Олег Гончаров - Княжич
Ввечеру снова за оружие…
И так, пока не упаду замертво…
А утром все по новой…
Сколько раз я жалел, что кликнул меня отец грядущим князем. Мне бы конюхом… или плотником… или горшечником, на худой конец…
И сколько раз потом я вспоминал отца с благодарностью за эту науку…
И вспомнился мне вдруг тот день, когда отец меня против болярина Зелени на стогне выставил, а на благодар меч дедов, тот самый, что в первый день на заднице моей синяков наставил, выложил. Мол, кто победит, тому и достанется…
30 марта 943 г.
Стайка испуганных воробьев носилась над Коростенем. Они громко перекрикивались. Выделывали в небе немыслимое. Злились, оттого что их потревожили. И никак не могли найти подходящую крышу, чтобы сесть и наконец угомониться.
Звон мечей не давал им покоя. Будоражил яркое весеннее утро и беспокоил пташек.
Зеленя, новый болярин младшей дружины, наскакивал на меня, точно коршун на цыпленка. Я едва успевал уворачиваться от его проворного меча.
Его клинок так и мелькал. Разрисовывал вокруг болярина замысловатые круги. Со стороны могло показаться, что это не два ратника сошлись в поединке, а два сверкающих шара катаются по стогню. Сходятся. Сталкиваются. Разлетаются в разные стороны для того, чтобы через миг сойтись снова.
Умело плел смертоносное кружево Зеленя. Не зазря его младшие болярином кликнули. Да только и я не собирался сдаваться. Да и выкупа жалко. Видно, с умыслом отец перед поединком дедов меч благодаром назвал. Знал, что захочу я такой подарок получить. Вот я и старался изо всех сил.
А в поединке этом еще и особое пристрастие было. Хотел молодой болярин самому себе доказать, что не зря ему такую честь оказали — над собой ратники поставили.
Но и я не хотел в грязь лицом падать. Как-никак, а грядущий князь Древлянский. А князь, он многое знать и уметь должен. Больше многих. Эту науку мне отец накрепко втолковал.
И к тому же не хотелось перед отцом срамиться. Он же меня сам натаскивал. Вот и натаскал.
Люди вокруг собрались. Смотрят. Подначивают.
— Так его, Зеленя!
— Вправо уходи, Добрыня!
— Не поддавайся, княжич! Я и не поддавался.
Сойдутся шары. Позвенят клинки. Друг об друга почешутся. И вновь разойдутся. То я верх беру, то болярин. А воробьи несчастные знай себе чирикают. На людские потехи ругаются.
Только так и не узнали мы, у кого рука крепче, а меч вернее. Не дали нам поединок докончить.
— Князь! — донеслось с дозорной башни. — Всадники к городу торопятся! Не наши!
Остановил нас князь.
— Ничья пока, — сказал. — Так что до поры у меня Нискинин меч останется, — ив детинец дедово наследство унес.
Мы свои-то мечи опустили. Обнялись, как побратимы. К воротам поспешили.
А люди напружились. Кого это принесло? Уж не от Полянской ли земли супостаты прут?
Но нет, Даждьбоже миловал.
Взобрались мы с Зеленей на стену. Глянули. Верно, не наши. Только и не поляне это. Те под красными плащами ходят, а на этих грязно-синие. Да и кони под ними не наши. И броня чужая. Видно, издалека их к нам занесло.
Трое их было, всего трое, а как народ всполошился. Ожегшись на молоке, на воду дуют.
Устали, верно, всадники. И кони их устали. Осадили они их перед подъемным мостом. Спешились. Как положено гостям, в поводу коней повели. А сами еле ноги переставляют. Долгой дорога их была, по всему видать. Запылились плащи. И лиц под густой грязью не разглядеть.
Только бросилось в глаза, что один из них длинный, что жердь. Другой крепок собой. А третий малец еще. Не старше меня. А может, и моложе.
Подошли они к воротам. Привратникам поклон отвесили. Длинный вышел вперед и заговорил. Говором чудным:
— Прошченя просим у почтенных стражников. Не можем ли мы круля Древлянского, Мала Нискинича, лице зреть?
— А вы чьи же будете? — не растерялся дружинник. — Из каких земель?
— Мы посланники от круля Пражского и Моравского. Болеслава Пржемысловца. Он крулевне Древлянской, Беляне, дядей доводится.
— Нету больше Беляны, — вздохнул Гутора-стражник. — Ингваря то вина.
— То знамо крулю Болеславу, — скорбно склонили голову все трое. — Оттого он и слал нас.
К Гуторе подбежал Ратибор и зашептал на ухо что-то быстро.
Тот кивнул мальчонке. Гостям поклонился. Сказал с достоинством:
— Князь Древлянский, Мал Нискинич, ласки просит. Рады в Коростене посланникам князя Болеслава, как и всем, кто из Чешской земли к нам приходит. Проходите, люди добрые. И напоят вас, и накормят. Баню уж топить стали. Помойтесь. Отдохните с дороги, а потом князь Древлянский примет вас, — и от себя добавил: — Для хороших людей разве ж жалко.
Вошли в город посланники. Конюхи у них поводья приняли. А Домовит повел в покои для мытья и отдыха.
Мы с Зеленей сговорились поединок позже довершить. И разошлись друзьями.
1 апреля 943 г.
— Не хочу никуда уезжать! — Я впервые возразил отцу.
На миг показалось, что сейчас земля уйдет из-под ног, а небесный свод упадет мне на голову… Но ничего не произошло.
— Что значит «не хочу»? — Гостомысл даже ногой притопнул. — Если князь велел, то так тому и быть.
— Погоди, ведун. — Отец подошел ко мне, положил руки на плечи и посмотрел в глаза: — Помнишь, о чем я тебе говорил? Князь для земли своей, что отец для сына. Ты князь грядущий, и тебе решать…
— Княже, — Гостомысл растерянно развел руками, — ну нельзя же так.
— Ладно. — Отец сел на место. — Постарайся понять, что в Коростене, да и во всей земле Древлянской, тебе сейчас оставаться опасно.
— Почему?
— Ты, верно, забыл, как Белорев тебя из Нави вытащил.
— Так это ж когда было? И потом, изменника казнили. Нет его…
— Сынко, — отец сдержал мой напор, — послушай Гостомысла. А потом решение принимай.
— Сам посуди. — Ведун принялся ходить по горнице и в такт шагам рубил воздух рукой. — Варягам Древлянский стол, что кость в горле. Княгиню к праотцам отправили и князя бы не пощадили. Да, видать, не решился Ингварь. Он-то, считай, выскочка безродный. Отец его, Рюрик, простым наемником был и Словенскую землю боем взял[88]. А Киев под Хольга сам лег с радостью. Оскольд полян Богом ромейским замордовал, а хазары данью измучили[89]. Оттого и Ингваря принимают. Буревоеву кровь в нем признают[90]. Хотя, сколько там этой крови? А Древлянский стол древний. Еще с Германорехом[91] Нискиничи битвы вели. Змиевы валы[92] поднимали. И не по своей воле мы в Русь вошли. Сам же знаешь. Только просто Древлянский стол не свалить. И Ингварь это понимает. Вот и решили варяги нас не мытьем, так катаньем взять. Жароха подослали, чтоб род княжеский на Мале оборвался. Не станет тебя, и легче варягам на Киевском столе дышать будет.
— Так не вышло же у них…
— Ты уверен, что они еще раз не попытаются? Может, уже змеиное племя где-то рядом гнездо свило? Только часа своего ждет?
— А может, это страх? Обычный страх? — Я от негодования кулаком о ладонь стукнул. — Как все переполошились, когда чужаки к воротам подъехали. Перепугались, что варяги пожаловали.
— Да если бы это страхи пустые были… — вырвалось у ведуна, да осекся он и на отца виновато посмотрел.
— Прав ведун. — Отец снова встал и по горнице зашагал. — Не хотел я говорить, чтоб от учения тебя не отвлекать. И смуту не подымать. Только ключник в еде два раза отраву находил. Благо что я велел, прежде чем на стол подавать, собакам на пробу снедь скармливать.
От этих слов у меня холодок пробежал по спине.
— Кто? — вырвалось.
— Не знаю, — зло сказал отец. — Найдем — удавлю собственными руками.
— А Малуша как же?
— Княжна девка, — пожал плечами ведун. — А с девки какой спрос?
— Но почему в Прагу? Болеслав деда моего, Вацлава, жизни лишил, да и маму не жаловал.
— Послы сказали, что хочет князь Пражский кровь свою в нашей земле сохранить. — Отец в меня пальцем ткнул. — Ты же чех наполовину. Или забыл?
— Древлянин я.
А он подошел к окну. Выглянул.
— Иди посмотри, — сказал.
Один из послов, фрязь Хлодвиг, на стогне потешал жителей коростеньских. Казалось, что он и конь под ним — единое целое.
Сначала Хлодвиг просто скакал по кругу легким галопом. Только конь, по команде фрязя, менял ногу. То левую вперед выкидывал, то правую. Потом стал на месте кружить. Потом на дыбы поднялся. Да так на задних ногах и ходил. А копытами передними по воздуху молотил, точно дрался с кем-то. А потом и вовсе на колени встал. Правую ногу вперед выставил и поклон отвесил.
— Вот как надо с конем управляться. — Отец помахал фрязю рукой, а потом ко мне повернулся: — А если древлянин ты, то и поступай так, как Древлянской земле удобнее. Болеслав внука своего, Здебора, здесь оставляет. Если с тобой что случится, его на куски порежем. Так что? Едешь?
