Внучь олегарха (СИ) - Номен Квинтус

У меня даже начала зреть идея о быстрой смене ВУЗа: все же нервные клетки не восстанавливаются, но скандал потух еще быстрее, чем разгорелся. Просто по какой-то своей нужде в Технилище приехал товарищ Булганин (и вовсе не по мою душу), а когда ему стали жаловаться на «самоуправство невесть что возомнившей о себе студентки», он им сообщил, что студентка нечего о себе не возомнила, а просто передала в СНТО МИСИ заказ Сомвина, ну а решение о строительстве нового опытного завода для Технилища было вообще принято на самом верху. А заодно намекнул на то, что руководство института по-хорошему должно эту студентку благодарить за новый завод, ведь это именно ее проекты подвигнули руководство страны на его строительство…

Передо мной никто, естественно, за необоснованный наезд извиняться не стал, все просто сделали вид, что «ничего и не было» — но, вероятно, это было и к лучшему. По крайней мере ко мне стали, наконец, относиться, как к простой студентке. То есть и дергать по разным поводам перестали, и перестали меня пытаться «облизывать» — и у меня появилось вожделенное свободное время. Правда, комсомольцы институтские решили, что это время у меня появилось чтобы поактивнее комсомольской работой заняться, но я их быстро переубедила и принялась «культурно расти над собой». В кино, наконец, ходить стала, в театры… два раза сходила даже, но поняла, что «это не моё». Книжки читать художественные начала — и начала замечать, что парни вокруг существуют не только для выполнения каких-то работ…

В прошлой жизни у меня несколько раз какие-то романтические отношения возникали — но очень быстро прекращались: слишком уж быстро потенциальные избранники демонстрировали, что их интересую совсем не я, а мои деньги. А потом и вовсе не до них стало — а сейчас парни некоторые стали за мной «ухаживать». Робко так, даже смешно — и трогательно. И абсолютно в рамках нынешней — весьма строгой — морали, когда даже под руку по улице пройтись считалось чуть ли не развратом.

Вот удивительно: пока я была «комсомольской активисткой», ни один парень в мою сторону даже не смотрел — то есть «влюбленным взглядом» не смотрел, а стоило мне с такой деятельностью покончить — и на тебе! Но все же это, скорее всего, обуславливалось тем, что раньше я сама себя вела как законченная стерва (каковой, собственно, и являлась), а теперь поводов для проявления стервозности не стало.

А еще у меня появилось время все же и с соседками поговорить о чем-то, кроме работы и способов собственного прокорма, и я с удивлением узнала, что страна-то действительно сильно изменилась! Мне Аня рассказала по этому поводу много нового и интересного — и я в очередной раз подумала, что деда мне сейчас найти будет очень непросто.

О том, насколько дед был крут, я узнала уже когда его не стало. То есть я знала, что родители мои просто «пропали» на ставшей «независимой» Украине, возвращаясь из Венгрии, где отец что-то из нашей продукции менял на венгерской АЭС, и откуда вернуться решили на купленной там машине. А уже потом мне начальник охраны завода рассказал, что дед, отправив меня учиться в Мексику, переоформил всю собственность на меня и на пару месяцев сам «куда-то уехал». А когда я разбирала бумаги деда, нашла несколько вырезок из «незалежных» газет с сообщениями о том, что из обломков «моего» БМВ (там была дедова пометка об этом) выгребли ошметки какого-то тернопольского банкира, о том, что на похоронах и вся семья этого банкира была «расстреляна неизвестными», несколько сообщений про найденных «возле дороги» трупах вооруженных людей — а уже позже узнала, что в Чопе тогда поменялся весь состав пограничников, и почти месяц хохлы даже боялись требовать взятки с перегонщиков. А ведь деду-то тогда было уже восемьдесят! То есть думала, что семьдесят, но и это ведь очень немало!

Ну а где он такого опыта набрался, я тоже от него узнала, но сильно позже моего возвращения из Мексики, когда уже вовсю руководила и заводами, в городком. Дед мне тогда рассказал — то есть сначала рассказал, что он «помогал Судоплатову в Испании», а когда я потребовала «рассказать мне всё», то узнала, что вернувшись из Испании дед так и остался работать «в органах», причем непосредственно у Павла Анатольевича. И работы у него было много, а особенно много стало уже после войны.

А почему и какой работы — дед мне очень хорошо объяснил:

— После войны на свет божий полезло очень много всякой шушеры националистической, то есть они и раньше, конечно, были, но таились — а тут поперли. Потому что в руководстве страны, особенно в армии, в войну многие наворовались изрядно, а за рубежом это отследили и начали их шантажировать, тихонечко так. В том плане, что «вы страну, конечно, не продавайте, но некоторых, с пути сбившихся, все же пожалейте». И ведь мразь эту даже арестовывать и судить не получалось, их же даже на уровне Политбюро прикрывали! Вот и приходилось страну чистить… внесудебными методами. Неплохо так почистили, уже и к верхушке подбираться стали поближе — но они что-то почуяли…

— А Сталин что, не знал об этом?

— Знал. И специальную группу Судоплатова лично курировал, но даже Паша не знал, что Иосиф Виссарионович нескольких человек из его группы в другую вывел. То есть не знал задачу этой группы. Точнее, все же знал: в случае попытки госпереворота мы должны были всю эту гнилую верхушку зачистить. У нас почти все было для этого подготовлено: и тайники с оружием, и система внутренней связи. Однако приказ он мог отдать… в специальном случае, а Берия приказа такого вовремя не отдал. А когда Берию убили, его и самого лишили возможности хоть что-то приказывать…

— Когда Берию арестовали или когда расстреляли?

— Когда убили. Его никто и арестовывать не собирался, хотели просто вывезти куда-то и там же убить. «Почетную» роль палача Жукову выделили, но еще у Берии на квартире генерал Батицкий, видимо опасаясь, что Берия из своего портфеля браунинг наградной достанет, поспешил… Если бы сразу стало известно об убийстве Берии, то Паша точно бы приказ отдал — но он ждал, пока Берия сам заветные слова скажет: у него же был доступ к протоколам якобы допросов.

— А почему тогда тебя… вместе с Судоплатовым…

— А потому что мы еще раньше подготовились, чтобы «исчезнуть». А я, когда Сталина убили, как раз на задании был, лесных зачищал по лесам, так что… Ну, нашли мой труп местные милиционеры — на этом дело и закончилось.

— А этот, Олег Архипов?

— В пятьдесят первом из лагеря вышел, где три года лес валил за то, что по ротозейству какую-то дорогую машину сжег. Вышел-то с деньгами, хоть и невеликими, напился до белой горячки — и замерз насмерть. Я тогда документики-то его и прибрал, и вот пригодились. И сидел я почти полгода в ожидании приказа…

— А какой приказ мог кто-то из тюрьмы отдать?

— Да очень просто, нужно было всего лишь пару слов нужных сказать… а Паша думал, что Берия жив, ждал приказа и самостоятельно не действовал — ну а потом уже просто поздно было.

И тогда дед мне подробно рассказал, как должен был отдаваться приказ и какие кодовые слова определяли его «жесткость» — ну а я просто «отдала приказ» по самому жесткому варианту. И, выходит, не напрасно это сделала: по словам Ани сейчас всеми партийными делами заправлял товарищ Пономаренко, хозяйственными и международными — товарищ Патоличев, а армией и вообще всей обороной командовал Булганин. А вот куда делись прежние «партийные деятели», было не очень понятно: они вообще пропали из поля зрения общественности. Правда, ходили слухи (непроверенные, естественно), что товарищ Куусинен и товарищ Хрущев прекратили свое земное существование, но скорее всего эти слуха основывались на том, что о них вообще нигде больше не упоминалось. Но ведь и о маршале Жукове, казалось, газеты совсем забыли — а его ведь просто выгнали из армии и отправили на сильно досрочную пенсию.

Однако лично меня радовало, что внутренняя (да и внешняя) политика в стране так изменилась. Мне в принципе было плевать на любые «измы», но, как говорил дядя Симон, «заводы должны работать при любом строе». А чтобы заводы работали хорошо, нужно, чтобы и рабочие жили неплохо — и вот в этом направлении все как-то очень быстро развивалось. Те же стройки…