Юрий Гулин - Кодекс звезды
Несколько человек остались на местах, остальные поспешили к выходу. Маша, глядя в спину Литвинова, который на саммите представлял наркомат иностранных дел — Наркоминдел Троцкий был в это время поглощён внутрипартийной борьбой и Россию покидать не пожелал — наклонив ко мне голову, сказала:
— Тоже, кстати, мог бы остаться.
Я согласно кивнул. Литвинов (со слов изменника) был единственным представителем высшего звена делегации, кто был причастен к саботажу.
С этим быстро разобрались и в Питере. Вскоре Маша шепнула мне на ухо, что с ней связывался Ленин и спрашивал её мнение о замене Литвинова на Чичерина. Разумеется, она с радостью согласилась. Потом мы узнали, что против такой рокировки решительно возражал Троцкий, но Ильич на этот раз остался непреклонен.
В помощь прибывшему в Париж Чичерину был определён Виноградов. Связка Чичерин-Виноградов значительно усилила дипломатическую составляющую делегации, и переговоры постепенно стали скатываться в более подходящее для России русло.
Забегая вперёд, скажу. Когда Троцкий добился для себя поста наркома обороны, наркомом иностранных дел был назначен Чернов, а двумя его заместителями — Чичерин и Виноградов, который тогда же вступил в партию эсеров. После известных событий 1920 года, когда мы потеряли Машу, Виноградов занял пост наркома иностранных дел. Чичерин — без обид — согласился поехать в Лондон, где сменил на посольстве Литвинова, который в свою очередь упорхнул под крылышко Троцкого в Коминтерн.
* * *Моё личное мнение: Коминтерн — организация экстремистского толка. Таким он был в ТОМ времени, таким остался и в ЭТОМ. В ЭТОМ, пожалуй, даже более, чем в ТОМ. Я не хочу повторять рассуждения Шефа о том, что Коминтерн необходим, как средство давления на Запад. (А также ЮГ и ВОСТОК. Написал бы и СЕВЕР, но моржам и белым медведям Коминтерн ни к чему). Я ведь не спорю: Коминтерн нам пока нужен, хотя бы как место, куда можно запихнуть всех жаждущих мировой революции. Но и хлопот с ним тоже невпроворот.
Эту историю я услышал лично от Чичерина.
Неважно, в какой именно части Лондона произошла эта встреча, был ли на улице смог или нет, в пабе ли она случилась или в закрытом клубе для джентльменов. Про это Георгий Васильевич умалчивал. Но за содержание беседы ручался. Итак, за столиком сидели два респектабельных господина и вели неторопливую беседу…
— Мне поручено выяснить, господин посол, намерено ли новое российское правительство придерживаться в «Большой игре» правил, установленных нашими странами в 1907 году?
Он был красив, как бывают красивы в своих сединах старики, этот холёный английский аристократ с умными, живыми глазами.
— От британцев ли нам, русским, слышать такое, — изобразил удивление Чичерин, — в то время как подданные короля Георга V плетут против нас интриги не только в Афганистане и Персии, но и в Хиве и в Бухаре? И разве не вы не так давно раздвинули границы «Большой игры», выложив на стол «польскую карту»?
— Только после того, как вы положили на сукно «карту турецкую», — поспешил парировать англичанин.
— Согласен, — кивнул Чичерин, — нам есть, что обсудить за столом переговоров. Может, нам прекратить обмениваться взаимными претензиями, а потратить время на согласование времени и места встречи, и определить её (встречи) статус?
— Я и сам хотел предложить вам нечто подобное, господин посол, — тут англичанин деланно вздохнул, — если бы не одно «но».
Чичерин вопросительно выгнул бровь. Англичанин достал сигару, и, пробормотав «с вашего позволения», принялся её раскуривать. Чичерин ждал, не проявляя признаков нетерпения. Наконец действо по раскуриванию сигары завершилось. Англичанин несколько раз затянулся, и лишь потом продолжил беседу.
— Этим «но» является подрывная деятельность так называемого Коминтерна на территории Соединённого Королевства, господин посол.
— Понимаю вас, — очень осторожно начал Чичерин движение по скользкой теме. — Скажу больше, и в нашей стране деятельность этой организации находит сочувствие и понимание далеко не у всех. Но… — тут Чичерин развёл руками, — поймите и вы нас. Мы строим новое демократическое государство с неограниченной свободой слова. И даже если нам нравятся далеко не все слова, произнесённые в наш адрес со стороны руководителей Коминтерна, пока это всего лишь слова, и пока они не выходят за установленные российскими законами рамки, мы не можем запретить деятельность Коминтерна на территории России.
— Да мы от вас этого пока и не требуем, — заверил Чичерина англичанин, сделав ударение на слове «пока». — Мы только хотим, чтобы вы, как знак доброй воли, помогли нам решить один небольшой вопрос, касающийся деятельности Коминтерна. Это-то вы можете?
— На этот вопрос я смогу ответить только после того, как узнаю, о чём идёт речь, — ответил Чичерин.
— Хорошо, — кивнул англичанин. — Нас серьёзно беспокоит всё возрастающая активность бывшего турецкого лидера Энвер-паши, который грозится устроить джихад в наших восточноазиатских провинциях и подконтрольных территориях. Мы знаем, — остановил англичанин попытавшегося вставить слово Чичерина, — что и госпожа Спиридонова и господин Ленин отказались от встречи с этим экстремистом. Ему также отказано во въезде на территорию России. Но зато господин Троцкий находится с ним в постоянном контакте. Пусть теперь он (Троцкий) освобождён от всех государственных постов, но в Коминтерне он по-прежнему играет ключевую роль. Если вы найдёте способ воздействовать на господина Троцкого и прочих руководителей Коминтерна, если вам удастся изолировать Энвер-пашу от контактов с ними, то мы будем готовы немедленно приступить к подготовке британо-российских переговоров на самом высоком уровне.
Чичерин задумался. Англичанин вновь запыхтел сигарой. Наконец российский дипломат произнёс:
— Я доведу ваши пожелания до руководства моей страны. Пока это всё, что я могу сейчас обещать.
Через несколько дней в Коминтерне разразился скандал. Поводом для него послужила статья, опубликованная в одной левацкой газете, издающейся на территории Германии. В статье говорилось о том, что коммунисты-интернационалисты Троцкий, Зиновьев и ряд других товарищей неоднократно замечены в обществе Энвер-паши, бывшего командующего турецкой армией, палача армянского народа, военного преступника, ныне скрывающегося на территории Германии от турецкого правосудия. Прямо по следам этой статьи состоялось экстренное заседание Исполкома Коминтерна, на котором поименованным в статье товарищам было вынесено порицание, и принято постановление: запретить членам Исполкома Коминтерна всяческие контакты с Энвер-пашой.
Уже на следующий день в Лондоне российские и английские дипломаты приступили к подготовке Стокгольмской встречи.
На этом позвольте короткий экскурс в прошлое, касающееся подготовки Стокгольмской встречи, завершить, и приступить к рассказу о том, как проходила сама встреча.
* * *Извините, поторопился. Я ведь ничего не сказал о том, как оказались в Стокгольме я, Шеф, Виноградов и остальные участники переговоров с российской стороны. В состав делегации Микояна ни один из нас не входил. Та делегация действительно прибыла для заключения внешнеторговых сделок, а о том, что её члены должны ещё и отвлекать на себя внимание, знал один Анастас Иванович. Мы же, всего пять человек, прибыли тем же поездом, что и делегация наркомторга, но по чужим паспортам, с изменённой внешностью и в разных вагонах. Потому мы с Шефом и позволили себе экскурсию по центральной части города, что были уверены: в таком виде нас и родные жёны не узнают…
После того, как слуга лорда Кёрзона увёл за собой последних наблюдателей, в дом с чёрного хода поодиночке стали проникать мы. Обошлось без происшествий, и переговоры начались вовремя.
На повестке дня стояли три основных вопроса: Польша, Турция, Туркестан и тяготеющие к нему территории.
Договорились на берегу: каждый из трёх вопросов обсуждаем отдельно, но соглашение подписываем одним пакетом.
Открыл переговоры лорд Кёрзон. В краткой вступительной речи он высоко оценил добрую волю российской стороны, попутно выразив сожаление, что хотя Энвер-паша и находится теперь в политической изоляции, он по-прежнему представляет немалую угрозу: окажись он не в Европе, а в Центральной Азии, и про изоляцию снова можно будет забыть. На что Виноградов заметил:
— Насколько нам известно, Энвер-паша, в настоящий момент, ни о каком азиатском вояже не помышляет. Этот господин пребывает в глубокой депрессии, и даже, со слов знающих его людей, помышляет о суициде.
— Да поможет Господь осуществиться его намерениям, — цинично произнёс лорд Кёрзон.
