Михаил Фёдоров - Пиар по-старорусски
Васе показалось забавным: сыграть в шахматы с домовым!
– Могу и сыграть. Шахматы есть?
– Есть, только умника нету. Старшой наших всех собирал, вот он и ушёл, ещё не вернулся. А я проспал. Как придёт – скажу. А шахматы у него знатные – из слоновой кости. А доска из самшита. Хвастался, что какой-то Равана ему их подарил. И где его только носило, умника нашего?
При воспоминании о красивых шахматах Авессаломыч даже зажмурился от удовольствия.
– А сейчас-то что делать, – спросил Вася, – пока вашего умника нету? Может, в картишки перекинемся?
– Верно, – обрадовался домовой, – сейчас за колодой сбегаю!
Он исчез под печкой, но вскоре вернулся, против Васиного ожидания, с новенькой запечатанной колодой карт, распространяющей вокруг себя запах свежей типографской краски.
– Вы что – сами их печатаете, – удивился Вася, – совсем ведь новая колода.
– Вроде того, – туманно и с неохотой отозвался Авессаломыч, – во что играть будем, Вася?
– Давай для начала в дурачка, – сказал Вася, – условия: первый отбой пять карт, карте место, за мухлёж – пять щелбанов!
– Да без проблем, Василентий, – весело сказал Авессаломыч, быстро и сноровисто тасуя и раздавая карты.
Карта Васе пришла так себе: две семёрки, две девятки, валет и туз. Он глянул на Авессаломыча: домовой, шевеля ушами, полностью погрузился в рассматривание карт и обдумывание хода. Разглядеть что-то на его лице было невозможно. Да и то: какая мимика домового соответствует хорошей карте, а какая плохой? Не знаете? Вот и Вася не знал.
Первая партия закончилась Васиной победой. домовой выглядел огорчённым, но бодрился.
– Слышь, Авессаломыч, – сказал Вася, – без интереса играть скучно. Давай на интерес!
– А что ты можешь предложить? – резонно возразил домовой. – Ты же пленник на чужой территории и у тебя ничего нет.
– Ничего, – согласился Вася. – ну так давай хоть на щелбаны играть.
Авессаломыч замолчал, с сомнением поглядывая на Васины внушительные габариты. Такой по лбу щёлкнет – и голова долой! Потом решительно махнул рукой – была не была! Нечисть – она ведь почти как люди, поиграть или выпить ого-го как любит!
– Давай!
Вася раздал карты. Игра пошла. На этот раз ему не повезло – проиграл. Авессалом оживился, обрадовался, стал требовать Васину голову. Вася наклонился. Домовой как-то по-особенному, по-хитрому сложил пальцы и влепил Васе такой мощный, такой великолепно-звонкий щелбан, что несчастному гению пиара показалась, что голова его треснула и его уникально-гениально-креативные мозги выплеснулись из трещины наружу… Пока Вася приходил в себя после щелчка, Авессалом ехидно хихикал. «Ладно, – подумал Вася, – я из тебя спесь-то повыбью ещё».
С этого момента удача покинула Авессаломыча. Ну не шла к нему карта – и всё тут! Вася выигрывал раз за разом, не оставляя сопернику ни малейшего шанса. Эх, не знал домовой о существовании науки психологии, не знал и о том, что один корифей этой науки определил Васин коэффициент адаптации аж в девяносто процентов! А дело в том, что несколько лет назад довелось Василию Николаевичу Зубову общаться с одним своим заказчиком, одетым в малиновый пиджак и увешанным золотыми цепями, глядя на которые пушкинский кот сдох бы от зависти. И усвоил он у того не только пресловутые «понятия», но и, чему сейчас был несказанно рад, умение хорошо владеть игральными картами. Заказчик тот во времена оны был известным питерским каталой. Вот и не мог сейчас понять Авессалом, почему же ему так не везёт? А щёлкать по лбу победитель проигравшего не торопился, утешая того – «а вдруг отыграешься?» В конце концов счёт Васиных побед достиг числа тринадцать. Вася остановился.
– Ну что, милейший, – сказал он домовому, – пора бы и расплатиться.
Авессаломыч теперь напоминал собаку, побитую боготворимым хозяином. Как же так – он со всей душой, а его так бесцеремонно мордой да в собственную лужу! Маленького домового даже стало трясти. Но делать нечего, карточный долг – долг чести. Это правило все чтут свято, и люди, и нечистые. Он покорно склонил голову… И Вася ему влепил!!!
Не зря, эх не зря Василий Николаевич Зубов занимался в юности боксом и тяжёлой атлетикой. И, став старше, поддерживал физическую форму занятиями в тренажёрном зале. Жим лёжа двести двадцать кило – это вам не хухры-мухры! От Васиного щелчка домового отбросило, словно от удара пули крупного калибра. Он отлетел в сторону, ударившись при этом головой о бревенчатую опору. С потолка посыпалась какая-то труха, а дубовое бревно загудело, как набат. За дверью послышались шаги. Это задремавший было страж решил взглянуть – что мешает ему спать. Надо сказать, что спать он готов был всегда, даже сейчас, средь бела дня. Дверь была оборудована по всем тюремным правилам: окошко с «кормушкой», запиравшееся снаружи. Послышался скрежет ключа – надзиратель открывал окошко… К тому времени оглушённого домового Вася засунул под печку, велев сидеть тихо и не забывать, что он обязан получить ещё дюжину щелчков, а поэтому чтоб не смел сбегать. Авессаломыч и не думал об этом. Он с ужасом представлял, чего ему будет стоить выплатить весь карточный долг.
Стражник открыл окошко, осмотрел камеру. Потом открыл дверь и обошёл все углы.
– Что у тебя тут было – упал, что ли?
– Не знаю делов, начальник – куражился Вася, подражая своему краснопиджачному знакомому, – я спал, никого не трогал, ничего не видел…
Потоптавшись немного, стражник ушёл, не забыв прикрыть за собой дверь и окошко. Вася вытащил из-под печки оклемавшегося домового.
– Ну что – продолжим, – сказал он нечисти, делая зверское лицо, – готовь лоб!
Авессаломыч встал на колени:
– Вася, Христом Богом, то есть тьфу, честное домовое, сделаю всё, что захочешь, помогу чем смогу, только прости долг!
– Нет, мелочь пузатая, – ерепенился Вася, – ты меня не пощадил, и я тебя не пощажу. Однако ж я не зверь – по одному месту бить. Показывай, где у тебя ещё не болит – туда и щёлкну!
– Везде, Вася, болит, – заплакал Авессаломыч, – ты ведь сильный очень. Не бей, Вася, я тебе золота принесу!
– Купить хочешь? – гордо сдвинул брови Вася. – Не получится. Не продажный я!
– Ну Васенька, назначь свою цену. Всё сделаю, всё выполню. Только не бей!
– Хорошо, – сказал после некоторого раздумья Вася, роняя в душу (или что там у нечисти вместо души?) зёрна надежды, – я, возможно, прощу тебе половину (Авессаломыч затрепетал), или даже весь (бурная радость) долг, но ты должен (напряжённое ожидание), ты должен… ты должен помочь мне сбежать отсюда.
Авессаломыч сник. Такого ещё не бывало, чтобы домовой помогал чужаку против хозяина своего дома. Но получать по лбу Васиными железными пальцами тоже ой как не хотелось! Домовой лихорадочно искал выход.
– Вася, это такое дело… небывалое. Я не могу сам принять такое решение, мне надо посоветоваться с товарищами.
– Что? – сразу посуровел и поднялся с места Вася.
– Но я буду на твоей стороне – сразу заторопился домовой, – и сумею убедить наших, чтобы они тоже приняли твою сторону.
– Ну смотри, Авессаломыч, – сказал Вася, – не сумеешь убедить ваших, бойся. Должок!
– Всё будет в ажуре, Вася, – уже совсем успокоился домовой, понимая, что по меньшей мере отсрочки выплаты долга он добился. А там видно будет! Ночью наших соберу!
Наступила ночь. Авессаломыч выбрался из-под печки, подошёл к двери и дунул в замочную скважину. Извне послышался длинный стон, потом как будто упало что-то тяжёлое.
– Всё, – самодовольно сказал домовой, – теперь он до утра не проснётся.
Обычная наглость сразу вернулась к нему. На нём даже шерсть теперь топорщилась как-то особенно дерзко. Казалось, он уже поверил, что удастся избежать Васиных щелчков. Правда, когда его взгляд падал на Васю, он немного съёживался.
Авессаломыч подошёл к печке, наклонился и свистнул в поддувало. Оттуда поднялось облачко золы.
– Сейчас придут, – сказал он.
Некоторое время стояла тишина, потом послышался шорох. Из-под печки показалась мохнатая ручонка, пошарила по полу. И вот на свет вылез ещё один домовой – почти точная копия Авессаломыча, только ростиком чуток повыше, да шерсть седая.
– Здрасти, – сказал вновь прибывший и протянул ладошку, – я – Аполлинарий Гермогенович Пшепшепшетский. Это фамилия такая. Из шляхтичей я.
Наличием в своей родословной шляхетских корней он явно очень гордился.
– Очень приятно. Вася Зуб, – едва сдерживаясь, чтобы не засмеяться в полный голос, сказал Вася и тоже протянул руку.
Из-под печки вылез ещё один представитель маленького народца, за ним – ещё и ещё. Все по очереди подходили к Васе, вежливо раскланивались (куда там японцам с их церемониями!) и протягивали ручонки для рукопожатия. Имена были самыми вычурными и разнообразными: Акакий Модестович, Далмат Исаакиевич, Варсанофий Евфимиевич… Наконец появился последний – Библиофил Евелпистович. Был он в шляпе, а на волосатом носу поблёскивали очки.
