Ревизор: возвращение в СССР 33 (СИ) - Винтеркей Серж

— Ладно. За семьдесят пять бери, — согласилась она, и я тут же расплатился.

Неплохо они тут устроились. Взять собрание сочинений у какой-нибудь бабульки за двадцатку, продать за семьдесят пять… По бумагам выплатить бабульке с двадцатки, взяв еще и процент магазина… Остальное, скорее всего, между собой делят. Да, по антуражу тут рынком и не пахнет, а на самом деле это островок капитализма…

Ну и мне повезло, что за меня никто не поручился, а сделку мне предложили. Видимо, выгляжу я совсем молодо. Так молодо, что точно не похож даже на лейтенанта милиции… И в то же время одет прилично, обувь импортная, костюм не из дешевых, а в подаренном чемодане было и два итальянских галстука из шелка, один из них сейчас как раз на мне. Дизайн у галстуков сейчас, конечно, совсем не тот, что я привык в двадцать первом веке. Узенькие они, и узоры сплошь кондовые. Но этот галстук все равно отличался от советских. Не скажешь, что принципиально лучше чем-то, просто видно, что импортный, и все тут…

Она завернула собрание сочинений и обвязала бумажным шпагатом несколько раз. Отличный подарок получился… И тут до меня дошло, что я же могу эти тома в нашу типографию отнести, и у меня таких собраний два десятка будет! А бате того же Конан Дойля в семи томах можно подарить. Не меньше удовольствия получит. А с точки зрения моих намерений — я хотел заплатить за подарок бате, и я заплатил семьдесят пять рублей. Просто будет замена подарка. А поскольку Марьяна работает дисциплинированно, то вскоре и Беляев весь будет издан, и я его бате на Новый год презентую. И не бывшее в употребление собрание сочинений, а новенькое, с иголочки.

Точно! Надо будет обсудить с Сатчаном, пусть предложит заказчикам восьмитомник Беляева переиздать.

Москва. Торгово-промышленная палата.

Наслушавшись от Белоусовой про то, как Ивлева заставляет коллег слушать выступления по радио своего мужа, Андрианов решил и сам послушать, что же такого вещает этот бандит, работающий референтом в Верховном Совете, у которого в друзьях цыгане с медведем, а дома живёт панда, для которой он держит в квартире контейнер бамбука, присланный вьетнамским генералом…

В четыре часа пошла заставка программы «Ровесники», и Андриянов сделал приёмник погромче. Наконец, ведущий представил своего собеседника Павла Ивлева. Передача была посвящена колонизации Африки, работорговле, и миллионам ее жертв…

Кому интересно слушать про этих негров, миллионом меньше их или больше, разве же кто заметит? — поморщился Андриянов от тех шокирующих подробностей, что рассказывал Ивлев. — А вот за границей, особенно в капстранах, могут и обидеться, услышав такое… В тех же посольствах кто-нибудь случайно услышит… И как он не боится такое говорить на всю страну? Включат его западные посольства в чёрные списки и не сможет он поехать никуда в приличное цивилизованное место с делегацией. Молодой ещё, зелёный, импульсивный… Совсем не понимает, что делает!

Москва. У дома Ивлевых.

Вернувшись домой в первый момент, подумал, что в чужой двор попал. У нас во дворе откуда-то взялась толпа народу. Вышел из машины и попытался оценить обстановку. Детский городок открыли. На горки и качели стояли очереди, и не по одному-два ребёнка, а десятками. А вокруг роились многочисленные мамаши…

Недоуменно поднял брови. Неужели у нас в доме столько детей?

Тут заметил соседку Николая, капитана дальнего плавания, у которой сынишка как-то задыхаться начал. Она скандалила с какой-то другой мамашей. Прислушался, оказывается, соседка пыталась выгнать с нашей площадки чужих детей из других домов.

Вот это побочный эффект! — подумал я. — Со всех окрестных домов дети набежали. Хорошо, что не успел статью в газету написать. А то не то что со всей Москвы, из Подмосковья стали бы детей привозить. А что? Станция электричек недалеко…

— Это что, так теперь и будет? — остановился рядом с недовольным видом глава семейства Лисенко. — Так и будет этот галдёж на весь двор стоять?

А галдёж, и правда, стоял. Стоять в очереди на горку или качели не у всех терпения хватало. Дети с криками носились по площадке друг за другом. Несколько детей ревели обиженно на всю округу… Кто-то ударился, кто-то упал, кого-то из очереди выставили, кто-то домой уходить не хотел…

— Какой кошмар! — проговорил я, представив, что у меня дети под этот гвалт теперь спать должны будут.

Лисенко с крайне недовольным лицом пошёл к подъезду.

— Вот, спрашивается, ему-то что переживать? — услышал я над ухом. — У него окна на другую сторону дома выходят.

Обернувшись, увидел нашего председателя.

— Что-то пошло не так, Дмитрий Васильевич, — озадаченно проговорил я. — И что будем делать?

— Не можем же мы двор закрыть, — развёл он растерянно руками. — Нас не поймут…

— Это точно, — кивнул я.

Только много лет спустя, когда появится в стране частная собственность, перестанут тыкать пальцем и называть единоличниками жителей, решивших закрыть свои дворы.

Вот это попадос… Как говорится, благими намерениями выстлана дорога в ад. И что делать? А может, это просто в первый день ажиотаж? Через недельку все наиграются… Но если нет, то придется принимать какие-то меры. Ладно, что-нибудь придумаю…

Дома меня ждала недовольная жена. Они с Ксюшей стояли у окна в большой комнате и наблюдали весь тот бедлам внизу.

— Мы для детей из других домов, что ли, это всё затевали? — чуть не плача, спросила меня Галия. — С маленькими детьми туда даже не выйдешь, сшибут же сразу!

— Потерпите, девчонки, — ответил я. — Надеюсь, как всё новое, это будет интересно соседским детям только в первые несколько дней. А потом все про наш двор опять забудут.

— Думаешь? — поджав губы, посмотрела на меня Ксюша.

— Слабо верится, если честно, но некоторым вопросам лучше дать отстояться, прежде чем принимать новые решения, — ответил я. — И не переживайте вы так, если дело само не наладится, то что-нибудь придумаю…

Потихоньку от жены сходил к Якубовым на шестой этаж, передать, что Дилару надо с машиной встречать. Загит оказался на дежурстве. Передал Анне Аркадьевне. На всякий случай спросил, во сколько поезд, чтобы день спланировать. Оказалось, вечером.

— Ну, точно мне придётся ехать, — заметил я. — у Марата тренировка в это время. Ладно, ничего страшного.

— У тебя же тоже тренировка. Ахмад съездит, — возразила мне мама.

— Ага, ну хорошо… Но если что-то измениться, вы знаете, где меня найти!

Пожелал им спокойной ночи и пошёл на четвёртый этаж. Может, хоть мусор помогу вынести после стройки.

В среду с утра Галия напомнила, что у моего отца сегодня день рождения.

— Ты сегодня поедешь его поздравлять или в субботу поздравим? — спросила она. — А то я ещё не собрала им ничего.

— Сегодня только позвоню, поздравлю. Подарок уже готов, в субботу вручим. Если на природе будем, всё-таки, сидеть, то лучше с утра на рынке накупить закусок всяких. А конфеты и печенье ты им недавно совсем передавала.

— Ну, хорошо, — согласилась жена и поехала со спокойной душой на работу.

Позвонил отцу на кафедру, поздравил. Он напомнил, что ждёт нас в субботу. Потом пошёл на четвёртый этаж помогать Загиту. Обедом нас кормила мама на шестом этаже. Потом я пошёл узнать, как дети спят под эти нескончаемые детские визги и рёв с улицы.

Ирина Леонидовна была очень недовольна.

— Что-то вы не то, товарищи дорогие, сделали, — сказала она. — Придётся теперь с закрытыми окнами всё лето спать.

Не стал ничего ей возражать, подошёл к окну, а там!.. Детей на нашей площадке ещё больше стало… Казалось бы, куда еще больше, но нет, были резервы, оказывается.

Потом Ирина Леонидовна вспомнила, что звонки были. Оказалось, что Жуков звонил, оставил для меня сообщение, что часам к четырём сегодня машина будет.

— Отлично, — обрадовался я и перезвонил ему.

Уточнил, какая будет машина, назвал адрес. А квартиру указал сразу Ахмада. Если водителю надо будет нас позвать на разгрузку, когда приедет.