Сети Госпожи ужаса (СИ) - Чайка Дмитрий

— Убар-Набу! — позвала она приказчика.

— Да, хозяйка! — он встал перед ней, поедая преданным взглядом.

— Скажи мне, — спросила Цилли. — Ты доволен отступным, что получил за расторжение помолвки?

— Премного доволен, хозяйка, — с готовностью кивнул тот.

— Хочешь получить еще половину от этой суммы? — спросила Цилли.

— А что сделать нужно? — жадно зашевелила тщательно расчесанной бородой эта половина человека. Таковым его считала сама Цилли, которая людей неумных и нелюбопытных люто презирала.

— Нужно сделать то, что у тебя точно получится, — прищурилась Цилли-Амат. — И как ты понимаешь, это дело совсем не связанно с торговлей.

Сиппарский базар не чета вавилонскому, но он тоже весьма многолюден. Храм бога Шамаша, главный в этом городе, владел огромным количеством земель, а значит, обладал избытком зерна. Это зерно он тратил на оплату труда сотен женщин, которые ткали ткани из нити, что везли с далекого севера, из Хайасы и Ассирии. Тамошние долины кормили бесчисленные отары баранов, но переработать всю их шерсть в ткани горцы не могли никак. У них не было столько людей. Так длилось уже сотни лет. Северяне пасли скот, стригли шерсть и сучили нить, а в Междуречье из нее ткали ткани, которые расходились караванами по всему обитаемому миру. Так было еще совсем недавно, пока дикие племена, которые засуха сорвала со своих мест, не перекрыли торговые пути. Шерсти стало меньше, а ткань — дороже. Храм нес убытки, а торговцы, которые кружились вокруг центра здешней экономики, только щелкали голодной пастью. Дела у всех шли на редкость скверно. Особенно после того, как пала Хаттуса, и путь на запад закрылся навсегда.

— Прибавить бы надо, хозяйка, — степенно огладил ухоженную бороду Убар-Набу. — Уж больно она страшна! Прямо как…

Тут он закрыл рот обеими руками, боясь ляпнуть лишнего, и с ужасом посмотрел на Цилли-Амат, которая, к счастью, не обратила на его слова ни малейшего внимания. Ее вообще не интересовали звуки, извлекаемые этим убогим существом. Она разглядывала соперницу и прикидывала, стоит ли доплатить или так сойдет. Жадность диктовала ей одно решение, а совесть — совсем другое. Тем не менее жадность все-таки победила, и Цилли заявила тоном, не терпящим возражений.

— Довольно с тебя и этого. Я тебе плачу, а ты еще и удовольствие получишь.

— Удовольствие? — возмущенно посмотрел на нее приказчик. — Хозяйка! Да как у тебя язык-то поворачивается! Мало того что я должен чужую жену соблазнить, так она еще и страшна, как богиня Эрешкигаль в гневе. Прибавить бы надо. За блуд с чужой женой казнят ведь!

— Тебя не схватят, если убежишь вовремя, — поморщилась Цилли. — Пять сиклей серебра прибавлю.

— Тогда ладно, — с готовностью кивнул приказчик. — Пусть казнят.

Цилли закатила глаза к небесам, услышав его слова, но не сказала ничего. Она снова Богине жертвы принесет, что отвела ее от лихой судьбинушки. Лавка, которой владела ненавистная соперница, торговала, по большей части, посудой и медью. Впрочем, тут не брезговали и коврами, и одеждой, и даже амулетами. И лавка эта точно была здесь одной из первых. За прилавком сидел приказчик, а хозяйка пряталась в полутьме, словно филин в засаде. Не доверяла она своему человеку, и в этом Цилли поддерживала ее полностью. Красотой первая жена Кулли не блистала, будучи похожа на соперницу, словно родная сестра. Ее муженек оказался постоянен в своих вкусах. Впрочем, эта мысль промелькнула в голове купчихи подобно молнии и исчезла тут же, не успев испортить ей настроения.

Цилли нашла чему порадоваться, ведь одета она куда богаче. У нее и бахрома на одежде с вплетенными золотыми нитями, и парик дорогущий. У сиппарской купчихи, правда, волосы всем на зависть. Они двумя толстыми лентами обегали ее голову, скрепленные драгоценными заколками. Все это Цилли углядела в один миг, а потом сказала приказчику.

— Пошел! У тебя три дня.

То утро у почтенной Римат-Эа, купеческой вдовы, не задалось. Сначала куда-то пропал негодяй, который ее соблазнил, засыпав обещаниями и красивыми словами. А потом в ее лавку заявилась какая-то стерва, одетая по последней вавилонской моде, что значило, что точно такую же одежду носили всего лишь сто лет назад. На ней расшитое платье длиной до земли, с роскошной бахромой и поясом, украшенным вытканными цветами. А еще плащ с пурпурной полосой, глядя на который Римат-Эа потеряла покой.

— Так вот ты какая, — укоризненно посмотрела гостья на Римат-Эа. — Я жена почтенного купца Кулли, приехала из самого Вавилона, чтобы с тобой познакомиться. И что я вижу! Какой позор! Не ожидала я, что ты блудницей окажешься, при живом-то муже! И как ты, негодная, гнева богов не боишься! Как не боишься казни!

— Как жена? У него что, вторая жена есть? — с тупым недоумением посмотрела на нее Римат-Эа. — Так Кулли умер давно. Его караван в Хаттусу пошел и там сгинул.

— А кто его мертвым видел? — обвиняюще выставила палец Цилли. — И как он может быть мертвым, если я за него недавно замуж вышла.

— Где это козье охвостье? — Римат медленно-медленно начала подниматься с табурета, наливаясь дурной кровью. — Где эта сандалия стоптанная? Порази чума его ослиную голову! Я ему сердце вырву. Я на его печени о цене на прошлогоднее зерно погадаю. Я его глазами собак накормлю. Я эту сволочь покалечу так, что его даже евнухом в храм Иштар служить не примут.

— Муж мой, согласно закону, — тут Цилли сделала многозначительную паузу. — Поехал за товаром, чтобы с долгами расплатиться. Чтобы его мошенником не ославили.

— Так он и есть мошенник, вавилонская ты коза!

— Сиппарская жаба! — ответила ей Цилли.

— Убей тебя молния!

— Сожги тебя зной!

Женщины обошли друг друга по кругу, сверля соперницу ненавидящим взглядом, словно два бойца-поединщика, а потом Цилли спросила.

— Так что с супружеской изменой делать будем? Я на постоялом дворе человека встретила. Он похвалялся, что со справной вдовушкой ночь провел. А когда спросили, кто она такая, он твой дом показал. И лавку твою. Люди его на смех подняли, и узнал тот дурень, что переспал с замужней бабой. И что если ее муж узнает, то свяжут вас вместе и утопят в реке.

— Не было ничего, — торопливо ответила Римат. — Я клятву богам дам, что чиста. И суд оправдает меня. Ну что, съела? Ты, выкидыш демоницы Ламашту!

— А вот и нет! — торжествующе посмотрела на нее Цилли, которая была готова к тому, что противница окажется не дурой. — Как тебе такое:

«Если человек будет захвачен в плен, но в его доме есть пропитание, то его жена должна сохранить себя для мужа и не входить в дом другого. Если же эта жена не сохранит себя, но войдет в дом другого, то эту женщину должно обвинить и бросить в воду».

— А кто видел меня с другим? — фыркнула Римат.

— Пятерых свидетелей приведу! — усмехнулась Цилли. — Они скажут, что он из твоего дома выходил. Тебе теперь не отвертеться, подружка. Потому как еще закон есть:

«Если на жену человека был простерт палец по поводу другого мужчины, но она не была схвачена при лежании с другим мужчиной, то ради своего мужа она должна погрузиться в реку».

Римат-Эа побледнела и покрылась мельчайшими капельками пота, а Цилли, напротив, восторжествовала. Она победила. Ордалии, испытания водой! Если человек невиновен, то река не примет его, и он останется жив. Но где вы видели женщину из хорошей семьи, которая умела бы плавать? А ведь испытания намеренно проводили там, где течение самое быстрое. Особенно если судью подмазать как следует.

— Чего ты хочешь? — неохотно спросила Римат, признавая свое поражение. Ее загнали в ловушку. Одного подозрения было достаточно, чтобы отправить женщину на испытания водой. И тогда ей конец. Она ведь и сама знает, что виновна, да и плавать не умеет, что гораздо важнее.

— Развода хочу! — веско обронила Цилли. — И ты простишь все долги моего мужа.

— Да пошла ты! — выплюнула Римат. — Ни за что! Пусть превратят тебя духи в голодную тень!