Расплата по счетам (СИ) - Романов Герман Иванович

— Надеюсь на вверенные вам части, знаю, что вы не подведете в бою, — наместник еще раз окинул взглядом укрепленные позиции, на которых через несколько дней разразится грандиозное сражение. — Вы что-то хотели у меня спросить, Николай Платонович?

— Попросить, Евгений Иванович, попросить снять со 2-го корпуса генерала Засулича. Михаил Иванович чудесный человек, и на любой тыловой должности будет незаменим. Но он исключительно несчастлив на поле боя, вверенные ему войска из-за бестолковых распоряжений постоянно терпят неудачи и поражения, он даже не умеет дать своим подчиненным генералам и офицерам той самой инициативы, чтобы они могли действовать по собственному усмотрению, а без этого побед не будет. Засулич «склепок» с покойного генерала Куропаткина, который считал, что у себя из штаба он может командовать каждым батальоном в огромной армии. Так воевать нельзя — я много пожил, седьмой десяток лет идет, и понимаю, что любому полковнику на месте виднее как воевать, чем генералу в двадцати верстах.

Зарубаев смотрел бесхитростно, но вот этому как раз и не следовало верить. Николая Платоновича считали человеком недалеким, даже глуповатым, тем не менее, его корпус, составленный их призванных запасных солдат, воевал лучше остальных, намного лучше, никогда не терпел от неприятеля поражений, а подчиненные безмерно любили своего старого генерала. Алексеев быстро выяснил, в чем причина успехов Зарубаева — он «не дергал» подчиненных, любую их разумную инициативу не только приветствовал, но и поощрял, и даже насаждал, неустанно повторяя слова великого полководца, что «каждый солдат должен знать свой маневр». И такое отношение всегда давало положительный результат, оставалось только внедрить этот опыт в войсках. К тому же подобный подход был у вице-адмирала Матусевича, что продвигал вперед именно инициативных, решительных и энергичных капитанов 1-го ранга, трое из которых уже стали контр-адмиралами за «отличие в делах против неприятеля».

— И еще необходимо удвоить число охотничьих команд в полку, имея в каждой три взвода пеших и взвод конных стрелков для ведения разведки. Пусть только для сибирских полков, так как дивизии в двенадцать батальонов, а оные команды при нужде позволят сформировать при начальниках дивизий отдельный батальон из трех пеших рот и одного конного эскадрона. Нужны именно егеря — рота в полку, батальон в дивизии, не меньше. Тут везде сопки и кустарники, заросли гаоляна выше человеческого роста, в которых способны действовать только егеря, какие были раньше.

— А зачем удваивать число «охотничьих» команд, не лучше сразу развернуть требуемый батальон при начальнике дивизии?

— Это армия, ваше превосходительство, — чуть ли не хихикнул Зарубаев, глаза хитро прищурились. — Для себя полковники создадут отличные команды, отберут лучших из лучших. А для начальника дивизии кого наберут?

Вопрос был не нужен, и Алексеев рассмеялся, догадываясь о результате. И не сомневался, что Зарубаев со своими штабными внимательно прочитал переданные генералом от инфантерии Стесселем записки о ведении боев на Квантуне. Да и сам адмирал многое оттуда извлек полезного, да те же блиндированные поезда приказал построить в Харбине и во Владивостоке. И чуть ли не ежедневно отправлял телеграммы в столицу, требуя закупки у датчан пулеметов, к которым нужно еще подготовить расчеты. Но извечную российскую волокиту было не так легко победить…

На вооружении защитников Порт-Артура имелись снятые с кораблей флотские пулеметы «Максима» на треногах вместо громоздких колесных станков, и в числе в несколько десятков (до шестидесяти), что намного больше чем в собственно маньчжурской армии, где имелось две команды по восемь пулеметов в каждой. Потом, правда, спохватились, но время было упущено…

Глава 29

— Кто бы сомневался, что немцы не станут нам помогать, дав столь нужные пушки. А вот французы сдрейфили, и сразу стало ясно, что с них неважнецкий союзник, от которого держаться нужно подальше. Дай бог, чтобы кайзер с царем сговорились меж собой, тогда многие вопросы отпадут, глядишь, а там и престолы под ними крепче сохранят, и войны между нами не будет. По крайней мере, первый шаг на этом пути определенно сделан.

Николай Александрович знал, о чем сейчас говорил. Тем более с чужих мыслей, которые уже от собственных не отличались. С утра миноносец в сопровождении «Новика», и под конвоем «Аскольда», крейсер осуществляли дальнюю разведку, привез почту от наместника с телеграммами из Петербурга, что пришли в Циндао — местный губернатор всемерно помогал наладить устойчивую связь с Квантуном, так как китайский телеграф в Чифу находился под полным контролем англичан. К тому же немцы уже продали несколько мощных станций беспроволочного телеграфа, которые позволяли устойчиво держать связь чуть ли не на триста миль — в десять раз больше. Высоких сопок в Циндао, и на Квантуне хватает, чтобы вывести антенны. Так что если осада затянется, то с передачей сообщений в обе стороны проблем не будет, и не нужно будет с риском гонять миноносцы, хотя следует озаботиться порядочными шифрами — передачи уже вовсю перехватывают и дешифруют. Причем, как и японцы, так и русские — это было проделано в последнем сражении, да и на крейсерах ВОКа частенько перехватывали японскую «морзянку», для дешифровки привлекли преподавателей Восточного института.

— Как-то вы печально смотрите на грядущее, Николай Александрович, — Вирен усмехнулся, хотя ему это было не свойственно. — Да, Франции нужна война, дабы вернуть Эльзас и Лотарингию, но нам какая с этого выгода⁈ Таскать из костра для них любимые каштаны⁈

— А придется, потому, кто за барышню платит, тот ее и «танцует»! Это аксиома, Роберт Николаевич, особенно по отношению к непотребным девкам и нашим интеллигентам, что без Парижа жизнь свою не мыслят. Как и аристократы с великими князьями, банкирами, генералами и адмиралами. Вы уж простите меня за такое сравнение, но многие из них не лучше проституток, пардон, женщин с пониженной социальной ответственностью!

От слов командующего флотом Вирен побагровел — видимо, зацепило за живое, но Матусевич словно не заметил такой реакции, продолжая говорить хладнокровно, обуздав эмоции:

— Нашего министра финансов французские банкиры купили с потрохами, как и генерал-адмирала и управляющего морским ведомством. И вкупе с ними множество сановников, профессоров и прочих деятелей, что любят говорить о косности самодержавия, гнилости и отсталости царского режима. А вот если они, такие умные и красивые придут к власти, то сразу всем будет счастье. А прийти они могут только одним путем — революционным! А для того все средства хороши, даже сотворить что-нибудь во вред собственного монарха, чтобы его опорочить, а ради этого паскудных слов и клеветы не жалко, и даже военное поражение собственной страны пойдет на благо революции. И то что происходило до начала войны, и в первые ее месяцы, можно назвать двумя словами — вредительство и саботаж даже не предателей, недоумков, которыми воспользовались наши враги, что рядятся в союзников.

Матусевич вытащил папиросу из портсигара, закурил, сломав несколько спичек. Отметил, что Вирен бросил взгляд по сторонам, но сразу успокоился — их не могли подслушать — стояли на моле, разглядывая корабли и доки. А еще наблюдал за легким дымком, что стелился струйкой над тихой гладью талиенванского залива.

— Николай Александрович, эти обвинения страшны, а вы упомянули в них людей всемогущих. Я согласен с вами, что слишком много странностей в развертывании наших морских сил на Дальнем Востоке, но возможно это были совершены просто ошибочные решения…

— Раз случайность, два совпадение, а вот три закономерность, дражайший Роберт Николаевич. И если у сановника ошибки пошли ничем не объяснимой чередой, то это можно объяснить или возросшим уровнем кретинизма, резкого снижения умственных способностей, либо сознательным вредительством, а это пахнет государственной изменой. Но все дело в том, что здесь они считают, что делают добро для нашей с вами страны. Скажу более — я склонен считать что всех названных мною персон использовали как изделие Кондома, которое после употребления обычно выбрасывают, а они даже не сообразили, что их Париж задействовал к своей выгоде как мидиеток, которыми полны улицы этого похотливого города, где так сладостен звон золотых монет. Особенно когда за тебя платят твои «покровители».