Чорный полковник (СИ) - Птица Алексей

Единственным, кого я встретил в штабе, оказался капитан, который должен был с утра заступить дежурным. С ним мы и начали обход войск. Я, как подполковник, да ещё и из Генштаба, оказался старшим офицером. Поэтому без всяких сантиментов взял власть в свои руки. И по факту стал командующим всеми частями, сразу развив просто бешеную деятельность.

Экспроприировав попавшийся мне на пути мотоцикл, я помчался на нём по всей линии фронта организовывать круговую оборону. Главным резервом поставил в центре формирования от местных кланов, сделав из них ударный кулак. Из техники в городе осталось всего два танка, и оба неисправные. Специалистов нет, механиков-водителей нет, а может и есть, но никто упорно не признаётся. Так что из машин оставалось только сделать огневые точки. Именно так я и поступил.

Ещё имелись 152-е БТРы, целых три штуки! Их определил прикрывать своими пулемётами артиллеристов. Оба дивизиона полевой артиллерии сбежать не смогли: слишком много у них оказалось неисправной техники. Вот и остались, да и приказа отступать им не поступало. А то и их бы здесь не было.

К девяти утра я раздал основные команды, и началась перегруппировка сил. Но я продолжал метаться по всему городу на старом драндулете. Повстанцы даже не поняли, что у нас происходит, наблюдая в бинокли за нашей перегруппировкой. Вероятно, решили, будто мы готовимся к контратаке. Ну, а о том, как жестоко они ошибались, эритрейцы узнали несколько позже.

Поддавая газку, я нёсся по Баренту на мотоцикле. Разгорячённое лицо обдувал жаркий африканский ветер. Вспомнилось детство, когда мальчишкой высовывал на полном ходу голову из плацкартного вагона. Также ветер бил в лицо и трепал мои волосы. Не такие кудрявые, как сейчас, но тоже короткие. Вот только тот ветер нёс самые разные запахи. Пахло разнотравьем, горячей от солнца землёй и выпечкой на станциях. Нынешний же ветер нёс сухость и пыль, гарь и копоть.

Ожидаемо, связи между подразделениями практически не существовало. Поэтому и приходилось разъезжать на мотоцикле, благо город небольшой. Это всегдашняя привычка существовала не только у африканцев, но и практиковалась в советской армии, благополучно затем перекочевав и в российскую. Эрголитовые, а потому почти вечные переносные телефонные аппараты или попросту тапики (ТА-57) долго были на вооружении связистов. Маломощные аппараты образца 1943 года лишь немного усовершенствовали, вот, собственно, и всё. То же касалось и радиостанций, впрочем, несмотря на то, что радиостанции Р-123 на автомобилях оказались очень слабыми, это было всё же лучше, чем ничего.

Повстанцы ожидали наших действий ещё час. И, поняв, что ничего со стороны эфиопских войск не предвидится, начали атаку. Предугадав её, я рванул к своим кунама, формируя из их состава заградотряды. Тут ничего нового я не придумывал, всё давно известно.

Не видел я другого выхода. Ну, не видел! Разбегутся ведь правительственные войска, как суки. Как тараканы чёрные разбегутся! И будут их ловить по всей Африке, вешать за ноги вниз головой или кишки выпускать, а то ещё что похуже. Стоять надо до конца, не выстоим — конец всем. Я-то скроюсь, а вот остальные вряд ли.

Неожиданно для себя я обнаружил брошенный на дороге неисправный МТ-ЛБВ, на армейском сленге — мотолыга. Зачем сюда прислали эту модификацию тягача снегоболотохода, я понятия не имею. А вот 12,7-мм пулемёт «Утёс», установленный в башенке, изрядно порадовал. Ударим по врагу крупнокалиберными пулями!

Оставив мотоцикл, я полез разбираться с неисправностью. Она оказалась плёвая: просто забился воздушный фильтр. Прочистив его, завёл «мотолыгу» и погнал на ней на передовую. Дёргая за рычаги фрикционов, я пугал редких прохожих и немногочисленных, оставшихся в живых кур. Проехав весь город насквозь и подняв за собой тучу пыли, заехал на позицию артиллеристов и остановился. В мотолыге работала радиостанция и, даже не пытаясь что-то скрывать, я заорал, чтобы все доложили о своей готовности.

Надо сказать, действовал я в сплошном цейтноте и, не надеясь на других, перед этим лично выставил и проверил радиочастоту на всех позициях. Заодно (ради профилактики) дал по башке каждому радисту, приставленному к радиостанции. Результат не замедлил сказаться. И как только повстанцы снова пошли в атаку, их встретили плотным артиллерийским огнём.

Атака началась сразу с трёх сторон и прямо перед самым обедом, не дав мне возможности поесть. Ну, да ничего, легче будет выжить, если получу ранение в живот. Оценив обстановку в бинокль, я сосредоточил миномётный и артиллерийский огонь на одном направлении, полностью уничтожив атакующие порядки. На этом у нас закончились мины, но оставались ещё снаряды.

С двух других сторон атаки продолжались. Ведя ожесточённый стрелковый бой, мои бойцы сопротивлялись атаке. Заведя двигатель, я пересел за пулемёт, уступив место неожиданно отыскавшемуся водителю. Фыркнув выхлопными газами, мотолыга помчалась по улицам города, спеша на встречу с врагом.

Два уцелевших танка в это время забрасывали снарядами атакующих. Но их скудный боекомплект не мог долго поддерживать интенсивность огня, и вскоре они замолкли, полностью его израсходовав. Звякнув траками, мотолыга остановилась на позиции. Я приник к пулемёту и, прицелившись, открыл огонь. Веер пуль внёс сумятицу в ряды наступавших, они дрогнули и побежали. Первый раунд этой трагикомедии остался за нами.

И снова я мчался по позициям, подсчитывая потери, помогая раненым и ободряя сражающихся. Пот градом тёк с меня, я устал, но не мог бросить своих людей. Видя меня, мечущегося по позициям чёрной молнией, солдаты невольно обретали веру в себя. Отряды самообороны и заградотряды геройски рвались в бой, но я не разрешал. Чуяло моё сердце, что придётся ещё нам туго. Мои резервы — это резервы последнего удара. Удара отчаянья.

Если сил останется совсем мало, то удар может получиться весьма слабым. К тому же, если знать стратегию, то лучшие войска следует оставлять на последний бой. Лучших у меня не имелось, имелись мотивированные, готовые идти на смерть ради своего города и своих убеждений. Этого будет достаточно, если враг не двинет в атаку танки и бронетранспортёры, но их у него не оказалось.

Полковник Асам Абади морщился, глядя на поле боя. Что-то пошло совсем не так, как он планировал. Город уже давно должен был сдаться, но не сдавался. Его засада на танки противника прекрасно сработала, сразу лишив эфиопов преимущества. Ну, а дальше непрерывные атаки эритрейцев должны были окончательно сломить сопротивление эфиопской армии и заставить их командование дать приказ покинуть Баренту.

И ведь все планы Асама вплоть до сегодняшнего утра удачно воплощались в жизнь. Ночью многие эфиопские части покинули город. Насколько много, разведка ещё не доложила, но судя по нерешительности осаждённых, у них большие проблемы с обороной.

Эфиопы вдруг засуетились, и полковник отнял от глаз бинокль. Сейчас должна быть контратака, как учили его в египетской академии английские офицеры. Но атаки всё нет и нет. Чего они медлят? Как раз вовремя подоспел доклад разведки.

— Господин полковник, всё командование сбежало из города, в нём осталась едва ли половина частей. У них очень много убитых и дезертиров, а после гибели всех танков моральных дух окончательно сломлен.

— Отлично! Я этого и ожидал. Сейчас начнём атаку, — выслушав капитана, сказал полковник и подозвал своего зама.

— Сколько резервов подошло ночью?

— Почти две бригады.

— Очень хорошо, их-то мы и кинем в бой.

— Но они прямо с марша, им желательно немного отдохнуть.

— Что ж, тогда пока обойдёмся нашими прежними силами. Атакуем перед обедом.

— Слушаюсь!

Заместитель ушёл выполнять распоряжение, вместе с ним покинули ставку и другие офицеры. Состав штаба оказался весьма разномастным. Здесь собрались военные из Судана, Египта, Ливии и ещё нескольких государств. Не хватало лишь европейцев и американцев. Зато имелись наёмники и добровольцы, иначе эритрейцы не одержали бы ни одной победы над эфиопской армией. Уж слишком силы неравны, да и отсутствие навыков и должного опыта у людей тоже сказывалось.