Евгений Токтаев - Тени надежд
Он, что, поесть сюда приехал?
Сказать, что македонянин удивил их – не сказать ничего. Птолемей с необычайной легкостью согласился нанести визит Мифрену в одиночестве, оставив всех своих воинов за стенами города и даже не взяв оружия. Подобное поведение вынуждало персов ломать голову – кто перед ними? Непроходимый дурак? Сомнительно, что такой мог бы начальствовать над войском. Убить македонянина представлялось делом не сложнее щелчка пальцами, но Мифрену, почему-то вовсе не хотелось совершать необратимые поступки, последствия которых сложно просчитать. Он слышал краем уха, как рабы-виночерпии, еле слышно перешептываясь и с опаской поглядывая на богато разодетого явана, обронили слово – "Вэрэтрагна[19]". А вдруг и правда? Вдруг, перед ним действительно сидит воинственный бог, который ничего на свете не боится и в любую крепость входит безо всякого войска, распахивая ее ворота ударом ноги?
У Птолемея, непривычного к вкушению пищи сидя на коврах за низким столиком, затекли ноги. Сердце его с момента вступления в Сарды билось заметно чаще обычного, но волнения Лагид не выказывал. Он был сама вежливость. Практически не имея прежде дел с персами, македонянин, тем не менее, тонко и дипломатично вел беседу с прекрасно говорящими на ионийском диалекте варварами, рассыпался в пышных славословиях, если возражал, то мягко, поддерживал с воодушевлением. В его поведении восточной неторопливости было больше, чем в самих персах и это обстоятельство начинало Мифрена раздражать. Наконец, он не выдержал.
– Скажи, пожалуйста, почтеннейший Птолемей, ведь не праздное любопытство привело стопы твои, да снимет усталость их Хаурвадат[20], в Сарды?
– Ты верно рассудил, уважаемый Мифрен, – важно кивнул Птолемей.
– Что в таком случае, ты хотел бы сообщить нам? Прошу тебя, говори, мы открыли уши и разум для слов твоих.
– Я хотел бы предложить вам, тебе, досточтимый Мифрен и тебе, не менее почтенный Фархад, сложить оружие к ногам Антигона Монофтальма, коего мы, македоняне, а так же все наши многочисленные союзники именуем верховным стратегом Малой Азии.
Фархад скрипнул зубами. Лицо Мифрена осталось невозмутимым: именно этих слов он ждал.
– Сложить оружие? Разве мы вступили в бой и были побеждены вами?
– Разумеется нет, – улыбнулся Птолемей, – своим предложением я, как раз, хотел бы удержать вас от бессмысленного кровопролития.
– Бессмысленного? Мы не считаем защиту нашей земли от захватчиков бессмысленным занятием.
– В том-то и дело, уважаемый Мифрен, что не вашей. Вас, персов, здесь в Сардах и по всей Лидии – горстка. Одни царские чиновники остались, даже воинов у вас кот наплакал и те, по большей части – лидийцы.
– Более двух веков Лидия является одной из шахр державы парсов. Это наша земля.
– Боюсь, так думаете только вы, персы, а местные эту вашу уверенность не разделяют.
– Все это пустой разговор, – встрял доселе молчавший Фархад, – в любом случае Лидия пребывает под рукой Великого шахиншаха. Мы будем защищать Сарды! Тебе, македонянин, следует покинуть пределы города, иначе ты утратишь священное звание посла.
Птолемей, не убирая улыбки, кивнул.
– Я услышал ответ казначея. Что скажет начальник над воинами?
Мифрен пожевал губами.
"Как он спокоен... Словно махнет сейчас рукой и под стенами, как по волшебству, окажется не полторы тысячи воинов, а в сто раз больше. Неужели, он настолько глуп? Не-ет, не глуп. Умен и расчетлив, за парасанг[21] видать. Это он к каждому лидийскому дому прибил папирус с призывами к смуте. Конечно, он не станет штурмовать Сарды своим ничтожным войском. Он подождет, пока Сарды сами упадут в его раскрытую ладонь. Но что же делать? Сдать город? Когда шахиншах победит этих зарвавшихся яванов, моя голова слетит с плеч тотчас. Сопротивляться? Лидийцы ударят в спину. Что делать?"
На скулах перса играли желваки, длинная кудрявая борода мелко подрагивала.
– Я вижу, тебе следует хорошо обдумать свое решение, досточтимый Мифрен, – сказал Птолемей, – позволь мне отбыть к своим людям, а твой ответ я стану ожидать завтра. Ты согласен?
Мифрен посмотрел на Фархада: тот поджал губы так, что рта не было видно меж усами и бородой. Казначей покачал головой, однако начальник гарнизона в первую руку отметил про себя бледность лица хранителя монет.
– Хорошо, – сказал, наконец, Мифрен, – я провожу тебя, почтенный Птолемей.
Когда они вышли из приемных покоев вдвоем, не считая сопровождающего стражника, Птолемей быстро спросил Мифрена.
– Я вижу, уважаемый, ты колеблешься. Полагаю, что ты способен рассуждать здраво и понимаешь, что в сложившейся ситуации, падение Сард – лишь вопрос времени. И весьма близкого. Однако боязнь возможного наказания в случае наших дальнейших неудач не позволяет тебе немедленно сложить оружие. Я прав?
Мифрен помолчал, но все же выдавил из себя:
– Ты благословлён богами, уважаемый, ибо способен видеть невысказанную истину.
– В таком случае я готов избавить тебя от душевных мук. Ситуацию легко представить к нашей взаимной выгоде таким образом, что комар носа не подточит. Посуди сам – вся Лидия охвачена безумием бунта против сатрапов царя царей. Оставленные тебе войска ненадежны. Ты, ежедневно опасающийся удара в спину от вероломных лидийцев, горящих желанием восстановить царство Креза, тем не менее, не бежал из города, а мужественно охранял казну и лишь предательство отдало тебя в руки македонян.
Птолемей понизил голос.
– Некоторые твои соратники, разделившие вместе с тобой верность царю, сражались до последнего, но пали в бою, ты же был оглушен и схвачен.
Мифрен кинул быстрый взгляд на Птолемея.
– Фархад – отчаянный храбрец, даром, что не воин, – кивнул Лагид с совершенно серьезным выражением лица.
– Могут быть и другие... – прошептал начальник гарнизона.
– Мало ли какую судьбу уготовят нам боги завтра.
Мифрен промолчал. Они дошли до внешних ворот Цитадели. Прощаясь, протянули обе руки друг к другу, сплели предплечья.
– Ты получишь мой ответ завтра, – сказал Мифрен.
Птолемей кивнул.
На следующий день он снова вкушал восхитительного фазана в покоях бывшего начальника гарнизона Сард.
МилетГеродот называл этот город "жемчужиной Ионии". Многие века Милет соперничал с Эфесом за право первенства на восточном берегу Эгеиды и, несмотря на то, что северный собрат, по мнению многих, более заслуживал отличий гегемона эллинских полисов в Малой Азии, Милету боги уготовили не менее выдающуюся судьбу. Персы не слишком притесняли милетян, оставив им самоуправство и демократию, почти не вмешиваясь в полисные дела. Город избежал печальной участи Эфеса, сломленного силой, и процветал, не расточив жизни лучших своих граждан в кроваво подавляемых восстаниях. Эфесу пришлось долго восстанавливать пошатнувшееся могущества и, удобный для торговли почти со всей Ойкуменой, Милет обогнал соперника в деле приращения славы и богатства.
Не случайно эллины, желая именовать кого-либо баловнем судьбы, нередко называли его "милетянином".
Город лежал в южной части Латмийского залива на обширной треугольной косе, изрезанной удобными гаванями, защищенными от буйного нрава Посейдона Трагасайскими островами. Крупнейшем из них, Лада, имел очень удобную гавань, которая активно использовалась милетянами в дополнение к трем другим, расположенным непосредственно на косе.
Как раз гавань Лады в настоящее время была занята персидским флотом, который, зимуя в Милете, оставался вне досягаемости Антигона, огородившего город с южной стороны палисадом.
От большинства эллинских полисов Милет выгодно отличался правильностью застройки. Почти все его улицы пересекались друг с другом под прямым углом и не петляли непроходимыми лабиринтами – удобно развивать наступление в любом направлении. Только за стены войди.
В средней части косы жилые кварталы уступали место рынкам и общественным зданиям. Здесь больше открытых пространств, штурмующим проще разворачивать войска, а защитникам напротив – меньше возможностей, чтобы закрепиться. Именно поэтому основной удар Антигон нацелил сюда. На узком пятачке между морем и городскими стенами, в опасной близости от метательных орудий защитников, македоняне возводили три массивных осадных башни и два тарана. Зима препятствовала Мемнону разметать их десантом с моря – даже в глубине залива волны отличались изрядной высотой. Это обстоятельство мигом остужало горячие головы, советовавшие родосцу активно использовать флот. Автофрадат ограничился отправкой половины своих воинов на помощь карану Малой Азии, но кораблями рисковать не собирался.
Еще один таран и башню осаждающие возводили у южных ворот. Здесь работа двигалась не менее споро, что не позволяло Мемнону считать это направление отвлекающим.
