Четвертый берег (СИ) - Кленин Василий
Выпустили всех. Шустрый правовед Рауль Жоливе тут же подскакивал к каждому владетелю и предлагал ему заключить союз дружбы с Армией Пресвитерианцев против Бургундии и Англии. Понятно, что после заточения почти все охотно соглашались.
Но главной добычи не нашлось. Утекла добыча, о чем охотно сообщил плененный граф Антуан де Водемон уже после трех первых — разминочных ударов. Герцога Рене забрал с собой маршал Бургундии де Туланжон. Он оставил лотарингцу практически всех остальных, но забрал главного пленника.
«И получается, весь этот поход прошел впустую» — вздохнул командующий.
Что делать? Бегом возвращаться под Париж, не получив никаких выгод? Или идти дальше?
«А дальше — это уже Бургундия» — Гванук даже испугался. Лезть на такого сильного врага? Окончательно плюнуть на задуманный генералом план? А с другой стороны: нельзя забывать о том, что и Жанна в этот поход ввязалась ради Рене.
Гванук пребывал настолько в расстройстве, что велел повесить Антуана де Водемона и весь командный состав замка.
— Что⁈ Как можно! Это же благородный дворянин? Это вассал не короля, а императора? В конце концов, за него можно получить выкуп… — заголосили французские аристократы.
И Гванук не сдержался.
— Граф нарушил закон? — рыкнул он. — Он напал на французское войско? Причем, против любой справедливости! Он вступил в тайный сговор с врагами Франции?
Французы стихли.
— Граф де Водемон виновен во множестве преступлений. У нас в Армии преступников казнят. И честь на деньги мы не размениваем.
Простым воинам было предложено искупить вину службой в лотарингском отряде, который стал спешно собирать маршал дю Шатле. Три сотни «перешли на сторону добра» и заменили отряд из Бара, который оставили в замке в качестве гарнизона.
А утром как-то само собой было решено идти дальше. За пленным герцогом Рене. Догнавшее корпус известие о том, что король Генрих с Бедфордом сбежали из Парижа, только укрепили Гванука и Жанну в принятом решении. Если уж одна добыча упущена, нужно заполучить, хотя бы, вторую.
…Все-таки решили остановиться в деревне. Ночь прошла в комфорте и покое (Гванук еще нигде не видел, чтобы простолюдины жили в таких хороших домах). Выспавшееся войско долго, с ленцой вставало на дорогу, вернее, на две. Дороги шли параллельно друг другу, то сближаясь, то расходясь, виляя между горками и рощицами. Гванук решил использовать обе, чтобы сильно не растягивать почти десятитысячное войско. Вытянутое в одну линию, да еще с пушками и орудийными ящиками оно могло легко растянуться до 8–9 ли (примерно 4 километра — прим. автора).
Кто же знал, что это станет причиной беды.
Близился полдень. Левая колонна шла на юг по широкой ложбине, тогда как правая (вместе с дорогой) отклонилась к западу и шла почти по самому берегу мелкой речушки. Между дорогами вклинился жидкий, просвечивающийся насквозь перелесок. В целом, местность открытая и почти ровная. Лишь на востоке, чуть впереди, словно горб кита, вздымался седой, известковый кряж. Почти полностью голый. Разведчики Монгола (набранные уже из местных) разумеется, его осмотрели перед подходом основных сил и двинулись дальше вверх — куда задирались обе дороги.
«Голова» длинной змеи Армии (представленная полком Ариты) уже приближалась к подъему, тогда как хвоста ее даже видно не было. Справа, за деревьями, не столько видно, сколько слышно было вторую колонну — пушки всегда тащат с особым шумом.
И именно в этот момент случились две вещи: от Ариты к бригадиру примчался взволнованный гонец с криком: «За холмом разведчики увидели вражескую конницу!»; и в этот же момент Гванук заметил, как перевал холма, за который уходили обе дороги, начал прорастать щетиной рыцарских копий.
Совсем внезапных засад не бывает. На любую, самую внезапную атаку нужно время. Но неведомый враг рассчитал это время прекрасно. Его конница уже шла наверх, когда разведка ее заметила. Чужие рыцари первые оказались на седловине холма, они уже растягивались в шеренги и готовились атаковать вниз по склону.
— Арита, прикрой!
Проклятье! В левой колонне почти нет Пресвитерианцев. Лучшие части Гванук отправил правым путем, защищать пушки. Здесь же, кроме бригады Девы, были только всадники, и второй да третий полки Шао. Причем, второй шел в самом конце колонны и доберется сюда через полчаса, не раньше! (китайский/минский час вдвое больше европейского — прим. автора).
Бургундские (многие опознали их желто-синие косые полосы на знаменах) рыцари и жандармы уже начали разгон. Копейщики Ариты не успевали построиться. Не успевали! Кажется, они примут удар стоя на месте — и это будет ужасно.
«Пушки! — заорал сам у себя в голове бригадир О. — Ну, почему они справа? Не стрелять же им сквозь лес…».
Он отсылал приказ за приказом: правой колонне — послать мушкетеров сквозь лес; третьему полку Шао — развернуться и прикрыть широким строем конницу; второму полку… да просто спешите к месту битвы! Но всё двигалось крайне медленно! Медленно — у него. Тогда как первые шеренги бургундцев уже влетели в полк Ариты. Пистолетные залпы сделали этот удар не столь сокрушительным, но численное превосходство и выгода позиции не оставляли Самураям шанса.
А в это время вслед за рыцарями из-за холма повалили сотни и сотни латной тяжелой пехоты. Они мчались не за всадниками, а в сторону речки. К пушкам! К неготовым стрелять пушкам, которые остались почти без прикрытия, так как Дуболомы углубились в рощу!
«Мне нечем их остановить» — обомлел Гванук.
Но, по счастью, опасность видел не только он. Конница Орлеанской Девы — коей имелось уже больше тысячи — уже вовсю неслась к полю боя. Рыцари Жанны скакали медленно — по бездорожью — обходя колонну справа. И тоже увидели стекающую с холма пехоту.
Пехота! Которая не стоит, ощетинившись копьями и алебардами, а бежит, поломав строй — это же мечта для рыцаря. Расплываясь в подобие шеренг, кавалеристы Девы устремились на наемников. Уничтожение пехоты казалось неумолимым, но тут…
Линия рыцарей начала ломаться. Всадники исчезали из поля зрения, летели, кувыркаясь, по полю. Гванук сначала в суеверном ужасе сделал знак защиты от зла, но потом понял: ямы! Небольшие ямки, с колышками или без. Накопанные в большом числе они могут поломать любую конную атаку.
Рыцари валились на землю, мучительно пытались вынуть ноги из стремян, оглушенные ползали по полю — а к ним уже с жадными улыбками спешили пешие латники.
Можно ли в этом боевом грохоте услышать крик одной женщины? О был уверен, что он услышал. Повернулся — и точно! По полю, пустив коня в галоп, неслась Она. Короткие волосы мечутся черными языками пламени, рот открыт в крике боли. Дева птицей летела в самую кучу павших рыцарей, оставив далеко позади свою свиту. Безумная женщина, в латах, но безоружная — только знамя с золотыми лилиями в правой руке!
— Куда же ты, дура! — заорал Гванук и, забыв обо всем, ринулся ей наперерез.
Даже он, даже на неуставшей лошади — всё равно не успевал. Жанна д’Арк догадалась спрыгнуть с коня, но потом кинулась в самую свалку — СПАСАТЬ своих людей. Гванук был уже близко, его хвандо с ледяным свистом зло вылетел из ножен — и кинулся на защиту Девы. Вот какой-то бургундец жадно замахнулся алебардой, но в последний момент жало хвандо впилось в его горло. Вот Дева получила крепкий удар фальшионом в кирасу, но отрубленная рука уже не повторит удар.
— Назад, полоумная! — Гванук схватил ее за плечо, дернул на себя, тут же получил сильный удар окованным рантом щита. Покачнулся, выстоял, шагнул вперед, закрывая Деву. В это время к ним на помощь пришли Жан-Бастард и еще десяток рыцарей свиты. Павшие всадники стали сбиваться в единый кулак вокруг этой группы и начали давать достойный отпор пехоте.
Казалось, линия боя выравнивается…
— О, посмотри!
Жанна, опираясь на плечо Гванука, указывала на восток. На известняковый «горб кита». Там, на безумно удобной позиции строились сотни лучников. Длинные лонгбоу было видно даже отсюда.
