Товарищ "Чума" 10 (СИ) - "lanpirot"

Капитан госбезопасности скрестил руки на груди:

— Ну и?..

— Волк и ворон — знамения, указанные в пророчестве святителя Кирилла Иерусалимского. Волк — символ преследования, гонитель веры. А ворон… ворон — это вестник. Тот, кто приносит весть о смерти. Или, напротив, предупреждает о ней.

Я резко выдохнул:

— То есть Страж Веры…

— Будет отмечен их присутствием, — кивнул монах. — Возможно, буквально. Возможно, в видениях или знаках. Возможно, в деяниях.

— Да, уж, — скептически хмыкнул Фролов, — вариантов до хрена, но ни одного конкретного! «Трижды отвергший…» — процитировал он еще одно условие. — Что отвергший? Веру?

— Вполне вероятно, — спокойно ответил батюшка. Пророчества никогда не отличались особой ясностью. Но всегда сбывались! Понятно одно: Страж уже возродился. И демон Раав его уже ищет.

Фролов щёлкнул языком:

— Прекрасно. Выходит, мы не только должны найти какого-то мифического «защитника», но и сделать это раньше, чем его обнаружит демон?

Отец Евлампий вдруг резко захлопнул книгу и раздражённо убрал её в саквояж.

— Мифического? — Его голос стал тише, но в нём появилась стальная нотка. — Вы думаете, Церковь столетия хранила эту тайну просто так? Стражи Веры уже приходили! И если пророчество сбывается снова, значит, это уже начинается.

— Что начинается? — не унимался Фролов.

— Война, — просто сказал инквизитор. — Та самая, последняя. Апокалипсис!

Тяжёлая тишина повисла в комнате. Ну, да — ну, да, и я один из всадников его. Сомневаться в словах батюшки не приходилось, кое-что из его «пророчеств» я видел, так сказать визуально.

Я взглянул на уголок потрёпанного фолианта, который было видно в раскрытом чреве саквояжа. В его страницах была запрятана не просто загадка — ключ. И теперь нам предстояло его отыскать. А вот к вариантам расшифровки пророчества, предложенным отцом Евлампием, я бы добавил и свои.

Если подытожить каждый пункт, выходило следующее:

«Ведомый волком и вороном». Если понимать слова пророчества буквально — Стражу являются звери-проводники (возможно, духи или оборотни). Если символично — он преследуем (волк) и получает предзнаменования (ворон). Ну, и еще вариант, что это Раав уже послал за ним своих слуг — тех самых «волка и ворона».

«Трижды отвергший — трижды же прощённый». Это тоже можно понимать по-разному. Отрекался от веры, но вернулся к ней. Был предан трижды, но сам простил предателей. В прошлых жизнях (если Страж — это реинкарнация, типа моего «соседа»-всадника) он трижды «падал и поднимался». В общем мутновато пока с этим.

«Кровью грешника, но душою чист». Возможно, совершил тяжкий грех, но раскаялся. Рождён от «нечестивых» родителей, но сам свят. Либо его сила пробудится только после какой-нибудь кровавой жертвы (возможно, даже его собственной). Читал я о таких примерах инициации[1].

— А ещё, — я осторожно приоткрыл саквояж и взял в руки книгу, чтобы еще раз посмотреть на старинный текст, — можно упустить очевидное.

Фролов ехидно приподнял бровь:

— Например?

Я провёл пальцем по пожелтевшим страницам.

— Например, что всё перечисленное — не признаки, а испытания.

Батюшка резко повернулся ко мне, глаза его возбуждённо сверкнули.

— Ведомый волком и вороном, — продолжил я, — потому что он прошёл через гонения и предзнаменования смерти.

— Трижды отвергший, — добавил отец Евлампий, медленно осознавая, что я, возможно, прав, — потому что устоял в трёх искушениях.

— Тогда «кровь грешника» — это что, — криво усмехнулся капитан госбезопасности, — экзамен на тему «убийство во благо»? — Фролов медленно провёл ладонью по лицу, словно стирая с него маску циничного скепсиса. — И при этом — он душою чист…

— Начнём с начала еще раз, — сказал я, указывая на строки пророчества. — Если «волк и ворон» — не просто символы, а ключи, то где их искать?

Монах задумался.

— Волк… Возможно, речь о знаке рода. Или месте. В старину словом «волк» называли не только дикого зверя, но и людей… Волка ассоциировали с преступниками, ворами, а также с инородцами, иноверцами. В то же время, волк мог быть символом мудрости, силы, независимости и даже покровителем. В народных представлениях волк часто выступал в роли оборотня, волколака, и был связан с потусторонним миром, загробной жизнью. А ворон…

— Воронов часто связывали с колдовством, — хмуро добавил Фролов. — Или с местами смерти.

Я почувствовал странный толчок в груди — будто кто-то невидимый ткнул меня пальцем. Комната снова погрузилась в тягостное молчание. А за окном внезапно закаркал ворон. Громко, хрипло — будто отвечал на наш немой вопрос. Я вздрогнул. Батюшка неспешно перекрестился.

— И, кстати, — продолжил Фролов, — одного ворона мы уже с тобой видели, товарищ Чума — он нас с тобой чуть не угробил, когда машину разносил! — Фролов медленно поднялся с кресла и подошёл к окну. Его фигура резко очерчивалась на фоне бледного закатного неба. — Ну что ж, — прошептал он, не отрывая взгляда от большой чёрной птицы, сидевшей на ветке старого дуба. — Похоже, нас опять нашли, товарищ Чума…

Ветер внезапно усилился, завывая в щелях старых рам. По моей спине пробежал холодок. Отец Евлампий сжал крест в руке, его губы беззвучно шевелились — то ли в молитве, то ли в проклятии.

— Каркает неспроста, — прошептал отец Евлампий, прислушиваясь к резким звукам за окном.

Я тоже подошёл к окну. Ветер трепал чёрные перья огромного ворона, сидевшего на фонарном столбе прямо напротив нашего окна. И самое странное — птица смотрела. Не просто в сторону, как обычные птицы, а прямо на меня, будто чего-то ждала.

— Лазарь Селивёрстович, — я обернулся к Фролову, — ты когда-нибудь видел, чтобы ворон так пристально смотрел? Ведомый волком и вороном… — повторил я, всё ещё пытаясь расшифровать эти мутные слова пророчества, чтобы они наконец-то обрели хоть какой-то смысл.

Я перевёл взгляд на книгу. Пожелтевшие страницы будто шептались под моими пальцами, полные скрытых смыслов, которых я пока не понимал. — Возможно, это не просто символы… Может, это… места.

— Места? — Фролов нахмурился, не понимая, о чём это я.

— Обитель волка — лес. Ворон же…

— Лесная крепость! — внезапно воскликнул отец Евлампий, перебив меня. — И я знаю, как она называется… — выдохнул, а его лицо неожиданно просветлело. — Пескоройка!

В этот момент ворон с фонаря резко взмахнул крыльями — не улетая, а будто подавая знак. Ветер завыл громче. За окном внезапно грянул гром, и дождь усилился. Чёрная птица наконец сорвалась с места, кружа над дорогой с протяжным карканьем.

— Вы серьёзно, отец Евлампий? — моему изумлению не было предела. — С чего вы это взяли?

— Знаешь, кто на самом деле был первым Стражем? — спросил меня священник. — Но не был внесён в церковные летописи, потому как считается язычником, оборотнем и колдуном?

— Да не томите уже, батюшка! — прикрикнул на священника капитан госбезопасности.

— Некий былинный богатырь… — произнёс отец Евлампий, а после взял длинную театральную паузу. — Вольга Всеславьевич!

— Ага… — вот теперь мне стала понятна аллегория про «волка и ворона». Только в оригинале — «серым волком и ясным соколом» Но, поскольку былинный князь считался у церковников, как только что сказал батюшка — язычником, оборотнем и колдуном, то «ясный сокол» трансформировался в «черного ворона». Ну, а волк, он и в Африке — волк. — Значит, первопредок и основатель рода Перовских был Стражем?

— Так гласит одно древнее предание, которое нам удалось обнаружить в патриаршем архиве. Но, как на самом деле обстояли дела, теперь уже не узнать, — произнёс отец Евлампий.

Ну, это он так думал, что не узнать. А вот мне несколько дней назад довелось пообщаться с моим самым древним и крутым дедулей… Вот только неизвестно, сумел ли он восстановиться после оказанной нам с Глашей помощи? Или отправился на перерождение, как того опасался Вольга Богданович, растратив все свои духовные силы?