Константин Костинов - Джип, ноутбук, прошлое
Аня сидела на лавке и слушала сказку татарина Равиля.
– …«А я думаю, что мир остался на своем месте», – сказал богач и повернул миску так, чтобы масло осталось на его стороне. Бедняк, которому масла не доставалось ни так ни так, не выдержал: «А я думаю, – сказал он, – что в последнее время в мире все смешалось… Вот так!» Он схватил ложку и перемешал кашу вместе с маслом.
Девочка засмеялась.
«Правильно, – хмыкнул Руслан, – каждый хочет, чтобы масло было с его стороны миски. Я тоже попробую повернуть ее к себе…»
– Анюта, поехали в гостиницу. К маме.
Нехорошее предчувствие в мягких тапках пробежало по его спине.
Юлю не стоило оставлять без присмотра.
– Ты здесь?
– А ты где ожидал меня увидеть? В кабаре? Кстати, тут есть неподалеку.
Руслан смутился. Зная свою шебутную жену, он и вправду за время поездки на извозчике к гостинице был готов обнаружить Юлю где угодно, только не в гостинице, спокойно читающей газету.
– Ну… ты собиралась гулять.
– Я погуляла. По набережной, по площади. Арку Генштаба видела. Пофотографировала немного.
– А… понятно…
Сердце вдруг упало с кандальным звоном.
– ЧТО пофотографировала?
– Генштаб.
Перед глазами оцепеневшего Руслана уже возникла его жена в полосатом каторжанском костюме, но в этот момент Юля не выдержала и расхохоталась:
– Руслан, я, конечно, крашеная блондинка, но не до такой степени, чтобы нагло фотографировать здание Генштаба. Может, ничего бы и не было, но я подумала, что тебе ни к чему жена, обвиняемая в шпионаже.
Руслан вытер пот со лба и сел.
– Что пишут в газетах? – спросил он, успокаивая пульс.
– В Лиссабоне пойманы террористы. У Шаляпина тур по Сибири. За неуважение к полиции оштрафовали шесть теток. Все как у нас. Праздник воздухоплавания начался…
– Мама, – оживилась Аня. – А мы там сегодня были, где самолеты летают.
– Понравилось?
– Не очень. Они уже не летали, только шар один воздушный был. Зато с летчиком разговаривали…
– Руслан, а может, завтра сходим туда вместе? Воскресенье будет.
– А что? Пойдем.
– Руслан, – прошептала Юля на ухо мужу, когда они уже лежали в постели. – Какие у нас планы на будущее?
– Снять квартиру. Гостиница – дорого, а на квартире и кухня будет, где можно готовить, да и… – он покосился на Аню, сопящую на соседней кровати, – отдельная спальня.
– Будешь приставать к своей невинной и непорочной жене?
– Ай! Невинная и неводочная жена моя, не вредничай шаловливыми ручками. При Ане у нас все равно ничего не будет.
Юля вздохнула.
– А на более отдаленное время? Какие у нас планы?
Руслан рассказал о том, что ему пришло в голову, про патенты, про канистры. Про все. И про ожидающую их неизбежную, как дембель, эмиграцию в Америку.
Юля вздохнула и потерлась носом о плечо мужа:
– Знаешь, приятно помечтать иногда о том, как ты уедешь в Америку. Но когда ты ВЫНУЖДЕН туда уезжать – совсем другие ощущения. А мы точно должны уезжать?
– Точно. Если мы не хотим принимать активного участия в Первой мировой войне, двух революциях, Гражданской и далее по списку.
– А мы совсем-совсем никак не можем сделать так, чтобы ничего этого не было?
– Юля, я думал, после Луги ты все поняла…
– Я поняла и не рвусь в прогрессоры, но, Руслан, мне кажется глупым знать будущее и никак этим не воспользоваться…
– Нет.
– Муж мой любимый, ты принципиальный противник любых изменений?
– Я – принципиальный противник изменений только ради самих изменений. Если будет нужно для нас – будем менять. А менять что-то просто для того, чтобы стало по-другому, – глупо.
– А менять для того, чтобы стало лучше для других людей?
– Юля, я – не супергерой, защитник обиженных, униженных, убогих и слабоумных. Это во-первых. Во-вторых, у нас с тобой пупок развяжется, прежде чем мы сможем что-то поменять. В-третьих, даже мы с тобой по-разному представляем, как выглядит это «лучше». Я вижу СССР, а ты – Империю. Тем более другие люди. Такие изменения будут похожи на басню «Лебедь, рак и щука».
Обиженная отповедью Юля с головой замоталась в одеяло. А потом тихонько выпуталась и начала целовать мужа в шею.
Он ведь все равно – любимый.
Желание что-то поменять, сломать систему у Юли выродилось в легкое сожаление о том, что их силенок не хватит на то, чтобы повернуть неповоротливую махину Истории. Просто она уже подумала о том, как это сделать, и честно призналась сама себе, что не представляет, что же такое нужно сочинить, чтобы «отменить» войну и революцию. Это со стороны кажется, что все просто: пришел человек из будущего, махнул рукой направо – и выросли заводы оружейные да автомобильные, взмахнул рукой налево – и встали ряды солдат, сытых, здоровых да обученных. А противников твоих поразила слепота неминучая, такая, что за пять лет так и не увидели они, что в твоей стране что-то поменялось, ни единой мелочишки себе не украли да не внедрили…
Юля заснула, и ей снились угловатые танки с круглыми заклепками и двуглавыми орлами на башнях.
За столом в темном углу дешевой распивочной сидел человек. Молодой, темноволосый, в рабочей одежде. Хотя внимательный взгляд заметил бы, что его мозоли к ручному труду отношения не имеют. Человек, казалось, дремал над двумя кружками пива, но его глаза изредка поднимались под козырьком кепки и обшаривали помещение. Низкий потолок, табачный и махорочный дым, смешанные с испарениями перегара, тяжелые исцарапанные столы, лавки, за которыми сидели рабочие, расслабляющиеся после тяжелого трудового дня.
Глаза блеснули: в распивочную вошел человек, которого ждал сидящий.
Кузнечный мастер экипажной фабрики. Татарин Равиль.
– Добрый вечер, – буркнул он, присаживаясь.
– Добрый вечер, товарищ… – заулыбался его собеседник.
– Не треплите это слово.
– Хорошо, Апостол.
Татарин дернулся.
– Равиль. Меня зовут Равиль.
– А я – Иванов.
– Что вам от меня понадобилось? На фабрике нет тех, кто вас интересует. Ну кроме меня.
– Уже есть. Американцы.
Татарин удивился:
– Они не по этой части.
– Нас разные части интересуют. Расскажи мне о них. Кто такие, что о себе рассказывают, как себя ведут. Про автомобиль их расскажи.
Татарин оглянулся и наклонился к Иванову:
– Охранке-то они зачем?
Иванов улыбнулся, как оскалился:
– Не болтай. Вернее, болтай, но по делу.
…Закончив длинный и путаный рассказ, татарин, он же агент охранки с псевдонимом Апостол, ушел. Иванов остался сидеть, обдумывая информацию.
«Значит, собираются уже что-то делать на фабрике. Что-то… Понятно что. Автомобили. Информация уже пошла в ход. Ладно, Апостол будет следить и рассказывать, что там происходит, буду держать руку на пульсе. Последить бы за американцем, да времени нет. Начальство мое к приработкам на стороне оченно отрицательно относится. Задал же папа задачку…»
Гас вечер, наступала ночь. Наползли тучи, заморосил дождик, мелкий, но по-осеннему холодный. Город, большой и сложный город, успокаивался. Можно было бы сказать «засыпал», но столичные города никогда не спят. Слишком много здесь живет людей, со своими мыслями, чувствами, желаниями и планами.
Строил планы на будущее Руслан Лазаревич, фальшивый американец и настоящий пришелец из будущего. Строила планы его суматошная и энергичная жена. Думал о том, что будет, фабрикант Фрезе. Мучился тяжелыми размышлениями татарин Равиль. Четко, как чертеж, выстраивал ход своих действий господин Иванов. Пилот Мациевич думал о полетах, не зная, что жить ему осталось несколько дней.
Планы были у каждого.
В темном помещении находился, рассматривая в свете гудящего пламени клинок ножа, человек, уже отметившийся в нашей истории под прозвищем Тень.
У него тоже были планы.
На будущее.
Глава 7
Что такое праздник воздухоплавания? Во вторую очередь – это, конечно, воздухоплавание.
В первую – толпа народу.
«Хорошо еще, – думал Руслан, пробираясь через людское скопление, – что все зрелище здесь находится высоко в воздухе и людям нет смысла куда-то толкаться. Иначе устроили бы тут вторую Ходынку…»
«Зрелище» в виде самолетов, пардон, аэропланов, проплывало над головой. Честно говоря, вид медленно летящих, прямо-таки ползущих самолетов вызывал трепет. Казалось, что сейчас эта конструкция из планочек, тряпочек и растяжек не выдержит и рухнет на раскрывших рты зрителей.
Кстати, и без самолетов тут было на что взглянуть: покачивался на краю поля воздушный шар «Треугольник», над городом висел дирижабль, такой типичный дирижабль вроде тех аэростатов заграждения, что через тридцать лет будут защищать небо над этим же самым городом.
Лоточницы продавали конфеты, петушков на палочке, лимонад. В отдалении играл оркестр (навряд ли фонограмма из динамиков).
Где-то громко и неразборчиво объявляли результаты полетов: высоту, время в воздухе и дальность полета.
