Марик Лернер - Восток
— Я знаю, — с тоской согласился Ян. — Пятеро или шестеро зажиревших ослов, привыкших гуся у приезжего крестьянина отбирать и ни на что больше не способных.
— Курсант Тульчинский, — командным голосом потребовал майор, — отставить разговоры, выполнять приказ! Получить патроны — и вперед. Да, командира взвода вместо Черемисова назначь, — добавил в послушно развернувшуюся спиной к нему и лицом к роте фигуру.
А плюнуть и уйти, подумал Ян, привычно отдавая команды. Ну уж нет. Теперь нет. Я им всем докажу. Говоришь, вся власть, какую взять сумеешь? Ну посмотрим… Попрыгают у меня. Детская мечта в полный рост. Все начальство на железке по струнке ходить будет. А кто возбухнет — быстро пожалеет. Снимут? К псам. Зато душу отведу. А взвод пока при мне побудет. Пора обзаводиться личной гвардией. Не самому же бегать с поручением и прикладом лупить недовольных.
С довольной рожей рядом нарисовался Зибров.
— А ты, Халиль, чего не ушел? Не верится мне в горячую любовь к армейским порядкам.
— Кто же будет спасать своего командира от мелких неприятностей? — с подобострастием в голосе спросил тот. — Кому будущий офицер сможет доверить этих никчемушных детей?
— Единственное, чему ты их способен научить, — это смотреть командиру в глаза очень честными глазами и уверять, что понятия не имеют, куда его арабский скакун девался. Впрочем, тебя больше курицы интересуют.
— Вот за что я люблю святого Акбара, так за правила поведения на войне, — проникновенно сказал Зибров. — Аллах велик! — торжественно произносишь, пиная еще живое тело свиньи. Нет Бога, кроме Аллаха! Это животное пало от моего ножа. Или там пули. Именем Аллаха благословляю его смерть. Я пустил ему кровь, и я объявляю это мясо халяльным. И все!!! Великий человек был, прекрасно знал душу солдата.
— Хм…
— Да ладно… Некуда мне возвращаться. Мой папаша — владелец лавки на Старом базаре в Казани. В десятом поколении хозяин. Знаешь, что это значит?
Ян пожал плечами.
— Огромное уважение окружающих. Он один из трех управляющих базара. Без него ничего не происходит. Все про всех знает. Чтобы сплетня мимо прошла — такое просто представить невозможно. Доброжелательный, общительный, всем нравится, мулла советуется. А иначе нельзя. Клиентура идет в лавку к умеющему понравиться. Польстить, удержать, вызвать доверие. Репутация безупречна и работает на тебя. Он создает ее и с нее же и кормится. Одна беда — это для чужих. А дома — скот. Жену и детей бьет по поводу и без повода. И никому не пожалуешься, а если посмеешь — так тебя же обвинят в непочтительности к отцу. Он в своем праве учить детей. А что весь в синяках, так на то воля Аллаха. Вечно обвиняет в пороках и действиях, позорящих род. Притом что сам делает именно то, за что нас порицает. Ему можно — он глава семьи. Вот я и старался с детства сбежать на улицу. Я не в доме вырос, и назад меня никакими посулами не заманишь. И, — нехорошо улыбнувшись, убежденно сказал, — спорить могу, он из тех, кому новая власть не понравится. По старым законам жить лучше было. Равноправие… Оно ему требуется? Ну а мне, значит, прямая дорога на другую сторону.
Он замолчал и, оглянувшись на товарища, подмигнул, возвращаясь к привычному поведению:
— Не боись, господин командир роты, я, может, и шалопай, но спину прикрою всегда. Есть у меня интересная мысль насчет твоей удачи. Прет тебе не пойми с чего, а это неслучайно. Я в удачу крепко верю и что она на помощников осененного распространяется тоже. Далеко пойдешь, да продлит Аллах твои годы. А я уж рядом потрусь. Без шуток — я твои приказы выполнять собираюсь со старанием.
— А дальше? Турнут меня — и что?
— А там поглядим. Не верю я в спокойствие и всеобщее довольство. За Каганом не одни ближние стояли, и не все обрадуются столь интересному повороту. У нас в Булгарии и Заволжье всегда горело на любой чих из Владимира. Сотни лет прошли, да чуть что не так — моментально недовольные на улицы выползут. А тут еще неизвестно куда повернется. Еще полыхнет, и очень надеюсь попасть в родные места с официальной бумагой и винтовкой. И лучше при этом быть не одному. Вот так.
У ворот городской комендатуры, бывшего здания МВД, стояла немаленькая толпа. Там в самом начале прямо на заборе присобачили деревянный щит и регулярно наклеивали новые местные приказы и приходящие из Владимира сообщения. Почти сразу образовался постоянный митинг. Люди собирались, читали и обсуждали. Наличие буквально рядом полицейских и солдат не давало разгуляться страстям. Все было более или менее прилично. Да и зимний холод страсти серьезно остужал: долго на морозе не простоишь. Лучше в чайхане посидеть — там тепло и собеседники знакомые.
Сейчас толпа была на удивление большой. Ничего удивительного. Не каждый день сообщают об отмене Каганата. Люди яростно спорили. Больших любителей не то покончившего жизнь самоубийством, не то застреленного при штурме дворца Абдульвахида не обнаруживалось. Печально качали головами и сразу переходили к более важным делам. В основном желали потрепаться, выясняя, как жить дальше. Что ждет впереди, никто толком не представлял.
«Ввиду того что предназначенность, — запинаясь, читал очередной грамотей, — Каганата отражена в основных концепциях»… Тут он осекся на излишне сложном слове и завял окончательно.
— Да чего там, — крикнули из толпы, — и так понятно, власть сменилась насовсем. Все семейство в изгнание.
— Власть от Бога!
— Вот Аллах и отдал ее в правильные руки!
— А с землей что будет? — недоумевающе спросил очередной голос.
Толпа забурлила. Всех страшно интересовал предмет имущества и кому оно достанется. Запрет родственникам Кагана владеть на Руси хоть чем-нибудь страшно волновал всех. По старому закону не меньше четверти угодий принадлежало высылаемым. Дело было хорошо знакомое, со вчерашнего дня неоднократно слышимое и вполне понятное. Особенно если вспомнить, что многие крестьяне сидели на той земле арендаторами. Кому теперь платить и надо ли вообще? Лучше, конечно, не платить.
Семье, кроме того, принадлежали лесные угодья, солидные паи в банках и предприятиях. Даже золотые рудники и шахты на Урале и юге страны. Все желали срочно поделить или как минимум уменьшить налоги за счет чужого добра.
— Проходи, — отмахнулся майор на попытку Яна приветствовать по уставу. — Зачем вызвал, в курсе?
— Генерал-майора Четвертакова официально сняли с должности командующего округом, — усаживаясь на стул и глядя на мокрые следы от сапог на полу, ответил тот. — Неудивительно. Дедушка старый, ему уже все равно. Пожить бы спокойно. Еще не худший вариант. Сам никуда не лез и вам не мешал.
— Нам!
— Пусть нам, — миролюбиво согласился Ян. — Кого теперь назначат — очень занимательный вопрос.
— Бывшего командующего Седьмой армией.
— Морозова? А что он собой представляет? Нет, воевать умел, это я слышал. Насчет наших дел?
— Хороший офицер.
Исчерпывающе, подумал Ян и изобразил недоумение.
— С солдатами вежлив и деликатен, — пояснил майор. — С начальством вечно на ножах. Не любили его при прежней власти. Способен выслушивать и учитывать мнения специалистов. Лично не встречался, но отзывы слышал. Послезавтра познакомимся. Твоя задача — обеспечить торжественную встречу. Оркестр, приветствия и бодрый вид военнослужащих.
— А спать я когда буду? — угрюмо поинтересовался Ян. — Мало у меня дел, кроме организации оркестров.
— Производить хорошее впечатление на командира — важнейшее по значимости занятие после хорошей работы. Спать ты сегодня все равно не будешь. — Он бросил на стол бумагу. — Читай!
Ян с подозрением посмотрел на начальника и притянул ее к себе.
— Ого, — сказал с изумлением минут через десять изучения текста. — Это программа правительства?
— Вот именно. Завтра будет во всех газетах. Сегодня прислали для доведения информации личному составу. Лучше уж хорошо обдумать и устроить общие чтения. Хм. Во избежание. Сам-то что думаешь? Только честно!
— Может, просто указания дадите?
— Послушай, Тульчинский, не изображай мне здесь очередного наивного. Я кручусь не хуже тебя, и постоянно чего-то не хватает. Денег, людей, нормальных чиновников, добросовестной полиции. Любые начинания глохнут под криками: «Нет возможности». И заметь, с меня спрашивают, спрашивают и спрашивают. Все недовольны, и никто не помогает. Уж так вышло, что и посоветоваться не с кем. Мне нужен чужой взгляд. Причем нетрадиционный. Понравится мне или нет — дело десятое. Мы говорим откровенно и не с целью выяснить политические взгляды. Ты офицер…
— Хе. Польщен.
— …Есть сомнения, что получишь звание? Мы говорим как товарищи. Выкладывай.
— А то вы не понимаете.
— Ты не понимаешь.
— Так точно, — пробурчал Ян. — Возражения в принципе отсутствуют. Звучит прекрасно.
