потом сложно его поменять. Ты подумай хорошенько, а когда назад буду ехать, обскажешь, что надумал. Но думай крепко. Такое не так часто случается. А потом – деньги ведь не самое главное на земле.
Вот где прав, там прав. Не все решают деньги. Подчас поддержка сильных мира сего значит никак не меньше, а порой и куда больше. Вот только быть для них напоминанием о чем-то нехорошем, недостойном – удовольствие ниже среднего, в особенности если ты не имеешь страховки. Это не двадцать первый век, тут с судами все просто, а с доказательной базой ой как тяжко. Кто такой вчерашний скоморох, да даже купец, чтобы свидетельствовать против боярина из старинного и уважаемого рода, да еще и стольника великого князя. Вот если бы была аудио-, а еще лучше видеозапись… Глупые мечты. Но в любом случае, чтобы жить долго и счастливо, от всех этих затей нужно держаться подальше.
