Алексей Фомин - Жребий окаянный. Браслет
– Самый настоящий! – продолжал свою атаку Валентин. – Разве не ты меня убить пытался?
– Да бог с тобой, Михайла! Я ж тебе только один раз и засветил по башке. Легонечко… Мне ж мой браслет нужен был, а ты ни браслета не возвращал, ни денег за него не платил. Вот я и решился свое добро вернуть.
– Легонечко, значит, говоришь… Браслет… А зачем же ты с меня всю одежду снял и замерзать оставил?
– Так то по недомыслию, Михайла, ей-богу. Ты ж браслетом пользовался, а денег не заплатил. Вот я и взял твою одежду. Должон же мне быть какой-то прибыток за то, что браслет у тебя был. А про то, что ты замерзнуть можешь, я и не подумал.
– Ой ли? – Криво ухмыльнувшись, Валентин недоверчиво покачал головой. – Что же ты тогда так удивился, меня живым увидев? Сейчас вот… Когда калитку только открыл? А?
Ванька смешался. От его былого победоносного вида не осталось и следа.
– Ну а чё ж мне не удивляться? Удивился, понятное дело… Не виделись-то вон уже скоко… Нет, ну, ей-богу, Михайла, и не думал я тебя жизни лишать…
Разговор получался хоть и дурацкий, но на равных. Разнообразные сценарии, разработанные Валентином совместно с Надеем, сводились в принципе к одному. Ваньку нужно выманить на улицу и спровоцировать на драку, а тут, словно из-под земли, Надей с парой стражников объявляется. Ванька отправляется в городскую каталажку, а браслет возвращается к Валентину. На деле же получилось совсем не так. Ни Надея со стражниками, ни даже Ерохи с Силкой. Так что сценарий пришлось писать по ходу пьесы.
– Слышал, ты его продать хочешь, – Валентин мотнул головой, как бы указывая на браслет.
– О-о, Михайла… – Рыжий явно обрадовался, что разговор съехал с неприятной для него темы «убивства». – Знал бы ты, сколь я побегал. В Орел даже ездил.
– Ну?
– Точно. Хотел лохматого того найти, у которого ты браслет… Гм-м, гм-м… позаимствовал.
– Нашел?
– Нет, говорят, что он то ли в Москву подался, то ли еще куда.
– Слушай, Иван, так за чем же дело стало? Продай его мне. – Валентин вытащил из кармана кошель, развязал его и высыпал деньги на ладонь. Пересчитал. Ровно десять рублей. Все правильно. Именно столько они с собой и брали, отправляясь поутру на «работу». По десять рублей на душу. – Держи, здесь десять рублей, как ты и хотел.
– Не-эт, Михайла. – Ванька закрутил своей рыжей башкой. – Это я хотел десять рублей, когда не знал, что браслет-то, оказывается, волшебный. А теперь он стоит двадцать, никак не меньше.
Двадцати рублей у Валентина с собой не было. Эх, был бы с ним Силка или Ероха!.. Но Ероха остался охранять дом, а Силку он сам отпустил. Валентин порылся по карманам и набрал еще два рубля мелочью, оставшихся у него после сегодняшнего похода в железно-скобяную лавку.
– Брось, Иван. Какой еще волшебный? Не дури. Вот тебе еще два рубля. Бери их и давай мне браслет.
– Нет, Михайла. Я тебе точно говорю – волшебный. Как его на руку наденешь, так руки вдвое сильней становятся.
Валентин не сдержал скептической улыбки:
– Так уж и волшебный? Выдумываешь ты…
– Точно говорю. – Ванька истово перекрестился. – Как Бог свят! Я вот давеча с одним схлестнулся… Пятеро их было. И все конные и оружные. А я с голыми руками на лесной дороге. Так я молодую сосенку сломил и ею отбился. Ей-богу, не брешу. Трое ускакали, а двоих с коней сшиб, так они пешки чесанули. А коней я домой привел. Не веришь? Пойдем покажу, они в сарае стоят.
– Ладно… – Валентин махнул рукой. – Так и быть. Держи десять рублей. Это пусть задаток будет. Никуда не уходи. Сейчас я тебе еще десятку принесу. – Валентин сделал строгое лицо. – Но без дураков! Чтоб потом не оказалось, что он еще и золотой, и еще черт знает какой, и что стоит он уже тридцатку!
– О чем речь, Михайла… Я-то свое слово завсегда держу. Договорились: двадцать, значит, двадцать.
Ванька отодвинул засов, распахнул калитку и отодвинулся в сторону, освобождая проход.
– Скоро буду! – заверил его Валентин и, выскочив на улицу, понесся к себе, в Гончарную слободу.
– Открывай, Ероха! Это я! – Добежав до двери своего дома, Валентин заколотил в нее что есть сил. Бежать ему пришлось километра три с лишним, и, хотя почти половину этой дистанции Валентин не бежал, а прошел ускоренным шагом, сил у него почти не осталось.
– Минька, ты? – удивился Ероха.
– Я, я… Открывай.
Защелкали отодвигаемые засовы, и наконец дверь открылась.
– Ты чего, Минь? А Силка где?
Оттерев Ероху в сторону, Валентин, тяжело дыша, ввалился в дом.
– Ванька приехал. Браслет у него. Деньги нужны, – объяснил он.
Едва отдышавшись, он полез в тайник и достал оттуда десять рублей. Потом, слегка поразмыслив, добавил к уже вытащенным еще десять монет.
– Я с тобой пойду, – безапелляционно заявил Ероха, когда Валентин собрался вновь уйти из дома. – Одному опасно…
– Да нет же, Ероха, – постарался успокоить его Валентин. – Я уже с ним обо всем договорился. Сейчас только отнесу деньги и заберу браслет.
– Точно?
– Точно, охраняй дом.
Валентин вышел на улицу. Бежать он уже не мог, быстро идти – тоже. Как только он пробовал ускориться, сразу же начинало колоть сначала в левом боку, а потом – и в правом. Физическая форма Михайлы Митряева была ни к черту, и Валентин, вышагивая в направлении Нагорной слободы, то и дело корил себя, что так и не нашел времени заняться хотя бы элементарной физподготовкой своего клиента. Ноги его постепенно наливались свинцом, а легкие горели адским пламенем от морозного воздуха, который он то и дело хватал открытым ртом. Скорость, с которой он двигался к Ванькиному дому, постепенно падала и метров за сто до намеченной цели достигла нуля.
Решив немного передохнуть, Валентин уселся на завалинку и перевел дыхание. В принципе можно было и не торопиться. Не бежать сломя голову… Ну пришел бы он к Ваньке на полчаса позже, и что с того? Главное сделано – договоренность достигнута, и браслет, считай, уже у него в руках. Рассуждая подобным образом, Валентин бросил взгляд вдоль улицы, туда, где находился Ванькин дом.
То ли раньше их там не было, то ли он просто не обращал на них внимания, но… У Ванькиного дома стояли четыре вороных красавца-коня. И стояли они не сами по себе, а держал их за поводья мужик, одетый под стать коням во все черное.
Еще не отдавая себе отчета, почему он именно так поступает, Валентин поднялся с завалинки и, перейдя на другую сторону улицы, двинулся потихонечку вперед. Поравнявшись с домом вдовы, у которого сейчас стояли те самые кони, он вновь опустился на завалинку, намереваясь чуть обождать и разобраться, что же за гости посетили скромную вдову. Долго ждать ему не пришлось.
Отворились ворота (не целиком, а только одна створка), и из вдовьего двора вышли три мужика, ведущих за собой двух коней. Точно таких же, как и те, что ждали на улице. Незнакомцы прикрыли за собой створку ворот и вскочили в седла. Улица была неширокой, и всадники были у Валентина как на ладони. Двое из них бородаты, один носил лишь усы, а четвертый, видимо по молодости лет, не имел ни того, ни другого. На головах бархатные шапки с меховой опушкой, а одеты в крытые черным бархатом же полушубки с вышитой бисером оскаленной песьей мордой на спине. Спереди полушубки были украшены серебристыми шнурами.
Придерживая одной рукой свои длинные, пристегнутые к поясу сабли, всадники спокойной рысью устремились вдоль улицы, ведя за собой в поводу двух заводных лошадок. Дождавшись, пока они исчезнут из виду, Валентин перешел улицу и осторожно надавил рукой на калитку. Она легко подалась, жалобно простонав своими петлями.
Сразу за порогом, в утоптанном снежном насте, страшно зияла красная проталина размером чуть побольше ладони. А от этой проталины протянулась тонкая красная дорожка, ведущая к дому. При виде этого свежего кровяного следа Валентин почувствовал, как к горлу комком подкатывает тошнота, а ноги предательски слабеют. «Эй, эй, не распускай нюни! – прикрикнул он сам на себя. – Главное сейчас – вернуть браслет. Ванькины разборки из-за лошадей с совершенно незнакомыми людьми тебя не касаются. Итак, вперед! Найди Ваньку и забери у него браслет!»
Собрав волю в кулак, Валентин двинулся вдоль кровавой дорожки. Поднялся на крыльцо, толкнул дверь в сени. Заглянул туда – никого. Валентин открыл дверь, ведущую в избу.
– Эй! Росава (так звали вдову)! Иван! – Ответом ему была абсолютная тишина. Он заглянул в комнату. Тьма египетская! Кто-то зачем-то позакрывал все ставни. – Иван… Росава… – вновь позвал он хозяев, но на этот раз почему-то шепотом.
Он двинулся на ощупь вдоль стены. Добравшись до ближайшего окна, отворил ставни, и в избу сквозь слюдяное оконце заструился серый свет зимнего утра. Нехитрая мебель, составлявшая обстановку этого дома, за исключением громоздкого, окованного железом сундука, почему-то была разломана и разбросана невесть как. У сундука же была всего лишь открыта крышка, и теперь из него свешивались на пол какие-то серые тряпки.
