Дмитрий Хван - Царь с востока
- И то верно, - проговорил Вольский. - А после того, как согреемся, снова на умение пушкарей поглядим!
Вскоре, к вящему неудовольствию бояр, государь снова поднялся на колокольню, где, запахнувшись в великолепную соболью шубу, продолжил наблюдать за смотром. Во второй половине дня заметно похолодало, и Вольский, дабы не морозить государя, немного подкорректировал ход учений, немного уменьшив их продолжительность. Никите Ивановичу показали стрельбу поверх голов наступающего войска, уничтожение целей с закрытых позиций, из-за холма, а в конце Ян вовлёк государя в процесс, предложив ему поучаствовать в выборе целей для дивизиона единорогов. При этом использовалась связь с корректировщиками огня через сигнальные флажки, сообщаясь через сигнальщика на башне монастыря. Никита Романов был в полном восторге от увиденного. Он дважды уточнял у Вольского, его ли эти пушкари да ездовые или люди Сокола. И Ян дважды пояснял царю, что люди эти выучены при казённых заводах и нижегородской фактории. И что это вчерашние казачки, крестьяне да мастеровые. - Кроме того, государь, для пущей пользы для Руси надобно уже при заводах школы пушкарские учредить, а в Нижнем Новгороде от Пушкарского приказа училище основать - дабы учить канонирскому умению самых сметливых из тех школ.
- Хорошее дело, - согласился Никита, спускаясь с колокольни. - На то из казны денег отпустить надобно, но... Сперва описать сие должно - сколько школ да по скольки учеников в них, в чём нужда у них будет, а кто учителями будет. Сможешь сделать опись таковую? Награжу, коли дело сделаешь.
- Уже готова опись, государь! - склонил голову Ян, глядя, как полы царской шубы волочатся по каменным ступеням. Царь же был полностью погружён в свои мысли. А за ужином Никита Иванович предложил Вольскому разделить орудийные батареи между армиями Трубецкого и Черкасского, 'дабы у каждого была сила сия'. На что сибирец осторожно, но твёрдо возразил:
- Для полного успеха должно иметь сильный кулак, а не два кулачка врозь. Коли свести все пушки вместе да использовать их там, где успех нужен более всего, то победа будет полной и уверенной!
- Хорошо, коли так, - отвечал царь. - Знай, уж скоро и проверим! В войско Христофора Фёдоровича отдаю оный... - царь вопросительно посмотрел на Вольского.
- Артиллерийский дивизион! - выпалил Ян. - Первый Уральский!
- Артиле... Добро! - не сумел сразу выговорить новое для него слово, Никита рассмеялся и кивнув Вольскому, вдруг посерьёзнел:
- А ты, Ян Игнатьевич, пойдёшь ли служить мне и Отечеству моему?
- Есть у меня приказ моего государя - поступить к тебе, царю русскому, на временную службу. Дабы командовать дивизионом в случае войны.
- Что же, рад я тому безмерно, - проговорил Романов, пощипывая постриженную на испанский манер бородку. - Гляжу я, с Рыльским вы дружбу учинили...
- Учинили, государь! - отвечал Вольский, глядя в благородное, огрубевшее от осенних ветров и походной жизни лицо Никиты, в его умные глаза, с интересом взиравшие на сибирца.
- Вот и пойдёшь к нему в завоеводчики[7], - закончил самодержец, едва улыбнувшись. - О том бумагу сегодня напишут.
Вечером того же дня и Рыльского, и Вольского Никита Иванович пригласил в свои палаты для обстоятельного разговора, по итогам которого Христофор Рыльский был произведён в новый для себя чин, став первым[8] русским генерал-бригадиром. Кроме того, из подчинённых ему драгун теперь нужно было набрать две сотни человек для обучения пушкарской науке. А его отряд, по указу государя и совету Вольского, теперь стал называться бригадой - казалось, Никита Иванович был более чем настроен на всяческие нововведения. И это нравилось далеко не всем среди его окружения. На прошедшем в конце лета в Москве Земском Соборе, посвящённом принятию в подданство Войска Запорожского и войне с Польшей, это стало ясно окончательно. Пусть никто не выступил против царя открыто, но глухой ропот среди бояр и представителей церкви, недовольных европейскими замашками государя, был ясно слышен.
Далее события только набирали свой ход, предвосхищая сюжет предстоящей войны. В конце недели в Путивль прибыл глава Посольского приказа со многими людьми. Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин встречался с польским посольством, которое не пустили далее Могилёва, задержав в этом пограничном городе Руси и заставив ждать ответа из столицы. Получив наказы от царя, Ордин-Нащёкин всё же встретился с посланцами короля, выслушав их предложения. Ян Казимир, стремясь предупредить вступление Руси в войну на стороне мятежных казаков и черни, предлагал царю удовлетвориться Левобережьем Днепра, вплоть до татарских владений. Кроме того, король надеялся заключить с Москвой анти-шведский союз, предлагая и Киев с округой. Однако Ордин-Нащёкин, всячески затягивая переговоры, так и не дал полякам ответа ни по одному из пунктов мирных соглашений. Посольство уехало в Варшаву несолоно хлебавши. А тем временем, двигаясь от Смоленска, к Шклову уже подходила двадцатитысячная армия князя Хворостинина и боярина Бутурлина, состоящая исключительно из полков нового строя, которыми командовали европейские офицеры. Кроме того, в её составе было несколько рот наёмников из немецких земель, принадлежащих Дании. Целью армии был захват Минска и Вильно и выход к Неману. Вторая армия, численностью более тридцати двух тысяч воинов, включая стрелецкие полки и ополчение, подходила к Стародубу, имея своей задачей выдвижение к Турову через Гомель, чтобы там ожидать дальнейших приказов от государя. Командовали ей князь Черкасский и князь Барятинский. Третья армия, князя Трубецкого и боярина Шереметева, численностью более тридцати пяти тысяч воинов, подходила к Чернигову, куда вскоре убыл и Никита Иванович, оставив Рыльскому необходимые распоряжения и письменные приказы. Эта армия, пополнившись казаками запорожского гетмана Богдана Хмельницкого, имела приказ войти в Киев. В её же составе должна будет действовать и бригада генерала Христофора Рыльского. Кроме того, на Белгородской засечной черте более двенадцати тысяч воинов армии старого образца под началом Григория Ромодановского надёжно перекрывали татарам возможные пути на Русь.
А в Путивле тянулся за днём, всё больше холодало. Постепенно подваливало снега, что не мешало проводить учения канониров, благо недостатка в порохе и фураже для лошадей не было. Время, проведённое в монастыре до того момента, как вместе с отрядом драгун в Путивль пришёл приказ выдвигаться берегом Сейма, а затем и Десны к Чернигову, прошло недаром - всадники генерал-бригадира Рыльского и воины Вольского достигли того уровня взаимного понимания, который, несомненно, может сыграть решающую роль и на марше, и в бою.
Чернигов-Киев. Декабрь 1652.
Пополнив обоз местными ополченцами, бригада Рыльского, пройдя заснеженными берегами Десны, несшей к Днепру свои тёмные, свинцового цвета воды, вскоре достигла лагеря русской армии. Расположившись на левом берегу Днепра, близ устья Десны, войско готовилось к переправе. Первые известия об успехах русского оружия пришли в ставку государя с северо-западного направления - гонец привёз письмо от воеводы Потёмкина. Его полк, вышедший из Себежа, приступом взял две крепости на Двине - Друю и Динабург, приведя жителей оных городов к присяге русскому государю. После чего, оставив в крепостях по сотне драгун, а также мужиков из новгородского ополчения, полк Петра Ивановича принялся преследовать бежавшего противника и подошёл к Кукейносу, занятому поляками у шведов семь лет назад. После недолгой осады, город сдался на милость победителя. В обратном письме Никита Иванович похвалил Потёмкина, пообещав наградить, а покуда приказал стоять в Кукейносе и отражать возможные попытки врага вернуть себе крепость. Кроме того, царь приказывал ласково обращаться с горожанами, не чиня им никакого зла.
Пополнившись казачьими отрядами Богдана Хмельницкого и проводив двадцатитысячное войско наказного атамана Ивана Золотаренко, отправленного под Гомель на соединение с князем Черкасским, армия Трубецкого оставила Чернигов и подошла к Днепру. Государь Никита Иванович со свитой находился среди войска, претерпевая все трудности похода. На недавнем собрании в Чернигове, царь ознакомил гетмана и его людей с грамотой патриарха Стефана, бывшего духовного отца преставившегося Алексея Михайловича, едва ли не насильно избранного на патриаршество. В ней иерарх объявлял богоугодной и священной борьбу против католиков, попирающих православие и насильно совращающих православных христиан в преступную унию.
- И всех вас, православных христиан, да помянет Господь Бог во царствии Своем! - звучали слова послания патриарха Стефана в палатах Троицко-Ильинского монастыря, где остановился самодержец.
