Ревизор: возвращение в СССР 17 (СИ) - Винтеркей Серж
– Слушай, Гриш. А в «Берёзке» чем сейчас расплачиваются? Мне Фирдаус предлагал что-то такое подогнать, говорит, у наших граждан за рубежом может для меня купить, но хотелось бы знать, что это за зверь…
– Чем и всегда, – хмыкнул он, – сертификатами «Внешпосылторга». Это как деньги, но не деньги. Короче, смотри, у меня тут где-то были сертификаты на копейку и на три копейки, – начал рыться он в обложке своего удостоверения личности офицера. – Вот.
– А нафига они нужны? – удивился я, что на копейки тоже бумажные сертификаты есть.
– Сдача, – пожал плечами он.
– Понятно, – задумчиво произнёс я.
Старики были очень рады и приятно удивлены гостинцам из Паланги. Не ожидали, конечно.
– С востока дым идёт, – сразу перешёл в атаку я. – Торфяники горят.
– Что ж ты хочешь? Зной такой стоит, – заметила Никифоровна.
– Инн, езжай ты лучше к матери, чтобы малому не нужно было дышать этой гадостью, – посмотрел я на сестру. – Давай, я тебя в Мытищи отвезу, а Пётр тебя на поезд завтра посадит. С самолёта сегодня видел, там ужас, что твориться. Дыма столько, что земли не видно. И всё на нас сюда идёт.
– Да, у нас уже запах гари чувствуется, – подтвердил Гриша.
– Ну, может, ветер ещё переменится? – предположила Инна.
– Сомневаюсь, – ответил я.
– И что теперь, третью кормилицу искать? – недовольно спросила сестра. – Сашеньке ещё двух месяцев нет, его рано на каши переводить.
– Надо маме позвонить, – предложил я. – Может, она найдёт тебе в Святославле кормилицу?
– Вот, пусть, сначала, найдёт. Тогда и поговорим, – решительно заявила Инна. – А скорее всего, зря ты панику поднимаешь. Погорит денек, и перестанет. Потушат.
Объяснил, что завтра уезжаю рано, распрощался со всеми и вернулся в Москву. Не заезжая домой, поехал сразу к отцу.
***
Паланга.
Эльвира уложила Аришку и вышла на террасу к пани Нине, они уже привыкли коротать вечера за разговорами.
– Что это Паша ваш придумал? – удивлённо спросила хозяйка подсевшую за стол Эльвиру. – Всегда все купались возле пирса. Было бы там что-то совсем плохое, уж мы-то, местные, знали бы.
– Павел не паникёр, – заступилась за внука Эльвира. – Он на удивление для его возраста здраво мыслит. Может, просто, не всё нам рассказать, чтобы лишний раз нас не пугать. Такое уже бывало. Темнит что-то, темнит, а потом я случайно узнаю, что он в поимке преступника участвовал. Я ему доверяю, как себе. Он за семью, за жену, за нас с матерью очень беспокоится. Вот внучке после операции лекарства нужны были, она сама доктор, в больнице работает, так потом рассказывала, что Пашка ей таких лекарств достал из Европы, что там всё внучкино отделение в шоке было.
– Надо же, а ведь такой молодой... – удивилась пани Нина.
– Уже не раз убеждалась, что он очень рассудительный. Совсем не по годам, – с гордостью сказала Эльвира. – Внучкин муж говорил, что наш Павел уже в Верховном Совете СССР работает. Внучка не верит. А я верю. И Галия, кстати, рассказывала, что она в Кремлёвской поликлинике теперь лечится. А как бы она туда попала, если бы не была членом семьи кремлёвского сотрудника?
– В самом деле, – согласилась пани Нина. – Так надо было спросить у него самого, когда приезжал…
– Если бы он хотел, чтобы мы всё знали, уже давно рассказал бы, – как о чем-то само собой разумеющемся ответила Эльвира. – Не говорит, значит, так надо.
– Да, служба она такая, – закивала согласно пани Нина, – не обо всём можно рассказывать.
***
Отец был очень встревожен, оказывается, я второпях не сказал ему, зачем приеду. Они с Кирой уже уложили детей спать и в тревоге ждали меня.
– Блин, простите, – взмолился я, когда до меня дошло, что произошло. – Хотел сделать вам приятный сюрприз, а получилось, как всегда. Это от бабушки Эльвиры, – многозначительно сказал я, глядя на отца.
– Правда, что ли? – удивлённо взял он сумку, отнёс её на кухню и вытащил первый газетный свёрток. – Какой запах, – дал он понюхать Кире и поспешно развернул газету. Там оказалось пять копчёных рыбин.
– Ничего себе, – удивилась она. – А в остальных что?
– Судя по запаху, это всё рыба, – заметил я. – Мои сейчас в Паланге, рыбачат, судя по всему, без остановки. Не знаю, сколько сотен штук у них сохнет сейчас в тенёчке. Ещё и коптильню сделали. Это всё они сами накоптили.
– Понятно, как надо отдыхать? – с завистью проговорил отец, глядя на Киру, которая выкладывала из моей сетки свёрток за свёртком.
– Мы же объедимся… – ошарашено взглянула она на меня.
– На здоровье, – рассмеялся я. – Какие у вас планы до конца лета? Не планировали уехать куда-нибудь? Пожары начались. С самолёта сегодня видел, на востоке области уже чёрте что творится. В Москве сейчас лучше не оставаться. Тем более с детьми.
– Думаешь, настолько все серьезно? – удивился отец.
– Более чем уверен… Как бы не на все лето, при такой-то засухе…
– Я бы на рыбалку съездил куда-нибудь под Астрахань, – мечтательно проговорил отец.
– Мы же к маме собирались, – удивлённо посмотрела на него Кира.
– Вот, представляешь, – подмигнул мне отец, сделав это так, чтобы она не заметила, – на какие жертвы приходится идти.
– Я привезу тебе ещё вяленой рыбки к пиву, – пообещал я ему и улыбнулся Кире, терпеливо снесшей его шуточку. – Всё равно, куда ехать, главное, от Москвы подальше. Ну, мне пора. Рад был повидаться, – начал прощаться я, а Кира подала мне мою сетку, положив туда ответный презент.
Машину в гараж ставить не стал, всё равно в шесть утра выезжаем.
Мишка доложил, что сосед с первого этажа заходил.
– Понятно, – отдал я ему сетку с гостинцем от Киры и поспешил вниз.
Михаил Андреевич, просто, хотел убедиться, что все наши договоренности на выходные в силе.
– Конечно, в силе, – ответил я. – Машина уже у подъезда.
Ещё бы не в силе. Мне из Паланги пришлось на два дня раньше вернуться. Просто так, что ли?
Выехали вовремя. Все же здорово, когда пробок практически нет.Машина показала себя хорошо, шла по шоссе без каких-либо проблем. Ехали и болтали, о том, о сем. За разговорами почти и не заметили, как самый длинный участок пути остался позади. Осталось найти цыганский колхоз. Дорога была пустая, рядом со мной сел Яков, дорогу от Вязьмы показывать. А сзади ютились втроём Михаил Андреевич, Елена Яковлевна и Ида. Багажник был забит битком подарками, продуктами и вещами. Свои фотоаппараты Михаил Андреевич держал на коленях. И у женщин в руках тоже что-то было.
Яков, показывая дорогу, чувствовал себя не очень уверенно, и то и дело сверялся с Идой. Понятно, едем-то к её родне. Мы проехали несколько обычных деревенских улиц. И свернули ещё на одну, ничем не отличающуюся от других. Остановились возле дома, что указала Ида.
Не успели мы выйти из машины, как из дома повалил народ. Сначала дети, потом вышел молодой мужчина, потом вышла женщина постарше. Нас окружили улыбающиеся лица. А Яков, открыв багажник, начал доставать тюки, мешки, сумки и передавать их детворе и взрослым. Ида руководила процессом:
– Это моё, это не наше, а это подарок молодым.
– Понял, это всё оставляем, – откладывал в сторону сумки, на которые указывала жена, Яков.
Нас позвали в дом. Внутри он показался гораздо больше, чем снаружи. Большая кухня, большая гостиная. Жилой второй этаж. Семья у хозяев оказалась очень большая. Детей и подростков, которые крутились возле нас, я насчитал четверых. Ещё грудничок на руках у молоденькой цыганки. Кто тут кому кем приходится, разобрать было сложно. К старшей женщине Ида обращалась тётя Люба, а к её мужу – дядя Василь. В тюках и сумках, что привезли артисты, оказались ношенные вещи и обувь. Ну, это понятно, всегда в деревню отдавалось всё, что в городе уже не носят.
И молодая и старшая хозяйки с живейшим интересом отнеслись ко всему привезенному и утащили всё куда-то в глубь дома, а нас усадили за уже накрытый в гостиной стол. При этом, Ида пригласила Елену Яковлевну за другой стол, на кухне, вскоре к ним присоединились и обе хозяйки. Старшая периодически подходила к нашему столу, что-то поднести или убрать, а потом возвращалась за женский стол. Про женский стол мне шепнул Михаил Андреевич, заметив, видимо, моё недоумение. Признаться, я и не знал, что у цыган принято мужчинам и женщинам праздновать за отдельными столами.