Павел Дмитриев - Время собирать камни
– Кому выгодно?! – опять произнес вслух академик, благо посторонних поблизости не наблюдалось, семья же была полностью поглощена процессом примерки, по крайней мере, одного зеркала жене и дочкам явно не хватало. И добавил: – Слишком странная ЕС получается из такой мозаики!
Еще неделю назад не было сомнений: перспективы советских ЭВМ на долгие годы в руках сторонников Единой Серии, проще говоря, предполагались разработка аналога IBM-360 на отечественной элементной базе и последующее использование скопированного программного обеспечения «вероятного противника». Никто особо не возражал – затраты «Голубого гиганта» на программирование оценивались Бруксом[144] в невероятные пять тысяч человеко-лет, истинности оценки никто не выяснял, и так понятно было, что повторить их в разумные сроки СССР просто не в состоянии. Ответственные товарищи не могли сойтись в деталях – делать «свою IBM», никого не спрашивая, или же купить лицензии и разрабатывать «копию с копии IBM» в сотрудничестве с британской фирмой ICL.
Однако на финальной череде заседаний ГКНТ по вопросу унификации архитектуры вычислительных машин позиция МЭП выявилась с совершенно неожиданной стороны. Шокин фактически отказался поддерживать разработку и производство ряда ЕС ЭВМ, ссылаясь на полную загрузку мощностей. Как говорят, он отозвал своего зама немудреными словами: «Чем бы дитяти ни тешились, лишь бы не руками». И даже тяжеловесы типа Келдыша и Горшкова ничего не могли поделать, лишь качали головами да тыкали пальцами в прокуренные потолки кабинетов: вопрос на личном контроле товарища Шелепина, а против него не пойдет даже Генеральный секретарь.
Чем-то это напоминало времена детства, когда из ниоткуда приходили молодые, еще не разменявшие четвертый десяток наркомы, на одном энтузиазме и личном расположении товарища Сталина строили огромные заводы и давали продукцию, иногда – вполне мирового уровня или же, куда чаще, провалив все, что можно, уходили навсегда, упирая ствол револьвера в висок, а малодушные под конвоем – в бесконечный мрак подвалов Лубянки. Вот только министр электронной промышленности не мальчик, исключительно опытный руководитель старой закалки, и проекты в его ведомстве ведутся как по стрелке компаса, без ошибок и метаний. Можно думать о везении, безоговорочной поддержке ЦК КПСС, но Виктор Михайлович, съевший не одну собаку в ведомственных интригах, чувствовал подвох. А вот его причина…
– Петя! Петенька-а-а! – неожиданно буквально под ухом у Виктора Михайловича запричитала бабулька в пальто с неопрятно топорщившимся мехом ондатры воротником. – А ну прекрати! Зачем ты как так-то?! – Она продолжила уговоры, одновременно поднимая с мраморных плиток пола пятилетнего внучка.
– Петя? Петр! – не удержался от восклицания Глушков. – Конечно же! Этот странный журналист, который странным образом попал в кресло директора не менее странного НИИ!
Затянувшийся выбор шапок его уже не пугал, наконец-то из странной мозаики проглянула ясная цель… Опытному администратору не потребовалось много времени, пяток минут, и под новым углом зрения диковатые факты неожиданно быстро выстроились во вполне внятную логическую цепь.
– Кстати! – обрадованный собственной догадкой академик сухо щелкнул пальцами, да так громко, что бабулька с нерадивым внучком дружно обернулись и испуганно прыснули в сторону. Впрочем, ученому до них не было никакого дела. – Не отсюда ли растут ноги у нового завода цветных кинескопов малого, всего-то тридцатитрехсантиметрового размера? Сдается мне, ох как напрасно смеются в Минрадиопроме над этой непрофильной и непонятной инициативой Шокина!
Осень тысяча девятьсот шестьдесят девятого года выдалась неожиданно теплой и для меня, можно сказать, совершенно безмятежной. К жизни в советском прошлом я уже более-менее привык, неспешный примитивный быт перестал тяготить, а радио, газеты и телевизор более-менее утоляли информационный голод. Тем более что реальность полностью разошлась с известным мне будущим и новости стали по-настоящему неожиданными. Особенно те, что зарубежные «Голоса» – как порадуют часовой передачей о итогах визита в Москву нового канцлера ФРГ Вилли Брандта и перспективах скорого объединения Германии, так и ходишь неделю, пытаясь найти следы переговоров в программе «Время» и газете «Правда».
Впрочем, политика вторична или даже третична. Есть события куда интереснее: русские лыжи (так сейчас в мире называли сноубординг) за несколько лет набрали такую неимоверную популярность, что их планировали включить в программу зимних Олимпийских игр[145] тысяча девятьсот семьдесят второго года, что пройдут в Саппоро. В СССР же про это никто, похоже, не слышал, по крайней мере, на склонах я встречал только энтузиастов-любителей. С производством монолыж еще хуже – на рынке представлены лишь самоделки и продукция небольших кооперативов типа моей «Галактики», способной сделать за год не более пары сотен «досок». Самое время расширить предприятие, но не получалось, доступ частников к более-менее серьезным производственным мощностям коммунисты разрешать и не думали. Более того, мои лишние несколько сотен «коммерческих» рублей в месяц, судя по всему, не на шутку задели товарища Шелепина – подбрасывать нам с Катей «премии в конверте» он прекратил.
Зато на работе в НИИ стало проще и свободнее. С появлением на столах «персоналок» до большей части сотрудников наконец-то дошло, к чему начальник их исподволь готовил предыдущую пятилетку, так что в «Интеле» наконец-то воцарились осмысленность и четкое понимание цели. Даже летняя ругань по поводу стандартов на протокол IP неожиданно пошла на пользу моему авторитету, оказалось, что как раз изрядной толики жесткости и самодурства коллективу и не хватало в моем директорстве. В общем, благодать, даже с традиционным ноябрьским цирком мне удалось разобраться без особых потерь – прошлогоднее «табло лозунгов с компьютерным приводом» в МЭПе не только сохранили для будущих демонстраций, но и усовершенствовали, а чуть позже, как крайне востребованный при социализме товар, запустили в серийное производство. Соответственно могли хвастаться достижениями без моего участия.
Запланированные хозяйственные хлопоты по строительству в «Интеле» собственной столовой пришлось отложить до следующего обострения классовой борьбы. На фоне исчезающего продуктового дефицита и накатывающего частного общепита подобный бизнес среди директоров стал стремительно выходить из моды. Хлопотно кормить людей, куда проще сдавать площади в аренду, благо обновленная нормативная база это скорее поощряла, чем запрещала. Руководитель соседской ТЭЦ не избежал подобного искушения, более того, он воспользовался моим советом и вместо обычно практикуемого выделения части трудового коллектива «в кооператоры» сдал свою «рыгаловку» сразу двум сторонним предпринимателям.
Не сказать, что перемены сильно повысили качество еды и обслуживания, но очереди практически исчезли, а чистота уборки столов и пола вполне добралась до уровня средней кафешки из моего две тысячи десятого года. Цены тоже подросли, но не скажу, чтобы значительно, скорее, в общем тренде – питание в СССР потихоньку дорожало, а промтовары, напротив, едва заметно дешевели. Так что забытая было привычка «обедать у соседей» быстро вернулась, и очередной поход в столовую не стал исключением.
– Кать, ты не видишь бифштексиков рубленых? – спросил я жену, не обнаружив на привычном месте черного от многолетних напластований подгоревшего масла жестяного поддона с полюбившейся вариацией на тему котлет.
– И не шукайте, не буде их больше, – равнодушно информировала меня раздатчица, не переставая здоровенной ложкой шлепать в тарелки кучки подозрительно жиденького пюре из бака. – Николавну-то, диетолуха нашего, уволили вчера, кажють шибко жирна.
– Да ну! – от удивления я едва не расплескал тарелку куриного супа, водруженную на раритетный, отштампованный еще во времена культа личности, алюминиевый поднос. – Прямо так и выгнали?
– Ага, – тяжело вздохнула чему-то своему тетка, но вместо продолжения лишь сменила инструмент на лопатку.
– Возьми минтая в сметане, вроде симпатично выглядит. – В отличие от меня Катю кадровые перемены совершенно не волновали. – Или что-нибудь новенькое, вон, тефтели, к примеру…
– Думаешь, оно съедобно? – Я покосился на серые шарики мяса, парящие из нового узкого лотка.
– Ще горбуша мается, – раздатчица, похоже, вполне разделяла мои опасения по поводу нового меню.
– Ну уж нет! – не выдержал я. И добавил, припомнив необъяснимое почтение советских людей шестидесятых к любой красной рыбе без разбора: – Этой розовой дрянью только камчатских ездовых собак кормить. Давайте уж минтай!
