Блондинка с розой в сердце (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

— Где Серый живёт? — спросил я. — Назови адрес.

Павел изогнулся. Потому что ствол ПМ впился ему между рёбер.

— Я не знаю его адрес! Честное слово! Не знаю! Я у него никогда не был. Товарищ капитан, у меня есть только номер его телефона. В сумке. Написан на спичечном коробке. Это мне Серый его записал. Он сказал, что редко выходит из дома. Только в магазин. Сказал: если не дозвонюсь к нему сразу, чтобы я перезвонил через полчаса. Я должен только позвонить!

Я вынул из сумки спичечный коробок с изображением звезды Героя Советского Союза и с надписью: «Город-герой Ленинград». Увидел я там и цифры телефонного номера, написанные синими чернилами шариковой ручки.

Сказал:

— Поехали.

— Куда? — спросил Павел.

— К тебе домой. Поговорю с твоим отцом. Послушаю его версию этой истории.

Павел сглотнул.

— Папа сейчас на работе, — сказал он.

— Подождём. Заводи мотор.

Битков помотал головой.

— Не могу. Товарищ капитан… я не могу.

— А если я отстрелю тебе ухо?

Павел дёрнулся.

— Не могу, — повторил он. — Товарищ капитан, у меня нет ключа от этой машины. Это вообще не мой автомобиль. У меня и прав на вождение нет. Я не умею ездить за рулём. Честное слово! Это Серый сюда машину пригнал. Он ещё в субботу её тут поставил, около парадной. Мы с папой в ней только сидим. По очереди. Уже третий день подряд. Я дворнику сказал: меня жена из дома выгнала.

Павел скривил губы — то ли от боли, то ли он так улыбнулся.

Я сунул спичечный коробок с номером телефона Серого в карман своего жилета. Туда же убрал и паспорт Биткова.

— Тогда слушай меня и запоминай, Павел. Повторять не буду. Сейчас мы с тобой выходим из машины. Неторопливо, без дерготни и суеты. Сразу идёшь к арке. Тоже: не спеша. Становишься там лицом к стене. Проверю тебя на предмет оружия. Побежишь — получишь пулю в ногу. Это я тебе гарантирую. Потому что у меня и значок «Ворошиловский стрелок» имеется. Не промахнусь.

Павел кивнул. Я спрятал его барсетку в свой рюкзак.

Скомандовал:

— Выходим, Паша. Без фокусов. Александра Лебедева — дочь генерала КГБ. Мне поручили её защиту. Со всеми положенными при этом полномочиями. Вздумаешь чудить, парень — наделаю в тебе дырок, без промедления, рука не дрогнет. Выговор за твоё убийство я не получу. Понимаешь? А вот медаль или даже орден — вполне возможно. Имей это в виду, парень.

Я первый выбрался из салона. Сунул за пояс пистолет, прикрыл его жилетом. Надел рюкзак.

Наблюдал за тем, как неуклюже выбирался наружу Битков.

— Вперёд, — сказал я. — На выход. Не верти головой.

Павел двинулся через двор к арке. Медленно, на прямых ногах. Будто дожидался выстрела в спину.

Я обыскал Биткова посреди тоннеля-выхода из двора. Не нашёл у него ни холодного, ни огнестрельного оружия — обнаружил только сплющенную карамельную конфету в кармане его рубашки.

По переулку мы шли молча.

Около булочной я поймал машину. Битков озвучил водителю адрес: тот самый, что значился у него в паспорте. В пути мы с Павлом не разговаривали — я сидел рядом с ним на заднем сидении, держал руку на рукояти пистолета.

В тёмной парадной, куда я вошёл вслед за Павлом Битковым, пахло вековой (будто ещё дореволюционной) историей, пылью и гарью (словно у кого-то из жильцов дома сбежало на плиту молоко). Я отдал Павлу его барсетку. Тот вынул из неё большой, похожий на оружие ключ. Поковырял ключом в замочной скважине. Я тем временем разглядывал вертикальный ряд дверных звонков около двери — верный признак того, что мы пришли в коммунальную квартиру. Моё подозрение подтвердилось: Павел ещё из прихожей указал мне на обшарпанную дверь комнаты, в которой он проживал вместе с отцом.

Единственное, чем впечатлило меня жилище Битковых, так это высота потолков в комнате (да и во всей квартире). В остальном же их ленинградское жильё показалось мне похожим на притон для бездомных. Я окинул взглядом засаленные обои, из-под которых местами выглядывали газетные заголовки с ятями. Посмотрел на превратившуюся со временем в хлам антикварную мебель. Вдохнул пропитанный запахами пота и алкогольного перегара застоявшийся воздух. Не оценил я и тусклый жёлтый свет электрической лампы, одиноко свисавшей с украшенного трещинами и бурыми пятнами потолка.

Павел прикрыл за нами дверь комнаты и сообщил:

— Папа вернётся после четырёх.

— Подождём, — сказал я.

Уселся за стол, примостил у ножки стола свой рюкзак, положил перед собой на столешницу пистолет.

Павел взглянул на ПМ. Сел на скрипучий диван около окна. На улице у него за спиной (за грязными стёклами окна) покачивал ветвями тополь.

— Товарищ, капитан, — сказал Павел. — Это правда, что журналистка… Александра — дочка генерала КГБ? Вы сказали об этом ещё там, у неё во дворе.

— Правда, Паша, — ответил я. — Её отец генерал-майор Комитета государственной безопасности Виталий Максимович Корецкий. Слышал о таком?

Битков повертел головой.

— Нет, — сказал он. — Не слышал.

— Такие люди не перевозят валюту для кооператоров в поезде, Паша. Это кооператоры для них везут и несут всё, что им прикажут. А к тем кооператорам, кто ослушается, приходят такие люди, как я: с оружием…

Я положил руку на пистолет.

— … И тогда кооперативы закрываются. Или переходят к другому владельцу. Понимаешь?

Павел дёрнул плечом, затем кивнул. Проводил взглядом пролетевшую над столом муху.

Он снова взглянул на пистолет, вздохнул и спросил:

— Товарищ капитан, и что теперь будет… с нами? Со мной и с папой. Ведь мы же… не знали. Честное слово!

Павел вздохнул.

— Посмотрим, — ответил я. — Чуть позже решу вашу судьбу. Послушаю сперва, что расскажет мне твой отец.

Глава 16

Позавтракал я ещё утром в поезде. Пообедал в комнате Битковых: съел завалявшиеся в рюкзаке остатки печенья и рыбные консервы, запил их горячим чаем. Павел Битков похлебал вместе со мной несладкий чай. Но к еде он не притронулся (будто выдерживал строгую диету, или же лежавший на столе пистолет напрочь лишил Пашу аппетита). За проведённые в моей компании часы Павел совсем «расклеился»: шмыгал носом, глаза его то и дело влажно блестели, и даже приметный прыщ на его лице снова покраснел.

Иннокентий Николаевич Битков (то самый «пенсионер» с залысинами и козлиной бородкой, который недолго побыл моим попутчиком в поезде) вернулся домой точно в предсказанное Павлом время. Он перешагнул порог комнаты, взглянул на пистолет в моей руке, перевёл взгляд на сына. Поздоровался со мной. Осторожно поставил около двери свой портфель, вынул из кармана большой носовой платок и промокнул им выступившие на его лбу крупные капли пота. С моего разрешения прошёл к дивану, уселся рядом с сыном.

Иннокентий Николаевич будто бы чуть расслабился при виде моего удостоверения капитана КГБ. Словно представитель Комитета государственной безопасности выглядел в его глазах не столь страшным, как милиционер или бандит. Сын шепнул ему, что «долбанная журналистка» оказалась дочерью «КГБшного генерала». Я приказал Павлу заткнуться, пообещал, что прострелю ему ногу. Это обещание на Биткова-младшего снова подействовало: Павел замолчал (на его глазах вновь появилась влага). Он прижался плечом к пиджаку отца.

— Слушаю вас, Иннокентий Николаевич, — сказал я. — Поведайте мне, как всё было на самом деле. Рассказывайте подробно. И честно. Начните с того момента, когда вы впервые узнали о существовании журналистки Александры Лебедевой.

Я будто бы невзначай указал дулом ПМ на ногу Павла — тот сразу же закрыл рот. Иннокентий Николаевич кивнул. Накрыл своей ладонью руку сына, пожевал губы (его бородка задрожала). И выдал мне примерно ту же историю, которую я уже слышал сегодня от Биткова-младшего. Его рассказ изобиловал новыми подробностями (о финансовом положении их семьи, о поездке в Волгоград, о побеге из поезда, о возвращении в Ленинград, о взаимоотношения его сына с Сергеем). Но он ни в чём не противоречил повествованию Павла.