Федор Вихрев - Третий удар. «Зверобои» из будущего
— По информации нашего агента, в Ровно через пять дней состоится встреча Геринга, обергруппенфюрера СС Эйхе и рейхсканцлера Коха. Наша задача — уничтожение этих лиц.
Я прибалдела:
— Что, Букварю фуражек в коллекцию не хватает? А агент — это случайно не Кузнецов?
— Кто такой Букварь? При чем тут коллекция фуражек? Откуда вы знаете фамилию разведчика?
Я потерла виски. Геринг любил ездить читать лекции, а под Ровно аж три концлагеря — вотчина Теодора Эйхе, ну а Эрик Кох с удовольствием присоединится к этой теплой компании. А вот валить их всех разом… дело трудное и почти невозможное. Это вам не бункер штурмовать! Такие звери к себе чужих и на снайперский выстрел не подпустят. Конечно, здесь еще не знают расстановку охраны по принципу трех кругов — личная, скрытая и снайперское прикрытие, но и они не дураки.
— Что еще? — На вопросы СБ я старалась не отвлекаться.
— Да. Пароли, явки, прикрытие. Все местные.
— Сколько человек в курсе операции?
— Пятеро. Включая нас. Один здесь и один там, — Алексеев ткнул пальцем в небо.
— Ага, лично Судоплатов.
— Ника Алексеевна, я не говорил.
— Вот и не говори. Сама знаю. Дальше — где и когда они встречаются?
— Нет информации.
— Как же планировалось?
— Сказали, чтобы мы ориентировались на месте.
— Ага. Подойдем и скажем: «Станьте, пожалуйста, в ряд. Мы тут местные диверсанты и очень хотим вас немного пострелять!» Пять дней на подготовку! Это маразм! Я так еще не работала! Без плана, без ни хрена! А местные что?
— Им приказано содействовать группе в полной мере.
— Хорошо. Нас встречать будут?
— Да.
— Нет, нет. Подожди. — Смутное предчувствие или аналогия со «встречей» Ярошенко. — Нет, я не хочу, чтобы нас сразу встречали. Не уверена.
— Но радиограмма, подтверждающая встречу, уже получена! Следующий сеанс связи должен быть утром, вместе с нами…
— Сказать, чтобы не встречали, — это тоже не выход. Прыгать будем… но в соседний район. Немного рядом. Кстати, СБ, будем прыгать попарно — ваш и наш. Летчикам задачу ставим мы или они получили предписания?
— Ващенко должен дать координаты.
— Вот пусть и позаботится о небольшом «промахе». — Выдохнула. Все-таки что-то тут не так. И задание — просто самоубийство. Но упускать такой случай, как прилет Геринга на украинскую землю, просто грех.
— Алекс, передай пароли, явки СБ. А вы, товарищ капитан, примите как данное то, что многие ваши вопросы останутся без ответов. Понятно? И некоторую специфичность общения. Я вам уже это говорила. Ну вот, — я развела руками, — вот так и работаем.
Семен Борисович прищурился, но только хмыкнул в ответ на мои замечания.
— Понятно, товарищ Летт. Кажется, я начинаю к вам привыкать.
— Ничего, привыкнете. Алекс, начинай.
То, что может Алексеев, — это уникально даже в мое далекое время, а уж здесь и вообще феномен. Но такие люди не так уж и редки. Просто рассмотреть их и понять тяжело. Алекс закрывает глаза и по памяти, тихо и не спеша воспроизводит полностью десять страниц текста, увидев их один раз и то вскользь. Фотографическая память. А уж если посидит над книгой хотя бы с часик — то и полностью продублирует ее со всеми знаками препинания. Я раньше тоже запоминала книги почти дословно и часто на экзаменах ругалась с учителями, уверенными, что я списывала. Да и вещи из коллекций запоминала на раз. Увидев ее в другом месте и у другого коллекционера, нередко ставила последних в тупик, указывая на вновь приобретенные экспонаты. Но до Алекса мне далеко.
Олег
Пока разведчики не вернулись, я тоже решил посмотреть, что и как происходит. Далеко уходить я не стал и просто засел у ближайшей дороги. По ней сплошным потоком шли немцы. Вначале ничего нового я не увидел — техника была стандартной, но через час…
«Вот это хрень!» — подумалось мне, когда я увидел колонну танков. «И что это такое?! Это что за гибрид ежа с ужом?» — Я в офонарении смотрел на проходящие мимо меня немецкие танки. Танки были интересны тем, что это был гибрид «Тигра» и «Фердинанда».
Внезапно колонна стала, и из одного танка выскочили несколько немцев и начали бегать вокруг машины. Через несколько минут к ним подошел и командир. Они о чем-то спорили, но о чем, я не услышал. Через десять минут колонна ушла, оставив, видимо, сломавшийся танк стоять на обочине.
Вернувшись в лагерь, я созвал солдат.
— Значит так, ребята, — начал я, — у немцев новый танк нарисовался…
— И что? — спросил кто-то из строя. — И его раздолбаем!
— Я в этом не уверен, — возразил я, — для Т-42 он может оказаться серьезным противником. Я его ТТХ не знаю… Но! У нас есть шанс, если повезет, затрофеить одного.
— В смысле? — спросил Стас.
— Да тут один недалеко сломался у них — если до ночи не починят или не утащат и движение на дороге уменьшится, попробуем его захватить. Не сможем починить — так хоть посмотрим, как его можно бить…
Мякишев
Перед самым вылетом возникла новая задержка (к счастью, небольшая). К командиру подбежали двое — один авиационный техник и некто в офицерской шинели и фуражке ГБ — вроде бы его называли Ващенко. О чем-то активно жестикулируя, побеседовали минут пять, разобрал только «критический износ купола», «на четвертом прыжке», «принудительное раскрытие». Выражение лица Ники, то есть Летт, пора привыкнуть, становилось все более и более матерным. Будь на ней такое лицо после баньки — обошел бы метров за тридцать. Буркнула что-то технику, бросила приказ своим. Идет ко мне.
— Возникли проблемы с нашими «крыльями». Приказано сменить парашюты. Решили выбрать модель с принудительным раскрытием, ваши парашюты тоже придется заменить — прыгать будем с 250 метров, ваши не раскроются.
— Извините, есть два момента. Не буду говорить, что я думаю про прыжок с 250 метров, мне говорили, что уже с 500 раскрытие не гарантировано — тут вам виднее. Но вот насчет «наших» парашютов… У фронтовых разведчиков своих парашютов просто нет, да и прыжковая подготовка далеко не у всех — у кадровых разве что. Например, у нас в группе прыгали только я на курсах усовершенствования комсостава и ТриДэ как планерист. Может, еще Док с вышки попрыгал, пока на врача учился…
Летт выразилась цветисто и непечатно, не каждый боцман так сможет.
— СБ, какого… молчали, что парашюта нет?
— А мы знали, что он нужен будет? Бойцы вон до ваших слов про «крылья» уверены были, что летим на другой аэродром — или прифронтовой, или партизанский.
— Ладно, все равно бы менять пришлось. Получить парашюты или заменить — без разницы. А если опасаетесь, прыгнут ли ваши, — прыгнут. Пойдем колонной, по конвейеру, когда задние выталкивают передних.
В полете успели поговорить с Летт и Алексом. Они рассказали мне об основном задании и о дополнительном — о старшем майоре Ярошенко и подозрениях насчет встречающих партизан. Есть о чем крепко подумать. Согласовали план первоначальных действий: высадка, сбор, бросок на 2–3 километра в сторону, передача сигнала «долетели, встретились нормально, потерь нет» — чтобы сбить с толку возможного противника в первоначально спланированной точке высадки. Потом — опять марш-бросок 5–7 километров, вторичный выход в эфир — передача личным кодом Летт информации для Ващенко, включая паши координаты и маршрут — оказывается, есть еще одна спецгруппа НКВД в том же районе. После этого — выход на маршрут, бросок 15–20 километров, привал.
Ника
«Разлилася синева, расплескалась.
По тельняшкам разлилась, по беретам…»[7]
Эту песню здесь еще не поют, а вот синева как была, так и будет. Всегда. И неважно, что еще нет ее «на тельняшках и беретах», но в сердце она уже есть.
Небо на высоте две тысячи метров совсем не такое, как на земле. Солнце всходит из-под ног, снизу. Выше солнца, выше мира, выше богов… Крик летчика в открытые двери о минутной готовности отрывает меня от иллюминатора. Пришла пора окунуться в эту синеву. Небо-небо, как ты примешь нас? Не выдашь наши купола? Скроешь белоснежными облаками? Мы же твои дети — мы доверяем тебе наши хрупкие тела…
Оторвавшимися тучками планируем вниз. По двое. Ветер еще ночной, холодный и резкий. Идем рядом. Летчики уже передали об успешном сбросе, а по договоренности сбросили нас немного раньше. Чуть-чуть. Но это фора нам как воздух необходима, чтобы разобраться с любой подставой, разобраться в себе. Доверие — это блюдо, за которое слишком дорого заплачено.
Мякишев
Выходим в зону высадки. Моим бойцам про экспериментальность прыжка говорить не стали. Стали колонной, от самого тяжелого (ТриДэ с пулеметом и солидным рюкзаком) до самого легкого. Летт — выпускающая. Перед строем — пара массивных контейнеров с грузом. Вылетели, как пули из пулемета, не успел даже сообразить. Удар воздуха в лицо, рывок за плечи, резкий разворот по ветру (без моего участия!) и почти сразу — еще удар. Сосновыми лапами по физиономии и телу. Черт подери! Вот же, «удачно» прилетел. А впрочем — и правда, удачно. Хвои нажрался, но зато ничего своего на сосне не оставил, ни челюсть, ни глаз, ни парашют.
