В гостях у Рема или разведчик из будущего (СИ) - Птица Алексей
Не став спорить Шириновский, подхватил свой табурет, и бросился вслед за остальными, крича ругательства и всякие односложные слова. Битва закипела. Уже никто не орал и не обзывался, а только ревел, работая кулаками, стульями или дубинками.
Взлетали и опадали вниз табуретки, ломались стулья, отдавая свои ножки рукам вандалов. Затем полученные таким путём импровизированные дубинки охаживали оппонентов по всем местам.
Вдребезги разбивались кружки, падая на головы, летели клочья пены из них, размазываясь по лицам и телам. Кричали разинутые рты, заглушая криком животный страх и провоцируя животную же ярость. Дико визжали женщины, разбегались в разные стороны непричастные к драке, и гроздями висели на деревьях неведомо откуда взявшиеся мальчишки, освистывая дерущихся.
Схватившись друг с другом, коричневые и серые бились на совесть, вымещая на врагах свою злобу и ярость. А вокруг них одобрительно вскрикивала толпа людей, подзуживая свою сторону и осыпая ругательствами противоположную.
Схватка длилась от силы полчаса, после чего послышались многочисленные свистки, завизжали тормоза полицейских грузовиков, и берлинская охранная полиция («шутцполицай») бросилась разнимать сражающихся, молотя без разбору дубинками и тех, и других.
Домой Шириновский добрался уже глубоко вечером, сев на трамвай за два квартала от места битвы. Сама битва запомнилась ему плохо. Мешанина рук и тел, фантасмагория звуков и запахов. Своим табуретом он скорее отталкивал, чем бил, постоянно увёртываясь от кулаков и дубинок атакующих его коммунистов и держась позади остальных.
Временами это не удавалось, и он поневоле оказывался в самой гуще схватки, замирая сердцем от ужаса и пытаясь вырваться из плотного окружения. Где-то в толпе затерялся и табурет, хорошо хоть ему удалось не попасться в руки полиции, а то бы ещё пришлось платить за порчу имущества пивного заведения.
В этот раз ему повезло, сказались старые навыки Маричева, да и сам он заранее предугадывал действия находящихся против него людей и успевал увёртываться.
Уже придя в свою комнату, он в тусклом свете электрической лампочки осмотрел себя, обнаружив на своём коричневом мундире пятна чужой крови, да многочисленные рваные дырки. Но в этот раз ему явно повезло или даже не повезло, а посчастливилось работать головой, а не руками. Умывшись и раздевшись, он, матерясь про себя по-русски, выключил свет и лёг спать, чувствуя, как ноют его руки и ноги, и трещит от пива голова. С тем и уснул, больше ни о чём не думая.
Глава 15
Шольц
Наступившее утро принесло, помимо жуткого похмелья, страх разоблачения пассивного участия во вчерашней битве. А ещё мелькнула мысль, не потерял ли он деньги. Шириновский вскочил и, схватив лежащую на табурете форму, стал её лихорадочно щупать и, только найдя заныканные вчера десять марок, расплылся в довольной улыбке.
Всё-таки он смог удержаться и не потратить их, и даже не потерял. Нет, не забыл он ещё навыки советской экономии. Помнится, когда он был в Турции, приходилось экономить валюту. А ещё продавать водку и икру в рестораны или на рынок, а взамен покупать всякие костюмы фирмы «Адидас» и толкать их фарцовщикам. Кто носит фирму «Адидас», тот настоящий, гм, молодец.
Может быть, стоит податься в Турцию или во Францию? Он ведь прекрасно знает французский, а в Турции вообще жил и прекрасно ориентируется в местном менталитете, да и турецкий знает на уровне носителя. Пожалуй, надо будет задуматься об этом. Почему бы и нет? Деньжонок ещё надо подумать, как заработать. Во Франции, кстати, фашисты есть или нет? Кажется, были, хоть и по-другому назывались. Ну да фашисты, они и в Африке фашисты, об этом в его мире талдычат все кому не лень. Но всё равно, во Франции намного проще жить будет, чем в Германии. Ладно, это всё потом.
Опять стала болеть башка, ммм… Всё же пива они вчера выпили много, но пиво отменное, тут душой кривить нельзя, настоящее баварское, а не суррогат порошковый. Эх, посидели так посидели, еле ноги унесли. В суматохе он потерял из виду и Шольца, и Губерта. Что с ними, интересно? Живы ли вообще? Да уж… А уже пора тащиться на работу или службу, хрен тут разберёт, что это, но не хотелось идти вообще никуда. Шириновский вздохнул, выглянул в окно, заприметив двух фройляйн. Одна, по канону, была маленькой и толстой, другая худой и высокой. Объединяло их только одно — обе оказались страшными.
С трудом заставив себя умыться, он поплескался у рукомойника, что стоял в его комнате, благо воду залил в него ещё с вечера. Умывшись, глянул на себя в зеркало и провёл рукой по отросшей густой щетине. Надо бы побриться, в больнице его брили, а сейчас щетина уже грозила перерасти в полноценную бороду, скрывая все огрехи лица.
Он снова провёл рукой по волосам на лице. Время до построения у него ещё было, да можно и опоздать сегодня. Всё равно в среде штурмовиков царили разброд и шатание, и многие постоянно опаздывали, хоть вроде бы и дисциплина.
Взгляд упал на коробочку, в которой лежала опасная бритва. Раскрыв коробку, достал бритву. Она оказалась фирмы Золинген и сильно бывалой, что заметно было по чуть сточенному лезвию. Всё остальное тоже имелось: помазок, стаканчик для пены, собственно мыло для бритья, кожаный ремень для заточки бритвы. Не имелось только навыков. Бритву нужно держать правильным образом и под правильным углом, и уметь бриться. Рука навык бритья помнила, но вот мозг, захваченный чужим сознанием, отказывался это признавать.
Попытавшись пару раз и располосовав себе пол-лица, Шириновский плюнул и сложил её обратно, видно, придётся идти бриться в парикмахерскую. Действительно, бритва скорее резала кожу, чем сбривала волосы, та ещё морока… И как люди умудряются бриться этой хренью⁈ Проще уж саблей бриться, чем опасной бритвой! Пока возился, пока мылся и завтракал, пора уже и выходить. Натянув на себя измятую и где-то даже рваную форму, оглядел себя, вздохнул и с изрезанным бритвой лицом, пошёл на службу.
Добрался он без проблем и теперь включился в общие события. Их база штурмовиков уже кипела новостями, и хоть Шириновский опоздал на целых двадцать минут, на это никто не обратил внимания. Все разговоры шли только о вчерашней драке с коммунистами.
Штурмовики стояли группами или по двое-трое и взахлёб пересказывали друг другу подробности. Появление Шириновского тоже не осталось незамеченным.
— Эй, Август, а ты вчера был в пивном саду?
— Конечно, был. Мы там бухали с Губертом и Шольцем.
— Ага. Ясненько, пили вместе, а результат для всех получился разный. Ты вон исцарапан весь, да форма подрана, Шольца вообще замели в полицию, ну, а Губерту досталось больше всех. Он сейчас лежит в больнице, руку ему сломали, а ты цел?
— Да, вроде цел. Форму порвали, да несколько ссадин, но голова цела, так что отделался легко.
— Повезло, или беречь себя стал?
— И то, и другое. Я табуретом отбивался.
Тут Шириновский внезапно вспомнил старый советский мультфильм про попугая Кешу с его манерой подавать информацию и, что называется, с места в карьер стал рассказывать, как они попались на драку, причём рассказывать взахлёб:
— А мы, это… идём поссать, значит, а коммуняки сидят развалясь, тёлок за сиськи держат, а Франц возьми им и фак покажи! Они все такие всполошились, ты чо, типо, гонишь, говно коричневое, а мы их на хер послали и пошли себе спокойно в туалет ссать, а они зассали за нами идти, а выходим — они уже ждут. А нас двое всего, а их десять, и у всех в руках кастеты. А Франц вынимает из-за пояса вот таке-енный кинжал и под нос главному у красно-фронтовцев: гляди, говорит, ещё шаг, и я тебя проткну, как ты тёлку свою членом протыкаешь, да только я не ты, я насквозь проткну! А тот покраснел весь, стал красным, как индюк. И…
— Они и так все красные! — хохотнул кто-то из слушавших его штурмовиков.
— Ну, я и говорю, раки они варёные, придурки краснокулачные. А у меня кастет в кармане вот с такими шипами, я его бац на руку и кричу: кому жизнь не дорога, тому теперь дорога сюда! А они бац на меня, а их десять, а нас двое, а тёлки смеются, а кругом оркестр играет, а у меня ещё кобура на поясе, но пустая. Оружие же нельзя, но кобуру-то можно. Они и зассали, расступились, мы прошли и давай снова пиво дуть. Срали и мазали мы на них!
