Алекс Кун - Архангельск
Изменив регулировку натяжителей, посчитал, что на сегодня с парусным цехом пора завязывать. Пошел на верфь и проторчал там до ужина. Корабельный мастер решил начать обшивать корпус латунными листами, не дожидаясь, пока второй слой досок дошьют до верха. Вот мы и ползали под днищем, размечая, как начнем и как вести будем. По-хорошему, надо было бы обшить корпус под листами кожей или еще чем, чтоб латунь прямо на дереве не лежала. Но корабль мы строили хоть и основательно, но все же на скорую руку. Да и задачи у него довольно специфические, почти одноразовые и прототипные, так что решил не усложнять, а шить латунь прямо на корпус, промазанный смолой.
Единственно, почему отложил обшивку – второй слой мастера плохо простругали. Ползая под днищем, показывал то тут то там ступеньки на стыках досок. Велел застругивать все до идеально гладкой поверхности. Выступ в пять миллиметров на гладком корпусе уже плохо, а несколько таких выступов, особенно ближе к носу, убьют всю гидродинамику скоростного судна.
За ужином дома были только и разговоры о ткацком станке, дамы никак остановиться не могли. С трудом перевел разговор на то, каким должен быть новый станок, чтоб ткань узорчатая получалась. Надежда принесла свое свадебное платье, точнее элементы от него, и показывала на примерах. Тут было принято, что ткань для своего свадебного платья девушка ткала так, чтоб новой родне было сразу видно мастерство обретаемой дочки. Чем сложнее узоры на ткани, тем почетнее. И к этому добавлялась еще ручная вышивка умопомрачительной сложности, которая должна показать, что невеста мастерица не только ткать, но и шить. Вот, значит, отчего девушки в мое время так тщательно свадебное платье выбирают – аукается в них голос предков.
Не-э, такую сложность станком не воспроизвести. Мое время очень много потеряло, когда мастерство невесты перестало интересовать как жениха, так и его родню. Ни одна знакомая из моего времени до самой старости ничего подобного не сваяет. А тут почти каждая такое к свадьбе делает, то есть мастерство имеет уже в юности. Кто называл наших предков отсталыми? Пусть попробует резной браслет из кости вырезать, выглядящий как морозный узор. Лично у меня не вышло, хоть и попытался втихаря порадовать Таю.
За частоколом объяснений моих прекрасных дам, что вот тут надо нитку поднять, вот тут пробросить, а вот в этом месте пропустить – мне все больше виделась гигантская машина, где каждой ниткой надо управлять отдельно, да еще и по сменной программе.
Стряхнув с себя наваждение, сказал, что пойду наверх поработать, и, оставив дам за обсуждением тонкостей ткачества, ретировался. Через часик на вопрос поднявшейся Таи, не нужно ли чего, ответил просто – что нужна она, и работа была заброшена. Утром меня разбудили к завтраку, в коий-то раз не подняв к заутрене. Прогресс.
И был новый день. Надежда решила тоже работать до обеда мотальщицей ниток, подготавливая, отбирая и сматывая с нескольких катушек нитки для Таи, а после обеда Надежда отправлялась домой на хозяйство.
Тая ткала, пока нитки не кончались, но обычно заканчивала задолго до ужина. Занималась еще и смазкой станка. Смазка была нужна ежедневная, да и масло было не ах, только льняное. В связи с острой нехваткой ниток станок запускали не каждый день, так что пока не видел смысла в расширении этого цеха. Надо было сначала расширить базу сырья.
Сделали станок для вытягивания ниток. После нескольких модернизаций заработал и он – пришлось срочно делать второй, чтоб две подружки могли сидеть на складе и сплетничать, занимаясь делом.
Забегая вперед, скажу, что склад ниток вынужденно перенесли ближе к селу, так как появилась масса желающих посидеть и попеть в тесном женском кругу за более или менее спокойной работой, да еще и денюжку малую заработать.
Не столько по надобности, сколько по инерции и как вызов моему знанию механики, начал рисовать станок для узорной ткани. Все в принципе то же самое, только гребенок, разводящих нити вертикально, заложил десять штук одна за другой, и механизм поднятия-опускания каждой сделал коромыслом с одним длинным коротким плечом. Ну а программу задает и приводит в движение круглый барабан с торчащими из него шпенечками, как на музыкальной шкатулке. Шпенечки в барабане можно переставлять, составляя новую программу. После первой же пробы барабан со шпенечками и ударный конец коромысла пришлось делать из железа. Дерево разносило в щепки. Второй серьезный недостаток: стало очень непросто продевать нитку – мешали вертикальные проволочины соседних гребенок.
Зато появилось нововведение, которое прижилось. Нитка теперь закусывалась в щели специальной длиной иглы и продевалась иглой через гребенки. Причем этот способ и на обычном станке стали применять.
Первая узорчатая ткань с этого станка вызвала бурю ажиотажа. Такую ткань по цене парусины хотели иметь все. Для первой партии мы выбрали самый сложный узор, какой мог потянуть новый станок, и не прогадали. Дополнительным плюсом оказался разошедшийся по деревням слух, будто узорчатой ткани не делают, потому как льна не хватает, что было чистой правдой. У нас сразу начали активно пополняться склады.
Узорчатая ткань стала третьим столпом прибыльности. Продавали ее по цене чуть выше обычной парусины и при этом имели жуткую рентабельность. Федор ходил как кот, переевший сметаны, то есть с трудом, но с мечтательной улыбкой и затуманенным взором. Однако все их поползновения выпускать только узорчатую ткань мною были пресечены. Паруса нам тоже потребны, максимально твердые и плотные. Некому на них узоры рассматривать. И уже пора было начинать их шить. А то парусов планировалось девятьсот квадратных метров, что, с учетом дополнительных фальшшвов, стежков требовало более шести километров. Забросив остальные дела, благо все шло по накатанной, и пару-тройку дней можно было оставить верфь без присмотра, засел за схему швейной машины.
Со стороны все, может быть, выглядело глупо, но на чердаке начал стругать из дерева крупномасштабный макет. Игла диаметром с ручку от швабры, в ней отверстие под веревочку. Внизу шпулька с катушкой веревки, и между ними доска с дырками. Это была основа, которую помнил из работы со швейными машинками. Мне требовалось разобраться, как две нити переплетаются. Остальной механизм был понятен.
Осознание пришло только ночью, когда понял, что шпулька просто вращается, подхватывая нить с иглы, протаскивая ее по своему корпусу и, полностью провернувшись, сбрасывая нить. Очень просто, но до чего же тонкая механика выходит. Точность и согласование потребны просто ювелирные.
Набросал эскиз шпульки с размерами. У меня нет никого, кто такое сделает. Остаток ночи резал и пропиливал крупномасштабный макет шпульки, потом пробовал крутить шпульку и смотреть, как все взаимодействует. Подвел итог. Могу отлить и сделать все, даже иглу и шпульку, но потребены инструмент и мастера по тонкой работе. В связи с этим решил съездить в Холмогоры, забрать обмундирование и найти мастера, часовщика или ювелира, желательно с инструментом.
Собравшись спуститься вниз, глотнуть чего-нибудь, на верхней ступени лестницы обнаружил спящую Таю. При моем приближении она проснулась.
– Тая, так негоже. Что же ты до кровати не дошла!
– Прости, мастер, не хотела мешать. Просто смотрела, как ты примеряешься и ругаешься непонятно. Ты ведь новый станок придумываешь? А что он делать будет? У тебя получилось?
– Тая, благодарю, что не отвлекла, но в следующий раз можешь или тихонечко до кровати дойти, или если тут уж совсем шумно будет, ночевать внизу в свободной комнате. Хорошо?
– Да, мастер.
– А станок новый будет сшивать нам паруса, только чтоб сделать его, уже не столяр, а ювелир нужен. Так что на днях, пока река льдом не покрылась, поеду в Холмогоры. А теперь быстро иди спать.
Утром Тая почти проспала заутреню, Надежда поднялась ее из постели вытаскивать и еще меня корила, что заездил ночью девушку совсем. Просыпаться и отвечать на навет было лень, проще согласиться, что мерзавец, а также сексуальный террорист, и сладко спать дальше.
После завтрака пошел навестить братьев и договориться о поездке в Холмогоры. Федор затащил показывать отчеты о наших прибылях и убытках. Прибыль была уже очень существенной, если так и дальше пойдет, мне проще будет купить корабль, чем его строить. Другое дело, что такие, как у меня, суда еще лет сто строить не будут.
Федор отговорил меня ехать, не такое уж и срочное дело, а он через день-два туда сам поедет и договорится с мастером, да и заказы наши соберет. Отговорил в основном тем, что для меня тут есть новое дело.
Пока наше кумпанство богатело на трех китах – технической бумаге, листовой латуни и узорчатом полотне. Раньше братья в основном лес поставляли, и на этом поприще у них богатые связи. Так как наш инструмент потихоньку расползался с верфи, то пошли слухи о знатном качестве бажениновской справы и крепежа. К братьям уже несколько раз серьезные купцы подходили, хорошие деньги предлагали за инструменты. За отговорки, что лишних нет, считали, будто братья просто цену набивают. И цены поднимали.
