Анатолий Дроздов - Интендант третьего ранга
Крайнев поручил Давиду объехать деревни и сфотографировать спасенных евреев. Заодно переписать их имена и помочь выбрать новые фамилии: еврейская в аусвайсе гарантировала смерть. Давид выполнил поручение блестяще. С фамилиями затруднений не возникло: спасенные стали родственниками приютивших их семей. В районе заметно прибавилось Ивановых, Петровых, Сидоровых и Воробьевых. Появился даже один Шишигин. Эту фамилию Крайнев забраковал: немцы не настолько хорошо разбирались в происхождении славянских фамилий, чтоб определить в необычном звучании русские корни. Шишигин стал Шишовым. Крайнев планировал усадить за выписку аусвайсов Соню, но она была постоянно занята, к тому же с институтских времен приобрела отвратительный "врачебный" почерк. После нескольких проб выбрали Настю. Она хорошо знала немецкий, а буквы выписывала прямо готические. Настю устроили в комнате Сони, и первое время Крайнев буквально висел за ее плечом – контролировал. Соня стала ревновать, забегала каждые пять минут; поэтому Крайнев, убедившись, что у Насти получается, переместился к жене. Он помогал ей бинтовать, накладывать лубки на сломанные руки и ноги, держал больных, когда Соня вскрывала им нарывы или чирья. Соне его помощь нравилась: при виде Крайнева пациенты становились немногословными и терпеливыми.
– Из тебя вышел бы хороший врач, – сказала как-то она. – Жаль…
– Чего? – не понял Крайнев.
– С детства мечтала выйти за врача, – улыбнулась Соня и вздохнула: – Почему так получается? Врач оказывается плохим человеком, а хороший – не врачом?..
Соня была так довольна его участием, что даже похвалила Настю:
– Девочка умная, послушная, старательная. Не красавица, конечно, – поспешила добавить Соня. – Но душа у нее добрая…
Крайнев не стал рассказывать о недавнем происшествии. Разбирая вечером постель, он нащупал в подушке нечто постороннее. Сняв наволочку, обнаружил аккуратно вспоротый и зашитый уголок наперника. Внутри оказалась сухая лягушечья лапка, перевязанная суровой ниткой. Утром Крайнев положил лапку перед Настей. Щеки ее заалели.
– Не стыдно? – сказал Крайнев укоризненно.
– Мне сказали: привораживает любимого… – залепетала Настя. – Простите…
– Когда ты повзрослеешь? – вздохнул Крайнев.
– Папе не говорите! – взмолилась Настя. – Не то он – вожжами!..
– Следовало бы! – кровожадно сказал Крайнев, но после того, как Настя, расплакавшись, побожилась оставить их в покое, смилостивился. Заглянувшая Соня подозрительно уставилась на заплаканное лицо помощницы. Крайнев показал ей испорченный бланк, и Соня успокоилась.
Аусвайсы раздали евреям. Они приходили за ними сами, кланялись, благодарили. Женщины пытались целовать ему руки. Крайнева это тяготило чрезвычайно, но фотографии в документах требовалось сличить с оригиналом. Многие евреи шли благодарить Соню. Крайнев удивился, но потом проведал: евреи считают Соню второй Эсфирью, спасшей свой народ от истребления. Она, мол, уговорила немца Кернера предотвратить расстрел. Автором слуха был Мордехай. Старик пришел за аусвайсом первым, благо жил по-соседству, проговорил с Соней полдня, а на прощание расцеловался. После чего Крайнев сделал вывод: дед и в самом деле противный. Как бы то ни было, спасенных удалось легализовать, Гюнтер лежал в земле, и Крайнев надеялся: второго специалиста по вынюхиванию евреев у Ланге нет.
Со времени боя у карьера шла третья неделя, Крайневу пора было появиться в Городе. К этому он готовился (следовало продумать все до мелочей), советовался с Саломатиным и Семеном. Сообща и определили формат: он едет во главе десятка вооруженных бойцов, все верхом, следом лошади тянут трофейный "опель". Легковая машина оказалась малопригодной для передвижения по раскисшим дорогам района, к тому же для нее не было бензина. За рулем "опеля" устроился Саломатин. По его словам в Городе следовало провести рекогносцировку, но Крайнев подозревал, что Саломатин просто опасается, что уполномоченного могут схватить, и решил в случае неприятности вступить в бой. Неприятность и в самом деле случилась, но та, которую ждали. Крайнев подскакал к Городу с помпой и едва не схлопотал пулеметную очередь. Заметив направленные на него стволы, Крайнев в последний миг сориентировался, стал махать руками и кричать по-немецки. К счастью, фельдфебель, возглавлявший пост, узнал его. Но в Город не пропустил.
– Вы тронулись умом, Кернер! – разозлился спешно вызванный Ланге. – Город ожидает нападения большевиков, а вы устраиваете кавалерийскую атаку! У солдат нервы на взводе… Кто эти люди?
– Моя охрана.
– Откуда нам знать, что не большевики?
– У них на рукавах белые повязки.
– Большевики могли повязать такие же.
– Некому повязывать – убиты. Я как раз прибыл с вестями.
– Говорите! – подскочил на месте Ланге.
– Ведите меня к коменданту! – не согласился Крайнев.
Ланге неохотно уступил. Представ перед Краузе, Крайнев выложил на стол документы расстрелянного Спиридонова. Два бойца внесли и положили на пол тяжелый рогожный куль. Крайнев развернул. Внутри лежали пулемет МГ и немецкие винтовки, захваченные у карьера. Сделать этот эффектный жест стоило большого труда – Саломатин легко согласился отдать "опель", но с оружием расставаться не хотел. Крайнев убедил его, поинтересовавшись, чем комбат собирается стрелять. Немецких патронов в отряде не было, даже полицейских немцы вооружали трехлинейками.
– Банда большевиков разгромлена! – торжественно сказал Крайнев, указывая на винтовки. – Ваша машина, герр комендант, также отбита и стоит под окном.
– Где это произошло? – заинтересовался Краузе.
– Здесь! – указал Крайнев на карте. – У деревни Осиновка.
– Их было много?
– Деся… Человек двадцать! – поправился Крайнев, поймав взгляд Ланге.
– Вам удалось справиться? – удивился гауптман.
– Мы напали на рассвете, большевики спали пьяные. Они были настолько беспечны, что не выставили охрану.
– И?
– Нескольких, в том числе главаря, застрелили на месте. Остальные побежали к болоту, – Крайнев говорил вдохновенно, изображая победный восторг. – Большевики надеялись, что мороз сковал его. На самом деле образовалась тонкая корка. Большевики стали проваливаться и тонуть. Не понадобилось стрелять…
– Следовало взять пленных! – недовольно сказал Ланге.
– Мои люди не солдаты, к тому же были озлоблены. Большевики ранили двоих… Я не смог удержать их от расправы.
– Что вы сделали с убитыми?
– Бросили в болото – к их товарищам. Я должен был устроить похороны?
– Следовало привезти трупы, – сморщился Ланге.
– Зачем?
– Повесили бы в назидание прочим.
– Не догадался. У большевиков не было такого обычая.
Ланге пожевал губами и стал переводить Краузе текст захваченной выписки из постановления бюро райкома. По лицу коменданта Крайнев понял: документ впечатлил.
– Других большевиков не осталось? – спросил Ланге, завершив перевод.
– В Осиновке нет.
– А в других местах?
– Мы убили их главаря. Если кто уцелел, не посмеет вредить.
– Уверены?
– У меня люди почти в каждой деревне! – обиженно сказал Крайнев. – Я получаю полную и достоверную информацию. Как иначе мне удалось бы узнать место дислокации большевистского отряда и напасть на него врасплох?
– Мы не сомневаемся в вашей преданности! – поспешил комендант. – Если сведения подтвердятся, вас ждет награда…
Крайнева расспрашивали долго. Краузе дотошно вызнавал, как Крайнев организовал операцию, как расположил своих людей, как на рассвете атаковали Осиновку… Крайнев вначале решил: проверяют. Он был готов к разговору, накануне с Саломатиным они отшлифовали каждую деталь. Доклад Крайнева был обстоятелен и изобиловал подробностями. Краузе делал пометки в блокноте, и Крайнев внезапно понял: коменданту это нужно для отчета. Нападение у карьера наверняка стоило гауптману разноса начальства. Теперь он сможет с чистой совестью доложить: коварный враг уничтожен, захваченное немецкое оружие возвращено. Можно не сомневаться, в отчете число уничтоженных большевиков возрастет многократно: чем больше, тем выше награда. Проверить невозможно – из болота тела не достанешь. Да и кто станет проверять?
– Вы действовали как боевой офицер, – заключил гауптман, когда Крайнев умолк. – Удивительно…
– Я читал Клаузевица! – нашелся Крайнев.
– О, да! – согласился Краузе. – Старик разбирался в военном деле…
– Вы можете собрать сбежавших евреев? – спросил Ланге, когда они вышли от коменданта.
– Не буду! – отказался Крайнев.
– Почему?
– Не хочу получить пулю в спину. Большевиков селяне не любят, а вот евреев приютили. Оружия в деревнях много, возле Города шли бои…
– Минуту назад я считал вас храбрецом!
– Я смел, когда дело касается меня. В ином случае… Я уполномочен заготавливать продовольствие. Окончательное решение еврейского вопроса не в моей компетенции.
