Руслан Мельников - Пески Палестины
– Чтоб никто не пострадал по неведению, – пожал плечами Мункыз. – Если какой-нибудь злоумышленник заберется сюда в мое отсутствие…
– Открывай! – потребовал немец.
Без тени волнения алхимик поднял крышку лаза. Эсэсовец заглянул вниз – в темноту. Зажал нос.
– Ох-х-х! Ну и запах!
Да, шибануло капитально. У Бурцева, стоявшего в отдалении, и то глаза заслезились. Забористый запашок! Острый, пронзительный, отвратный… Пахло помойкой, дохлятиной и еще невесть какой гадостью. Гадостями, точнее, собранными воедино в жуткой концентрации. По сравнению с этим убойным букетом даже стойкая алхимическая вонь, что окутывала подворье Мункыза, казалась теперь изысканнейшим ароматом.
– Огня! – кривясь, потребовал Хранитель Гроба.
Дали ему огня. Запалили факел. Ни один мускул не дрогнул на лице лекаря.
Автоматчик с собакой, которая от накатившей вони беспокойно вертела носом и потихоньку сходила с ума, остался снаружи. Тевтонский рыцарь – тоже. В нору загнали кнехтов.
«Ну, вот и все», – подумалось Бурцеву. Рука сама тянулась к камню. Сейчас удобный момент – немцы не смотрят в его сторону.
– Здесь тоже ничего нет! – глухо донеслось из-под земли.
Бурцев от изумления и неожиданности выпустил булыжник.
– В самом деле? – удивился эсэсовец. – Ищите лучше.
Гитлеровец не верил.
В потайном подвальчике что-то упало, что-то разбилось…
– Точно – ничего, хэр Хранитель! Снадобья да мази всякие. И воняет так… дышать нечем.
– Вылезайте!
Фашик не удержался. Привязал скулящего пса к беседке, взял факел, полез в подвал сам. И тут же выскочил обратно. Ругаясь, отплевываясь.
– Что за пакость ты там держишь, Мункыз?
– Я говорил благочестивому господину Хранителю Гроба, что часть субстанций, с которыми мне приходится иметь дело, лучше хранить подальше от жилья.
Ответ прозвучал почтительно и подобострастно. Если алхимик и улыбался сейчас, то искусно прятал насмешку в седой бороде.
Немцы ушли. Впрочем, «ушли» – не совсем то слово. Прикрыв носы ладонями, они уж скорее бежали от газовой атаки. Опасность миновала. Бурцев, превозмогая отвращение, подошел к подвалу, спустился вниз.
На утоптанном земляном полу догорал брошенный факел. Рядом валялись глиняные черепки. Среди битой керамики – маслянистое пятно с белыми шипящими потеками и вкраплениями самых разных цветов и оттенков. А вот снарядов-фугасок, положенных сюда же, на это самое место, нет и в помине. И оружия нет. Вот так чудо! Вот так алхимический опыт!
Бурцев судорожно глотал вонючий воздух и тупо щупал пол. А ничего! А ни хрена! Но как?!
Глава 42
– Все просто, – улыбнулся Мункыз.
Невыносимая вонь понемногу выветривалась. Слезу, по крайней мере, уже не вышибало, так что старик тоже рискнул спуститься в тайный закуток. А спустившись, сунул руку за неподъемный стеллаж и…
И все действительно оказалось проще некуда. Здоровенный шкаф вдруг сдвинулся с места, провернулся вокруг своей оси. Сразу потянуло сквозняком. Откуда-то из-за стены потянуло, выдувая неприятный запах и наполняя подвал спертым воздухом подземелья.
Так… Между задней стенкой стеллажа и каменной кладкой образовалась щель. Потом щель расширилась, стала проемом, в который запросто мог бы пройти человек.
– Старые ходы госпитальеров, – пояснил Мункыз. – О них неизвестно даже всезнающим Хранителям Гроба. Когда немецкие колдуны прокладывали Проход Шайтана, большая часть подземелий обрушилась. Но ходы, что связывали владения иоаннитов с аль-Кумамы – церковью Гроба, уцелели.
Бурцев начинал понимать. Укрытый от чужих глаз подвал всего лишь маскировал вход в настоящий тайник алхимика-подпольщика. Туда-то и была спрятана вся контрабанда. А чтобы у немцев не возникло желания устраивать под землей обыск…
– Ты специально разлил здесь какую-то гадость, да, Мункыз?
– Ну, положим, это вовсе не гадость, – не то обиделся, не то развеселился старик. – Я разбил сосуд с особо зловонными ингредиентами, которые использую для создания философского камня и алхимического напитка, продлевающего жизнь.
– Хм, – Бурцев принюхался, пытаясь определить состав убойной смеси. Не смог. – И о каких же ингредиентах идет речь?
– О, слишком долго перечислять, – Мункыз ухмыльнулся. – Это сложная смесь. Прокисший джак[52], козлиный помет, львиная моча…
Бурцев фыркнул… Надо же, и здесь львиная моча! Венецианские красавицы моют ею голову как шампунем. А местные шарлатаны, выходит, гонят из урины царя зверей философский камень и эликсир молодости!
– …сера, протухшее яйцо, негашеная известь, ртутные соединения…
– Хватит-хватит-хватит! – взмолился Бурцев. – Можешь не продолжать.
Парфюмер, мать твою!
– Ну, и еще многое-многое другое, – сжалился Мункыз. – Запахи эти надолго отпугивают и людей, и собак.
– А это не того… не опасно это? – на всякий случай осведомился Бурцев. – Может, нам лучше выбраться отсюда?
– Ничего страшного, – заверил алхимик. – От вдыхания паров моих микстур еще никто не умирал.
Успокоил… Можно сказать и так.
– А что, из твоего варева действительно выпариваются философские камни и эликсир молодости?
– Ну… философского камня мне еще добыть не удалось, – признался Мункыз, – а что касается эликсира…
Алхимик хитро прищурился:
– Не знаю, Василий-Вацлав. Видишь ли, запах у полученного напитка такой… гм… специфический…
– Уж могу себе представить!
– В общем, никто пока не решился попробовать мой эликсир. Даже я сам. Поэтому мне нечего ответить на твой вопрос.
Ладно, нечего – так нечего. Бурцев сунул факел в проем между стеллажом и стеной подвала. Посветил… Темный коридор. Шершавые стены, низкий сводчатый потолок. Оружия и снарядов не было. Фокусы продолжаются?
– Мункыз, где наши вещички?
– Там, – лекарь-алхимик указывал куда-то во тьму. – Тридцать шагов прямо и десять направо.
Ага, как же, тридцать шагов! И еще десять! Бурцев представил, как этот сухонький старичок бегает в темноте со снарядами под мышкой. С весьма увесистыми, между прочим: Бурцев и то запыхался, спуская танковые фугаски в подвал. А ведь было еще оружие дружинников и два «шмайсера» в придачу. Нет, перетаскать все это добро за время, пока Мункыз находился в подвале один, нереально. Даже для спринтера-тяжеловеса. Быстренько покидать за отодвинутый стеллаж – это еще да, это возможно, но тридцать шагов прямо и десять направо…
А Мункыз смотрел на него и улыбался.
Очень весело!
– Слушай, дед, – Бурцев начинал терять терпение. – Я ведь сейчас напою тебя твоим же эликсиром. Ты у меня быстренько помолодеешь! До младенческого возраста! Чтоб старческое слабоумие прошло.
– Но я говорю правду! – возмутился алхимик.
– Тебе не под силу таскать такие тяжести!
– А я их и не таскал. Там, – кивок в темноту, – есть кому таскать и без меня.
– Там? – Бурцев уставился на него. – Есть? Кому?!
В отблесках факельного света мелькнула тень. И не одна. Из мрака, словно из стен выступали… И не понять, кто выступал… Грязные, страшные… Бурцев невольно отпрянул. Не заметил, как перешел на русский:
– Мать вашу!
Выставил факел вперед. Взмахнул перед собой гудящим пламенем:
– Стоять, уроды! Сожгу любого, кто приблизится!
– Эй, воевода, чего там? – прогремел сверху голос Гаврилы.
В подвал уже спускалась помощь.
– Не кричи так, Василий-Вацлав, – потребовал Мункыз. – И не нужно размахивать огнем. Это друзья.
– Друзья?!
Ничего ж себе дружбаны! Бурцев покрепче вцепился в факел. Рядом уже стояли Гаврила, Сыма Цзян и Джеймс.
– Да, друзья. Это не приведения, не джины и не дэвы. Это люди из плоти и крови.
– Что они здесь делают, Мункыз?
– Готовятся к ночной вылазке. Ты разве не знал, куда идешь, когда направил стопы к моему дому?
– Знал…
Так вот оно, иерусалимское подполье! Вот кто ведет в Святом Городе тайную войну! Пламя гоняло причудливые тени по серым камням и бледным лицам. Толком разглядеть или хотя бы сосчитать людей в этом обманчивом освещении было трудно, почти невозможно.
Подпольщики – вовсе, как оказалось, и не страшные, а скорее уставшие, измотанные – сползались на огонь, будто истосковавшиеся по свету узники. Все вооружены. Но очень-очень убого. Дубинки да короткие ножи. Да два копья на сучковатых палках. Да пара простеньких луков. Да одна ржавая сабля. На весь отряд. Доспехов нет. Щитов и шлемов тоже. С настоящим оружием у этих бойцов невидимого фронта было туго.
– Здесь воины, ремесленники, торговцы, дехкане… – негромко произнес старый араб. – Те, кто слишком много потерял. И кому терять больше нечего. Их семьи погибли. Их сердца жаждут мести.
Сарацин говорил. Бурцев слушал…
В отряд Мункыза входили и мусульмане, и христиане. Не было разве что иудеев: евреев немцы перебили всех поголовно, как только захватили город. Бойцы иерусалимского сопротивления через доверенных лиц поддерживали связь с повстанцами, рыскавшими по Святой земле, снабжали их информацией обо всем, что происходит в логове Хранителей и тевтонов, а также сами периодически совершали вылазки. Нападать на позиции германцев или на немецкие патрули для плохо вооруженых горожан было смерти подобно – смерти бессмысленной и ненужной. Поэтому главной целью подпольщиков становились дома сарацинских «полицаев».
