Владимир Коваленко - Против ветра! Андреевские флаги над Америкой. Русские против янки
И был Нью-Йорк – дымные громады, зевающие пустыми окнами. Офицер, подбирающий – напрасно – слова попроще:
– Польша далеко. Враги есть и здесь. Нам нужны моряки. Драться с русскими? Легко. Ваша бывшая эскадра сойдет? Отлично. Пишите: Южно-Атлантическая блокадная эскадра, корабль… Да сами пусть решают!
Так он и оказался перед гаванью Чарлстона. Новая служба понравилась, и даже американцы, живо сократившие фамилию до короткого Вилкат. Еще шутили – мол, почти Wildcat. Дикий Кот. Вполне индейское прозвище. Ну и что? Это ведь не навеки. Теперь, когда на стороне Речи Посполитой несокрушимый союз из Англии, Франции, Австрии и Соединенных Штатов, победы ждать не долго. Будет, куда вернуться. Героем – и богачом, если по сторонам не зевать и не упустить серую тень.
Есть тень, есть! Кричит гудок, и на прорыватель летит:
– Неизвестный корабль, назовите себя и остановитесь для досмотра!
Расчет на носу ворочает колумбиаду. И кто додумался впихнуть на старый пароход эту громадину? Во-первых, каждый выстрел грозит разорвать ветхий корпус отдачей. Во-вторых, если чудище попадет, не будет никакого приза. Парни у пушки это понимают, потому первый выстрел – по инструкции, под нос. От грохота закладывает уши, в ноздри шибает пороховым дымом, но глаза – видят. Удача! Не парусник, большой пароход! Из тумана вырывается низкая передняя палуба, покатая, как спина полосатого кита. Приземистая надстройка с заваленными внутрь бортами, скошенная назад труба… И волны его качают медленно, солидно!
Рядом благоговейное:
– Я такого еще не видал. Да на нем хлопка на миллион!
Да, тот беглый негр не соврал, когда сказал, что джонни грузят три прорывателя блокады, и один из них очень большой. Медленно поворачивается орудие.
– Неизвестное судно, остановитесь, назовите себя…
В голосе вахтенного – отчаяние. Такой приз – и пустить на дно? Или упустить? Скорость у него больше, как бы узлов не четырнадцать. Зря волнуется. Этот одно попадание колумбиады, скорее всего, переживет…
– …остановитесь, или откроем огонь на поражение. Назовите себя, оста…
– Корабль флота российского «Александр Невский»!
Летящий в воду хлопок открывает орудийные порты. Вспышки… Короткая мысль: «Но ведь не похож!» Грома нарезных семидюймовок Артур Вилькатовски не услышал.
Для него был тяжелый удар. Темнота. Пустота. Потом – покачивание. Слова – английские, но выговор иной. В глазах – фигура. Даже не в форме – простая моряцкая одежда, коротко стриженная борода…
– Я-а-анки? Тебе повезло, что тебя заметили. А еще больше – что мы сегодня хорошо поработали… Иначе не смогли бы спустить шлюпку.
Вдали – пламя. Там стоял «Хаусатоник».
– А мониторы?
– А пока они подойдут… Ну, добро пожаловать в плен!
Плен… Вот про это он наслушался. Мятежники морят пленных голодом! А еще в лагерях вши, и болезни, и… Проклятый холопий язык вспомнился сам собой:
– Ja russkiy. S Nevskogo… Понимаете? Я и по-вашему говорю негладко.
– Это верно. А еще на тебе синие штаны. У русских же белые… Что-то не верится, что ты напялил трофей…
Кисти хватают, намертво. Могли бы не напрягаться, у него нет сил сопротивляться. Неловкие пальцы споро шарят по карманам.
– Шоколад! Любишь сладкое. Купил задорого, скажешь? Табак… Огайский, мусорный. Ха, в Чарлстоне виргинский продается за жестяные центы. Нет, ты не с «Невского». Другая птица! Сдадим в порт, там разберутся.
– Русский капитан объявление вывешивал, что объявляется награда за голову…
– Много? – в голосе Артура звенит гордость обреченного.
– Десять центов. Жестянками.
– По центу на брата… Не так уж и мало, – хохотнул сидящий на руле мятежник. – Ну что, ребята? Стоит взять награду, или пусть Конфедерация кормит изменника?
Молчание. Взмахи весел. Голос рулевого:
– С точки зрения янки, мы тоже мятежники, хотя присяги и не нарушали… Парень дерьмо, но он тоже сражается за свободу. Пусть его обменяют – посмотрим, которая свобода больше по вкусу Господу…
Возражений не последовало. Пленный поляк-северянин никого не удивил. Его ждала баржа – до лагеря военнопленных. По городу шел, опустив голову – чтоб москали не узнали. И все-таки краем глаза – увидел!
Адам Мецишевский – под глазами набухли мешки, волосы взъерошены, словно только что хватался за голову в ужасе, отчаянии или изумлении, приостановил посреди улицы экипаж и болтает с сидящими в коляске дамами… Галантные жесты, звонкий смех. Похоже, устал как пес, но царской службой – доволен.
Осталось отвернуться и сплюнуть. Что ж, восстание не закончено! Пройдут месяцы – и Артур Вилькатовски вновь ощутит под ногами палубу боевого корабля. И тогда они – два поляка на чужбине – вновь взглянут друг на друга сквозь прицелы орудий. Даже если сами и не будут стоять у тяжелых, рассчитанных на пробитие толстой катаной брони, пушек. А еще… Еще, пожалуй, нужно сделать так, чтобы в растерзанном Отечестве узнали, кто служит тирании – как царской, так и южной рабовладельческой.
Между тем Гражданская война идет не только в Новом Свете, и даже там сходились в схватке – ирландец с ирландцем, немец с немцем, поляк с поляком и русский с русским.
Да, было и такое. Вот, например, бригадный генерал Джон Турчин – он же Иван Турчанинов. Гроза дикси! Раз уже был под военным судом, но освобожден – под аплодисменты кровожадной пенсильванской публики. Эти спокойные, практичные люди никак не могли забыть украденных кур и индюков, заляпанные кровью раненых сараи – утеснить хозяев южные генералы не позволили. Тот отомстил славно – после визитов бригады Турчина пара южных городков просто перестала существовать. Нет, люди остались… и печные трубы. Все, что нельзя было унести, пожрал огонь. Да и люди остались не все – иначе с чего суд?
Только вчистую оправданный генерал отчего-то заперся наедине с бутылкой… Которую так и не распечатал. Расстегнул кобуру, взглянул в вороненую точку. Стреляться с пьяных глаз… до такого плебейства не опустятся даже нынешние сослуживцы по армии Союза. Пусть ты навек распрощался с царем, дезертировал из русской армии – попросту не вернувшись из отпуска. Но воевать с Россией? А теперь дела повернулись именно так, и каждый убитый здесь джонни-мятежник, быть может, высвобождает британского или французского солдата на Рейне или Дунае – где он получит все шансы уложить рязанского или пензенского мужика… Это вовсе не трагедия для землевладельца Джона Турчина, но что делать бывшему офицеру Генерального штаба Ивану Турчанинову?
Не носи он теперь синий мундир – мог бы надеть серый. Даже теперь пробраться на Юг несложно. Там поймут, русские им теперь союзники. Но стрелять в нынешних товарищей?
В северном Мэриленде подобную проблему решал другой человек. Бригадный генерал Мигер. Человек-легенда. Человек-знамя, за которым пошли в огонь американской междоусобицы тысячи ирландцев.
– Юг – союзник Англии, – говорил он еще несколько месяцев назад, – и, сражаясь за Союз, мы бьемся с врагом ирландской свободы.
За ним шли. У них было свое, зеленое с золотой лирой, знамя, и старый боевой клич «Faugh-a-Ballagh!» был достойным ответом на улюлюкающие завывания южных мятежников. Они верили – сегодня Юг, завтра Канада, послезавтра Зеленый остров. Родина, на которую они вернутся освободителями. Мистер Линкольн обещал, хоть и обтекаемо…
И вот цена его намеков! Отныне Север – союзник ненавистной Британии.
И вот – рожки сыграли тревогу, ирландская бригада построена. Перед строем вынесены знамена – зеленое с золотой лирой и звездно-полосатое. Генерал Томас Мигер обращается к солдатам:
– Меня продали и предали. Нас всех продали и предали – как англичане всегда продавали и предавали ирландцев, если не переходили к прямой резне. Я ошибся, решив, что англосакс-протестант, живущий в Америке и избранный демократическим путем, чем-то отличается от англосакса-протестанта, живущего на Британских островах и унаследовавшего власть. Я погубил множество отличных парней. Простите меня, если можете.
Он склонил голову. Строй молчал.
Томас Фрэнсис Мигер выпрямился.
– До сегодняшнего дня мы сражались под двумя знаменами, но теперь пути этих знамен разошлись. И вам, парни, следует решить, за которым из них идти дальше. Я больше не буду говорить вам про свободу Родины. И, тем более, призывать верить «честным» политикам. Но я собираюсь отомстить тем, кто меня – и, увы, всех нас – надул, и из-за которых погибло немало добрых ирландцев по обе стороны фронта. Если кто-то считает меня предателем – может пристрелить сейчас. Имеет право.
Строй молчал.
– Хорошо, – продолжил Мигер, – тогда…
Он подошел с зеленому знамени. Встал на колено – а потом подломил и второе. Впился губами в вышитый шелк.
– Прости, нас, Эйре! Нас снова надули.
Могучий рывок – и знамя отделено от древка. Треск – и разорвано пополам. Ирландской бригады более не существует.
