Андрей Смирнов - Рыцарь
Я покачал головой. Усмехнулся:
— Вы что, хотите сказать, что я неуязвим?
— Как и всякий человек.
— Только вот кроме вас, никто об этом не знает.
Иммануил кивнул:
— Вы правы. Большинство людей действительно об этом не знают. Некоторые думают, что знают, но… но на самом деле они тоже не знают. Иначе не занимались бы таким бессмысленным занятием, как истребление своих ближних.
— Послушайте, а как, по-вашему, я проклят? Я ведь, с тех пор как здесь появился, убил кучу людей. Значит, если я у этого вашего Бога не вымолю себе прощение, мне придется гореть в аду? Так, по-вашему, получается, да?
— Разве я говорил, что кто-нибудь проклят?
— Хм… То есть мы все попадем в рай?
Иммануил снова коротко взглянул на меня:
— Если вы думаете, что в Царство Небесное кого-нибудь берут против его воли, то… то вы ошибаетесь.
— Так попадем мы все в рай или нет?
— Попадете, попадете… Если только захотите этого.
Я хмыкнул:
— Нужно просто захотеть? И все? Значит, любой маньяк, убийца, совратитель малолетних…
— Если захочет — да. Но как вы думаете — многие ли убийцы и совратители желают Царствия Небесного? Не кажется ли вам, что Царствие Небесное покажется им слишком скучным местом? Ведь там они будут лишены возможности предаваться тем грехам, которым предавались на земле.
— И они попадают в ад?
— У каждого своя собственная дорога. Некоторые люди мечтают именно об аде.
— Что-то не верится.
— И тем не менее это так, — печально покачал головой Иммануил. — Ад кажется им местом, где они смогут осуществить все то, что было им запретно на земле.
— И это им будет дано?
— К сожалению.
— То есть вы хотите сказать, что как бы тот или иной человек ни вел себя при жизни, после смерти он получит именно то, что хочет, и в любых количествах?
Иммануил кивнул.
— Каждому будет дано по вере его, — вздохнул он.
— Это, кажется, откуда-то из Библии? — поинтересовался я.
По губам моего собеседника пробежала странная улыбка.
— Да уж наверное.
— Вы знаете, — произнес Иммануил после непродолжительного молчания. — Недавно один бродяга… такой же бездомный бродяга, как и я… рассказал мне о том, что, по его представлению, чистилище должно представлять собой нечто вроде горы, на вершине которой находится дорога на небо. По-моему, это очень хороший образ. Ведь и взбираться на гору можно с разных сторон, а не только с одной.
— Он тоже чудотворец, как вы? — спросил я. — Творит чудеса где-нибудь по соседству?
— Нет, он именно путешественник. А живет он не здесь, он… Он итальянец.
— Ааа…
Мы помолчали.
— Значит, нет никакой разницы — убивать или миловать, красть или давать подаяние? Все равно каждый получит то, что хочет?
— Вор и дающий подаяние хотят разного.
— Вот именно.
— Есть ли между ними разница? Забудьте об участи, которая их ожидает. Между ними самими есть разница?
— Ну… наверное, да.
— Вот вы и сами ответили на ваш вопрос.
На некоторое время установилась тишина.
— Ладно, — я поднялся, — благодарю за пищу и помощь. Пора мне. Мы с вами занятно побеседовали, но всю эту философию я никогда не любил… Помню, еще в Питере один сектант на улице как-то пристал: «Верите ли вы в Бога, верите ли вы в Бога?..» и еще какие-то дурацкие вопросы задавал… Я с ним даже поболтал, потому что делать все равно нечего было…
— …И под конец беседы решили искусить Бога, — не осуждающе, но и без улыбки неожиданно сказал Иммануил.
Я уже не удивлялся.
— Ну да, я ему сказал, что могу сейчас избить его до полусмерти, а его воображаемый Бог ничего мне не сделает. — Я ухмыльнулся. — Этот уродец, конечно, перетрусил и сбежал.
— А вы, будь на его месте, не испугались бы? Он ведь, кажется, был ниже вас на голову. Да и… — короткая пауза, — разряда по боксу у него тоже не было.
— Да я бы не стал его трогать… Что же я, зверь какой, что ли? Захотелось просто показать этому болтливому умнику, что никакого его Бога на самом деле не существует.
— И доказали?
— Ну, не знаю… Он слишком быстро убежал.
— Ему — ладно… А себе?
— А что — «себе»?
— Себе вы это успешно доказали?
— Вполне.
— То есть вы полагаете, что Господу больше нет дела, кроме как доказывать вам свое существование?
— Ну… это… Ну, Он же хочет, чтобы я проникся и всячески уверовал. По крайней мере, сектантик утверждал, что Бог этого хочет.
— Бог не хочет, чтобы люди преклонялись перед Его могуществом. Поэтому и совершает так мало явных чудес. Он хочет, чтобы люди любили Его, а не боялись. А если я вам скажу, что даже и те чудеса, которые Он совершает, вы попросту не замечаете? Не верите?
— Ну почему же. Я допускаю, что в мире может происходить множество вещей, природы которых мы не понимаем. Всякие ясновидящие вроде вас или той старухи Рихо…
Услышав сравнение, господин отшельник усмехнулся.
— …всякие экстрасенсы… шестое чувство…
— …летающие тарелки, — задумчиво добавил Иммануил.
Поскольку это было произнесено по-французски, я не сразу понял, что он имеет в виду. Но потом до меня дошло, и я кивнул. Проклятый Всезнайка копался в моих мозгах, как у себя дома.
— Твердостью вашего неверия можно было бы восхититься, — со странным выражением на лице произнес отшельник, — если бы вы не верили по убеждению. Но вы ведь не верите из страха.
— Чего-чего?!.
— Именно так. Андрэ, вы — человек деятельный. Вам недостаточно просто знать, как надо поступать. Вы ведь еще будете стараться поступать именно таким образом. Чем-то вы напоминаете мне Симона. Он тоже в свое время был до ужаса практичен и целеустремлен…
— Это вы о ком?
— Неважно. — Иммануил махнул рукой. — Я хочу сказать, что слова у вас не расходятся с делом. Вы посчитали, что поход с королем Филиппом в Палестину — богоугодное дело, сели на коня и поехали. Посчитали, что истребление еретиков — хорошо, сели на коня и поехали в Тулузу… Решили, что спасти ведьму от Луи — ваш долг, поссорились с бароном и поехали в Чертов Бор…
— Дурак был, вот и поехал.
— …и вы знаете, — как ни в чем не бывало продолжал Иммануил, — вы знаете: если вдруг окажется, что Бог существует на самом деле, то жить как раньше вы уже не сможете. Вы не такой человек. Вам обязательно надо будет что-то делать, как-то менять свою жизнь. А вы этого не хотите. Вы боитесь того, что Бог может от вас потребовать запереться в монастыре, или стать мучеником, или — что еще для вас хуже — стать таким же смешным проповедником, с каким вы однажды повстречались на улице. Вы боитесь.
— Ах, так вы, значит, еще и психоаналитик…
Иммануил не ответил. Возможно, потому, что не сразу отыскал у меня в голове значение слова «психоаналитик».
Может быть, и не стоило разговаривать с ним в таком тоне. Наверняка не стоило. Хотя бы из благодарности.
— Ладно, — буркнул я. — Кстати, где мое оружие?
— Все ваши вещи, и оружие в том числе, у Тибо.
Я кивнул:
— Спасибо за обед и за то, что вы меня вылечили. Сейчас у меня при себе ничего нет, но…
Отшельник снисходительно улыбнулся — как бы поражаясь моему скудоумию.
— Не беспокойтесь. Вы мне ничего не должны.
— Но вы спасли мне жизнь! Должен же я как-нибудь отблагодарить вас.
— Я не продаю чудеса за деньги. А что до остального, то у меня есть все, что мне нужно.
— Ну, как знаете… — Я было двинулся к выходу, но потом притормозил: — Если вам когда-нибудь потребуется моя помощь…
— Не беспокойтесь. Как я могу в чем-то нуждаться, если все, что мне необходимо, посылает мне Бог?
Мы вышли из пещеры. Вниз, сквозь заросли ежевики, сбегала узенькая тропка. Пахло летом — душистой травой, горячим воздухом, легким, едва ощутимым ветерком. В ослепительном голубом небе громоздились белые облака-башни.
— Идите прямо, — объяснил отшельник. — Как выйдете на дорогу, вскоре и Севеннская община покажется.
— Спасибо за все. Прощайте.
— Всего вам доброго, Андрэ.
И я налегке бодрым шагом двинулся вниз.
Пели птицы, жужжали насекомые. Тропинка, перечерченная полосами теней, была похожа на пешеходную дорожку. Ветки сухого кустарника тщетно цеплялись за мою одежду. Спускаясь с горы, я начал насвистывать незатейливую, но совершенно незнакомую мне самому мелодию. Видимо, это было что-то из репертуара моего предыдущего «я».
* * *Несмотря на прекрасную погоду и не менее прекрасное настроение, чем дольше я шел по дороге, тем сильнее поднимались в моей душе какой-то ропот, недовольство, ощущение неопределенного неудобства. Проанализировав причины этого неудобства, я понял, в чем дело. Я отучился ходить пешком. За все время, что здесь провел, я еще ни разу не путешествовал по дорогам посредством своих собственных ног. Та часть сьера Андрэ, которая таилась на дне моего разума, возмущалась необходимости даже и этой короткой прогулки.
