Василий Звягинцев - Большие батальоны. Том 2. От финских хладных скал…
— Но…
— На войне «но» не бывает. Я спросил — согласны ли вы с тем, что реальные обстоятельства, технические возможности да и вопрос простого выживания личного состава могут войти в противоречия с вашим сиюминутным желанием или капризом?
— Конечно, спорить трудно. При такой постановке…
— Другой и не будет. Я мыслю конкретными категориями. И вам советую делать также. Жизнь стремительно меняется, и прежней никогда уже не будет. Большинство людей до августа четырнадцатого года этого не понимали, за что и поплатились. Продолжим. Я так понял, что вы пришли ко мне, морально готовые к тому, что до наведения порядка боевыми действиями руководить будут всё-таки мои люди, а ваши — им всемерно содействовать. Надеюсь, ненужных разногласий до тех пор, пока к вам вернётся вся полнота власти, мы постараемся избегать. Итак, Сергей Васильевич, доложите предварительные соображения по выдвижению и развёртыванию…
Секонд и Мятлев вдвоём вышли в небольшой коридорчик, откуда винтовая чугунная лестница вела вниз, к центральному вестибюлю, мимо него и ещё ниже, к тамбуру, выводящему на неприметное боковое крыльцо. Леонид Ефимович настоял на том, что он должен лично увидеть встречу «переходящих границу» передовых отрядов с теми, кого Фёст по спецсвязи, явно развлекаясь даже в таких обстоятельствах, назвал ядром своей личной Армии Крайовой[54]. Мятлев понял, в чём соль, а Секонд — не совсем.
Стали на ступеньках, в освещённом одиноким фонарём пространстве между дверью и высоким каменным парапетом. Опять, по инерции, одновременно достали сигареты, закурили, вдыхая дым пополам со свежим, пахнущим близким дождём и палыми листьями воздухом.
— Ничему не удивляйся, интересного, равно как и непонятного, впереди много. Сейчас мы вместе с Тархановым едем на базу «печенегов». Президент пока остаётся в Кремле. Они с Чекменёвым будут отслеживать текущую обстановку. На базе переодеваемся, вооружаемся и вместе с войском переправляемся к Фёсту, Герте и Людмиле. На месте посмотрим, есть там хоть какой собственный резерв сопротивления. Мы-то в любом случае справимся, но лучше б вы сами… — сказал Секонд.
— Фёст это раньше тебя понял.
— В смысле?
— Когда про АК сказал. Надо бы тебе «Пепел и алмаз» посмотреть, для расширения кругозора. — Сам Мятлев начиная с детских лет смотрел этот фильм раз десять, наверное. И другие подобные тоже, так что польские расклады тех времён знал хорошо. — Суть в чём — когда эти самые аковцы поняли, что сами страну и даже Варшаву освободить от немцев не сумели, они начали мстить не оккупантам, а освободителям. Такой вот психологический парадокс, «стокгольмский синдром» наоборот. Поэтому очень я надеюсь достаточно собственных сил на борьбу мобилизовать. Лучше всего, если до победы о вашем существовании широкие массы вообще не узнают. Вот после…
По ступенькам почти бегом спустился Тарханов. И одновременно из темноты за углом выехал его персональный полуброневик-полулимузин высокой проходимости со сдвинутой к корме невысокой рубкой пулемётной спарки.
— Ого! Солидно. Вы что, на нашу сторону на этом ехать собираетесь? Впрочем, почему и нет? Сойдёт за какую-нибудь очередную экзотическую покупку нашего министра обороны.
— Садитесь, поехали, быстренько, — сразу заторопил их Тарханов. Ему в кои веки довелось лично возглавить военную операцию глобального, без шуток, масштаба (в перспективе, конечно), и он был по-хорошему возбуждён.
— Давай, гони по осевой и сирену включай. Уваров позвонил только что, через десять минут назначил построение. Скоро, наверное, и штурмгвардия доложится…
Глава седьмая
Хворостов и его люди были окончательно сражены, не только утратили остатки скепсиса, но и преисполнились энтузиазма, когда на поляну и на ведущие к ней и от неё просеки начали повзводно выходить сначала «печенеги», а за ними и выглядящие гораздо грознее штурмгвардейцы. Сразу, как писали Ильф с Петровым, «стало шумно и весело».
Девушки, при всех их способностях — штучный товар, что ни говори, и морпехи дело хорошее, но ведь взвод всего. С такими силами перехватить выпавшую из рук, но ещё не долетевшую до земли власть не слишком реально, даже учитывая две-три сотни своих надёжных людей, которых ещё нужно собрать и чем-то вооружить.
А тут весь лесопарк чрезвычайно быстро наполнился очень убедительными парнями в незнакомой форме и с напоминающим о годах Отечественной войны оружием.
В избе лесничего собралось много начальников самого разного рода и «хронологической принадлежности». Сразу пять полковников, считая Фёста и Хворостова, два подполковника, Закревский и Эргарт — комбаты штурмгвардии, шесть капитанов, возглавлявшие роты «печенегов». Прямо хоть ремейк картины «Военный совет в Филях» пиши.
Остальные офицеры двух Россий, ротные и взводные, которым полагалось бы здесь присутствовать, просто не поместились в небольшом помещении. Расположились на крыльце, на лавках у стены, под широким навесом у обращённого к лесу торца дома.
Некоторая путаница в головах у не слишком хорошо разбирающихся в исторических тонкостях офицеров и с той, и с другой стороны возникла лишь оттого, что одинаковые знаки различия в двух армиях обозначали несколько другие чины, в остальном же взаимопонимание и в избе, и на поляне наметилось полное.
Как водится, первым делом обменивались куревом, немедленно вынося оценки качеству табачных изделий. Добровольцы Хворостова, не побывавшие на заводе, с крайним вниманием отнеслись к присутствию в рядах «братьев по оружию» целой сотни хоть и суровых на первый взгляд, но весьма милых при ближайшем знакомстве девушек, которых тоже весьма заинтересовали коллеги-мужчины из чужого мира.
Фёст, отвыкший от армейского многолюдья, сразу почувствовал себя как дома, в родной семье. Если с тобой около тысячи хорошо вооружённых, надёжных ребят, совсем иначе себя ощущаешь, чем одинокий разведчик в Диком поле.
Попытка Уварова как-то уберечь девичью роту от излишнего, неуместного сейчас внимания закончилась безуспешно, притом что формально он был прав: сто девушек в окружении тысячи мужиков, собравшихся на войну, — сильно дестабилизирующий фактор. Хотя бы в том смысле, что заболтаются на не имеющие отношения к службе темы так, что и команд не услышат. А то и военные тайны начнут выдавать.
На не менее важный момент обратила внимание всё та же вездесущая Темникова, здорово раздосадованная, что Вельяминову и двух её «сестричек» принимал Государь, «из собственных ручек» прицепил «Георгиев» и дал по очередной звёздочке. Она твёрдо решила, что в предстоящем деле непременно догонит Настьку, ставшую уже штабс-капитаншей, и хоть через влиятельных родственников, но добьётся, чтобы её, а не будущую «графинюшку» поставили ротной вместо Полусаблина, уже, по достоверной информации, подавшего рапорт.
— Прошу, господин полковник (новый, настоящий чин графа она произносила совсем с другой интонацией, чем вежливое титулование обычного подполковника), распорядиться выставить вокруг нашего расположения патрули в радиусе ста метров.
— Зачем? — не понял Уваров.
— Затем, что девушкам, прошу прощения, в кустики желательно отлучаться без ненужных свидетелей, — дерзко глядя командиру в глаза и несколько вызывающе улыбаясь, ответила Темникова.
«Ах ты, зараза, — подумал Валерий. — Но я тебе не бедняга Полусаблин, которого вы своими подъё… довели до импотенции». Эту печальную новость Уварову военврач Терёшин (по довольно категоричной просьбе Валерия всё же переведённый из ТуркВО и назначенный начмедом бригады) сообщил, и не было в этом никакого нарушения «врачебной тайны», так как врач обязан докладывать по команде обо всех случаях заболеваний и ранений личного состава, даже самых деликатных, независимо от звания, должности и пола.
— Так точно — разрешаю. При этом возлагаю на вас личную ответственность на поддержание прилегающей территории в должном санитарном и эстетическом состоянии. Никаких «кустиков».
Проще говоря, теперь Арине в награду за инициативу предстояло приказать энному количеству девиц из своего взвода вооружиться саперными лопатками, отрыть, согласно уставу, положенное количество ровиков и следить, чтобы в их использовании соблюдался положенный порядок.
Получив уставной же ответ слегка разочарованной и прилично разозлённой дамы, Уваров поднёс ладонь к козырьку со словами:
— Не смею более задерживать, — и отправился по более важным делам.
На ступеньках временного штаба он столкнулся с бывшим поручиком, теперь штабс-капитаном Щитниковым: с ним они вместе воевали в Польше, участвовали в рейде на Радом, встречались с некробионтами из «бокового времени». Обрадовались встрече, приобнялись, отошли в сторонку.
