Сюзанна Кулешова - Соло для рыбы
Дворничиха догнала меня и сунула в руки свёрток с кинжалом, который я обронила возле костра и не заметила как.
– Спасибо.
– Конечно. Нам чужого не надо, говорю.
Обратный путь к дому казался бесконечно долгим. Так бывает в некоторых противных плохо отрегулированных снах. Когда, кажется, что продираешься сквозь уплотнившийся до киселя воздух, в котором ноги становятся тяжёлыми и чужими, как мысли. После всего увиденного можно было бы научиться передвигаться побыстрее.
Более всего меня беспокоило, что я могу не застать своих соавторов. Я даже подумала в какой-то момент, что их вообще не было, что они мне примерещились так же, как Дану и Риголл, только в пламени собственного хмельного угара. Ничего себе похмелье. Ну, просто эксклюзивный вариант белой горячки, демо-версия.
Даже Лиговский притих, даже Московский вокзал, как будто замер, и Невского не было слышно, и не шевелилась в дрожащем воздухе асфальтовая спина дремлющего дракона Гончарной.
Дома был один Олаф.
– Мария, где ты пропадала так долго?
– Я же предупредила, что меня не будет до вечера.
– Хорошо бы ты предупредила до какого.
– Не поняла?
– Ты уехала вчера утром. Ты в курсе?
– Если честно, не очень. Подожди….
У меня не укладывалась эта информация никак. Единственное разумное объяснение могло быть, что я заснула где-то на вокзале в той самой Будогощи после бессонных ночей с мужиками. Просмотрела цыганские грёзы о Распутине.
Правда, свёрток с кинжалом несколько портил впечатление. Стало быть, я задремала стоя у костра. Это тоже не очень получалось. Ладно, хорошо. Кельтские игры со временем. Или цыганские. Какая разница. Лучше принять сумасшедшую идею, как данность, чем пытаться понять нечто подобное. Есть же телепередача «Необъяснимо, но факт» – это сюжет для неё, и только-то.
– Где Сеймон?
– Они с Дэймоном.
– С Димоном.
– Как?
– «Ди». Димон. У вас тоже есть звук «ди». Что?… То есть где они.
– Дэ… Димон повёл Сеймона куда-то свой Питер показывать.
– Понятно. Экскурсия по кабакам, дворам и подворотням.
– А ты что же?
– Я ждал тебя.
Он подошёл очень близко. Он коснулся неуверенно моей ладони. Правильно, что неуверенно. Ты ведь чувствуешь, что не должен…, что мы не должны это делать. Ну, посмотри мне в глаза.
– Мария, что случилось?
– Как звали твою жену?
– Что?
– Имя твоей жены? Ты мне так и не сказал.
– Зачем тебе? – Он насторожился. – Какое дело в имени? Ты уверена, что твоё имя то, что есть на самом деле?
– Да. Меня зовут Мария.
– Ага. Так всех зовут. Анна Мария. Стелла Мария. Ещё?
– У нас дают одно имя при крещении.
– То, которое есть в ваших святках. А как тебя звали в детстве?
– Маша.
О, господи. Я забыла. Моя прабабушка называла меня иначе, а родители ей запрещали. А она объясняла, что ничего плохого: «Дана, Даночка» – Богом данночка. А теперь – к психоаналитику, если денег хватит.
– Пожалуйста. Её звали Ингрид?
– Гайрех. У неё было древнее валлийское имя. Её отец был валлиец.
– А Ингрид?
– Какая Ингрид?
Он резко отвернулся и подошёл к окну. Он положил локоть на раму и прислонился к нему лбом.
– Почему ты спросила про Ингрид?
– Мне показалось.
– Тебе показалось? Тебе показалось? Кто ты, чёрт возьми?! Прости! Я знаю Ингрид. Да. Но тебе, откуда известно это имя? Мы знакомы… с тобой…. Я не знаю, сколько времени мы знакомы. Мне кажется, – вечность. Как будто ты – часть меня, как Гайрех, как…, Ингрид. Как Сеймон.
И меня тянет к тебе. Понимаешь? Я не уеду отсюда без тебя!
– Возьми. Это твоё – я протянула ему свёрток.
Он обернулся. Его взгляд скользил по моей руке к продолговатому кокону, как будто сканировал.
– Разверни.
Его руки дрожали. На мгновение, одно лишь мгновение, он застыл, увидев содержимое.
– Как ты догадалась? Я так давно мечтал! И нигде не мог найти такой образец. Я коллекционирую. Это именно то!
Конечно, ты мечтал, Олаф! Чёрта с два! Судя по всему, ты знал, у кого должен быть твой меч. Что же ты теперь молчишь и не скажешь мне, всё, что думаешь по этому поводу? Боишься? Что я скажу тебе, что ты сумасшедший? Правильно боишься. Скорее всего, я так и скажу. Потому что не верю в то, что всё это правда! До конца не верю. Мне ещё нужны доказательства. Я боюсь, так же как и ты, показаться чокнутой, застрявшей где-то в своём глубоком детстве. А на самом деле, гораздо раньше. Мы оба дрожим от страха, что нас признают сумасшедшими, и поэтому мы улыбаемся друг другу, чтобы прищурить глаза, Чтобы скрыть свои чувства в складках век, и стремимся превратить всё в шутку. Да здравствует, здоровое чувство юмора.
– Нет, правда, я и не ждал….
– Думаю, это лучшее, что я могла тебе подарить.
– Но. Я тоже хочу….
– Не нужно. Пожалуйста. Ничего не нужно. Вы с Сеймоном итак подарили мне незабываемые впечатления. Заставили потрудиться мой мозг. И, если у вас что-то получится со сценарием, это будет лучший подарок.
– У нас.
– Что?
– Не у вас, а у нас – тебе следовало сказать. Мы уже неразделимы. Вчера, когда тебя не было, Сеймон заказал билеты. Три билета. Сначала мы летим в Стокгольм….
– Ага. Вообще-то я работаю. Служу, так сказать в турагентстве гидом-переводчиком, если вы не в курсе.
– Это ты не в курсе, что Сейм поговорил уже с твоим шефом.
– И что?
– Тебе остались формальности.
– Продолжай.
– Подписать контракт. Визы у тебя и так есть. Так что, поэтому, сначала в Стокгольм.
– А потом?
– Да вся Европа наша. Потом в Великобританию. Ты ведь хочешь увидеть….
– Стоунхендж.
– Ну, да.
– Очень.
Я бросилась к телефону
– Шеф?
– Машенька! Успеешь заехать подписать заявление. Мы его с Сеймоном напечатали.
– Какое заявление?
– Я даю тебе творческий отпуск. На год. Ну, на всякий случай, мало ли чего. Мужики они, вроде, дельные, и в них я не сомневаюсь.
– Так чего же тогда не уволил меня вообще на фиг?
– Вот и я думаю, чего не уволил? С тебя дуры станется взбрыкнуть и прогадить и эту жизнь тоже?
– Какую эту?
– Новую, европейскую, вымощенную красными дорожками. Всё, ты уволена!
Больше всего мне захотелось в данный момент есть. Как будто известие о моём увольнении сулило мне в будущем нищету и голод, и следовало наесться напоследок, если уж не впрок. Я кинулась на кухню к холодильнику. Но, увидев виноватую физиономию Олафа, поняла, что моя затея бессмысленна.
– Ну, что? В «Чижика–Пыжика»?
– М-м….
– Я есть хочу. И пить. «Карибский рассвет» с британским сэндвичем – моя последняя воля.
– Вообще-то….
– Олаф! Мария, вы ещё не собрались? До регистрации три часа! Нам нужно захватить свои шмотки в отеле и заехать в её офис. Ты ей сказал? – Сеймон появился в дверях моей комнаты деловой и трезвый, против моего ожидания. За его спиной маячил Димон. Он пошаркал ногами, прокашлялся и захрипел несмоченным алкоголем голосом:
– Ты… это…, не волнуйся. Я прослежу за квартирой и прочим. Мы… это…, договорились с Сеймом.
– Договорились?
И тут Димон меня добил, проговорив на неплохом английском:
– Я в школе изучал этот язык. Мне даже учительница говорила, что я способный. Вот с твоими друзьями и стало что-то вспоминаться. Я понял не только на уровне интуиции, что они хотят от тебя. Я понял то, что говорит Сем. Мне кажется, тебе следует согласиться. Нет. Я уверен.
– Спасибо, Димон. Похоже, у меня нет выхода.
– Это верно – сказали они втроём. А мне показалось, что где-то в каком-то фильме уже был этот диалог.
– Мария, пора. Где твой багаж?
– Багаж? А зачем мне багаж? Вот все документы в сумочке. Нужно что-то ещё?
– Ну, не знаю. Дамы обычно….
– Не понимаю, что в Европе нет магазинов, или слишком малы счета на ваших кредитных картах? Чемодан я куплю в Стокгольме. Не возражаете?
Они не возражали. Их очень развеселила моя идея с багажом.
По дороге в аэропорт я пыталась понять, в который раз, что же всё-таки происходит. Всего три, или четыре дня, точно уже не установить, прошло с того момента, как я протрезвев и в очередной раз решив вести иной образ жизни, встретила неурочную электричку из Будогощи, и вот уже я еду в Стокгольм. Точнее лечу. Невзирая на свой панический страх, который я испытываю перед самолётами с детства. Я даже уверена, что всё пройдёт хорошо. Потому что мы ещё не дописали наш сценарий. Может быть, не все соавторы собрались? Ингрид? Ну и на что я ещё надеюсь? Григорий Ефимович уже сказал своё слово. А Левон погиб у меня на руках. И я за нас обоих придумываю дальше нашу жизнь.
– Тут у меня одна вещь, Сеймон. Мне Мария сделала подарок. Нужно это как-то оформить, как сувенир. Ты умеешь делать это.
– Подарок? Покажи.
