Уилбур Смит - Смерть и золото
– О нет! – твердо сказала Сара. – Я вовсе не хочу, чтобы люди считали меня распущенной женщиной.
Тут Вики больше не смогла сдерживаться и расхохоталась.
– Но как быть вам? – Сара уже вернулась к более насущной проблеме. – Кого из них вы выбрали бы первым?
– Попробуйте выбрать за меня сами, – предложила Вики.
– Это трудно, – призналась Сара. – Один сильный, и у него доброе сердце, а второй очень красивый и может оказаться умелым и опытным любовником. – Она покачала головой и вздохнула. – Это трудно. Нет, я не могу сделать выбор за вас. Могу только пожелать вам получить от этого большую радость и удовольствие.
Этот разговор разбередил Вики всю душу, гораздо сильнее, чем она могла себе представить. И хотя девушка устала и вымоталась после длинного дня в пути, она долго не могла заснуть и лежала, крутясь под одним одеялом на твердой, нагретой солнцем земле, обдумывая эти странные и совершенно невероятные идеи, что Сара посеяла у нее в душе. И она все еще не спала, когда Сара, спавшая рядом, поднялась, тихо как привидение, и пошла через весь лагерь туда, где спал Грегориус. Она уже сняла с себя длинную рубаху и осталась в одних бархатных бриджах, узких и плотно облегающих ноги, богато расшитых серебром. Тело у нее было тоненькое и стройное и в свете звезд и молодого месяца напоминало полированное эбеновое дерево. Грудь маленькая и высокая, талия тонкая. Она наклонилась над Грегориусом, и тот тут же поднялся, и эта парочка, волоча за собой одеяла и держась за руки, выскользнула из лагеря, оставив Вики в еще более расстроенном состоянии, чем прежде. Она лежала, прислушиваясь к звукам ночи, доносящимся из пустыни. Один раз ей показалось, что она услышала в темноте негромкий вскрик, но это вполне мог быть жалобный вой шакала. К тому времени, когда Вики наконец уснула, двое молодых эфиопов в лагерь еще не вернулись.
* * *Радиограмма, которую граф Альдо Белли получил от генерала де Боно на седьмой день после того, как они покинули Асмару, причинила ему огромную боль и вызвала сильное негодование.
– Он обращается со мной как с подданным! – протестующее восклицал он, обращаясь к своим офицерам. И граф злобно потряс желтым бланком радиограммы, прежде чем зачитать текст сдавленным от гнева голосом. – «Настоящим приказываю вам…»! – Он недоуменно помотал головой. – Никаких вам «прошу» или «будьте любезны», вы заметили? – Он смял радиограмму и швырнул ее на брезентовую стенку штабной палатки, а сам начал расхаживать взад и вперед с важным видом, положив одну руку на кобуру пистолета, а другую на рукоять кинжала.
– Такое впечатление, что он не понимает смысла моих сообщений! – продолжал бушевать граф. – Видимо, мне нужно разъяснить ему положение лично. – Эта мысль вызвала у него взрыв энтузиазма. Неудобства обратного пути в Асмару будут в более чем значительной мере смягчены роскошными сиденьями и превосходными рессорами, разработанными Роллсом и Ройсом, а позднее более чем компенсированы почти цивилизованными условиями Асмары. Мраморная ванна, чистое белье, прохладные комнаты с высокими потолками и электрическими вентиляторами, последние газеты из Рима, компания милых и добрых юных девиц в казино – все это вдруг показалось ему невероятно привлекательным. Более того, это даст ему возможность лично проследить, как обрабатываются и упаковываются охотничьи трофеи, которые он уже успел собрать. Его очень беспокоила проблема правильного обращения с львиными шкурами, он желал, чтобы все пулевые отверстия были должным образом заштопаны. Мысль о том, что поездка даст ему возможность лишний раз напомнить генералу о его происхождении, неважном воспитании и политической незначительности, также была весьма привлекательной.
– Джино! – вдруг завопил он, и сержант вбежал в палатку, на ходу машинально наводя на фокус свою фотокамеру.
– Нет! Не сейчас! – Граф презрительно отодвинул от себя камеру. – Мы едем обратно в Асмару, на совещание с генералом. Предупреди водителя.
Двадцать четыре часа спустя граф вернулся из Асмары в желчном и грозном настроении. Беседа с генералом де Боно стала одним из самых неприятных моментов во всей его жизни. Он сперва даже не поверил, что генерал вполне серьезно угрожает снять его с должности командира и с позором отправить обратно в Рим. И не верил – до тех пор пока генерал и вправду не начал диктовать своему усмехающемуся адъютанту, капитану Креспи, соответствующий приказ.
Угроза подобно дамоклову мечу по-прежнему нависала над красивой кудрявой головой графа. У него в распоряжении теперь было всего двенадцать часов, чтобы добраться до Колодцев Чалди и захватить их; в противном случае – каюта второго класса на борту воинского транспорта «Гарибальди», через пять дней отплывающего из Массавы в Неаполь, уже зарезервированная за ним генералом.
Граф Альдо Белли отправил длинную и красноречивую телеграмму Бенито Муссолини, описав недостойное поведение генерала, и вернулся к своему батальону в жутком раздражении, совершенно не подозревая, что генерал предусмотрительно перехватил его телеграмму и втихую велел ее уничтожить.
Майор Кастелани не воспринял приказ о наступлении всерьез, ожидая в любой момент получить противоположные по смыслу распоряжения, так что пребывал в полном недоумении, когда вдруг обнаружил, что все-таки сидит в идущем первым грузовике, покрывающем последние очень пыльные мили по ухабистой дороге, ведущей в сторону заходящего солнца и к Колодцам Чалди.
Мощные ливни, веками обрушивавшиеся на высоченные массивы эфиопских гор, скатывались с их высот миллионами водопадов и ручьев и обрушивались на долины и равнины в низовье. Большая часть этих поверхностных вод в конечном итоге находила себе извилистые окольные пути в огромную дренажную систему – болота Суд, а оттуда – в истоки Нила, текущего на север, в Египет и далее в Средиземное море.
Меньшая часть этих вод прокладывала себе дорогу в теряющиеся в пустыне реки вроде Аваша или просто стекала вниз и исчезала без следа в рыхлых песчаные почвах саванны и пустыни.
Единственным исключением из этого геологического и климатического сценария, изменившим общее правило, стал водонепроницаемый щит из кристаллического сланца, который простирался от основания гор до конца равнины, неглубоко залегая под слоем красной почвы. Этот слой не пропускал стекавшую с гор воду и направлял ее в длинный и узкий подземный резервуар, указательным пальцем торчавший из основания ущелья Сарди и тянувшийся на шестьдесят миль в сухую, жаркую саванну.
Ближе к горам вода залегала на большей глубине, в нескольких сотнях футов под поверхностью земли, но чем дальше в саванну, тем больше земля понижалась, а слой сланца подходил ближе к поверхности, заставляя воды подземного озера подниматься до уровня менее сорока пяти футов от поверхности.
Тысячи лет эта территория служила гигантским пастбищем для огромного множества диких слонов. Неутомимые в поисках воды животные обнаружили наличие этого подземного озера, своими клыками и ногами врубились в почву и добрались-таки до воды. Охотники с тех пор истребили стада слонов, но вырытые животными колодцы поддерживались в открытом и доступном состоянии другими существами – дикими ослами, сернобыками, верблюдами и, конечно же, людьми, которые истребили слонов.
Ныне эти колодцы – а их насчитывалось больше дюжины на площади в две или три квадратных мили – представляли собой глубокие ямищи в красной как кровь земле. Склоны этих колодцев были изрыты узкими, сильно утоптанными тропинками и располагались ярусами, которые спускались так круто, что солнечные лучи редко достигали поверхности воды внизу.
Сама вода была сильно минерализованная, поэтому имела молочно-зеленоватый оттенок и тухлый металлический привкус, но тем не менее в течение столетий поддерживала в округе весьма представительную животную и растительную жизнь. Местная растительность, обладая развитой корневой системой, вытягивала влагу из глубоких водоносных слоев и разрасталась более густо и мощно, чем где-либо еще в этой сухой и почти безжизненной саванне.
Позади колодцев, ближе к горам, тянулась полоса пересеченной местности, усыпанной битым камнем, со множеством вади, мелких, но с крутыми склонами и приземистыми холмами, такими низкими, что выглядели они скорее как кучки красного латерита. За многие столетия пастухи и охотники, частенько посещавшие эти места, протоптали и пробили дорожки и выемки в склонах вади и холмов, так что теперь местность являла собой лабиринт из пещер и тоннелей.
Здесь сразу возникало впечатление, что мать-природа объявила территорию колодцев зоной мира. Сюда приходили и люди, и животные, но все как бы соблюдали настороженное перемирие, которое редко кто нарушал. Здесь, посреди серо-зеленых кустов верблюжьей колючки и густых зарослей кустарника, козы и верблюды паслись рядом с газелями и разнообразными антилопами, сернобыками и дикими ослами.
