Захар Артемьев - Отряд имени Сталина
Взбежав по ступенькам, Грубер осторожно заглянул в комнату через щель. Там, среди порушенной мебели и разбросанных вещей кто-то лежал на полу. Сзади послышался топот, Иоахим оглянулся – к зданию подбегали эсэсовцы. Многие были ранены, наспех перевязаны. Рослый шарфюрер подбежал вплотную к Груберу:
– Герр штурмгауптфюрер, собираем выживших, пока набралось человек тридцать! – Унтер-офицер протянул руку к двери, собираясь толкнуть ее, но Иоахим отпихнул его подальше.
– Отойди, дуралей, разве ты не видишь, что выбитую дверь русские поставили обратно?! – рявкнул Грубер и крикнул: – Эй, там, внутри! Есть ли выжившие?!..
За дверью раздался стон, затем послышались скрипы, кто-то пытался встать…
– Это я, Арнольд Бромер! – произнес нетвердый голос. – Ассистент профессора фон Айзенбаха…
– Арнольд, слушайте меня внимательно, – Грубер напрягся. – Ничего не трогайте! Вы видите дверь? Постарайтесь осмотреть ее очень осторожно. Там ничего не привязано? Нет ничего необычного?
– Вижу леску… – произнес голос. – Она куда-то тянется…
Не дослушав, Грубер сбежал с крыльца и бросился к разбитому окну. Осторожно заглянул внутрь. Его интересовал подоконник. Оглядев окно, Иоахим удовлетворенно хмыкнул и, подскочив, ловко вскарабкался в оконный проем. Посередине окна торчала обломанная рама, но ее Грубер не тронул…
Помещение было заминировано наспех, гранатами на растяжках. Разминировать их было проще простого. Вскоре дверь распахнулась, и наружу вышли Грубер и ассистент ученого. Арнольд Бромер был бледен, на голове запеклась кровь. Он пытался что-то объяснить офицеру, но Иоахим лишь отмахнулся от него.
– Не время, герр Бромер, не время! – Он повернулся к эсэсовцам. – Фельдфебель! Быстро ко мне!
– Яволь, герр офицер! – Фельдфебель пробился к Груберу.
– Возьмите десять человек, на свое усмотрение, но из раненых, – Иоахим пристально посмотрел в глаза унтер-офицеру. – Охранять территорию, но главное, беречь герра Бромера как зеницу ока! Вы мне за него головой ответите. И санитара сюда, быстро! Остальные, за мной!
Грубер и десятка три эсэсовцев рванулись к арсеналу. Наспех вооружились, Иоахим приказал взять побольше патронов и гранат, быстро переоделся в полевую форму. Распорядился захватить 81-миллиметровый миномет и побольше мин. Мины Иоахим приказал взять каждому, из расчета по четыре мины на человека. Перехватив санитара, взял у него несколько обезболивающих и тонизирующих таблеток, проглотил не запивая. Затем построил своих эсэсовцев в боевой порядок и рванул в лес…
Привалы приходилось делать все чаще и чаще. Ерошкин не возражал, понимая состояние людей. Они успели уйти километров на двадцать, когда Георгий Михайлович и «Бородач» подошли попрощаться. Пожали подполковнику руку, еще раз повторили порядок действий, обнялись. Затем в сопровождении Конкина и Удальцова, которые буквально тащили обессилевшего профессора, они побежали легкой трусцой, перпендикулярно движению основной группы, которая также сразу же снялась с места.
Бежать не было возможности, недавние узники еле шагали, некоторые были без обуви. Подполковник старался не думать, а просто идти. Так, еле-еле они дошли до условленной точки – высотки. Скалистый холм, редко поросший хвойными деревьями, был неплохим ориентиром.
Их уже ждали – из-за деревьев выступил старшой со своими людьми. После коротких приветствий и рукопожатий Ерошкин показал Налейко на освобожденных.
– Вот принимай, Никита Георгиевич, пополнение. Надо бы их как-то приодеть, пошукай там у ребят.
– Да-а, ну и босота! – протянул Налейко, поглаживая отросшие висловатые усы. – Это же Помгол какой-то! Они ж нас задержат как!..
– А совесть вас не задержит, товарищ старшина?! – внезапно сорвался Ерошкин. – Или нам их бросить здесь, а?!
В сердце ощутимо кольнуло, подполковник понял, что он устал до предела. Понял это и Налейко; не обидившись на командира, он кивнул и побежал исполнять приказание. Выставили дозоры. К Ерошкину подошел молоденький отрядный фельдшер и доложил, что двое освобожденных больше не могут идти. Ерошкин махнул рукой:
– Делайте носилки. Кто понесет? А у кого совесть есть, тот и понесет, я понесу!
Старшой подбежал к командиру.
– Товарищ подполковник, тут чуйка такая нехорошая, – Налейко наморщил брови. – Мечта у меня, что за нами идут! По-над лесом птицы поднялись!
– Твои предложения? – Ерошкин устало присел на корягу, потянулся за папиросой, отметив про себя, что эта последняя, достал ее. Налейко протянул ему горящую трофейную зажигалку, без подобострастия, скорее с уважением.
– Я думаю, Сергей Константинович, что мне и ребятишкам моим надо навстречу пробежаться, – Налейко достал заранее приготовленную самокрутку, закурил. – А может, и не идет никто, а? Всыпали мы им по первое число!
– Действуй, дорогой! – Ерошкин тяжело встал и приобнял старшого. – Только на рожон не лезь. Если кто есть – твоя задача их обнаружить. Укуси и отходи! А мы им тут встречу устроим!
Подумав немного, Ерошкин решил остановиться здесь, у этого холма. Он представил себе своих людей, загнанных по пояс в болото и смертельно уставших, под кинжальным немецким огнем, и его передернуло. Бой лучше было принять здесь, где природа сама щедро разбросала естественные укрытия в виде валунов, оставшихся, наверное, еще с ледникового периода.
У подполковника очень болело сердце. Болело оно не в переносном смысле, в груди щемило, руки холодели, дыхание то и дело «забирало». Но остановился Ерошкин не для того, чтобы пощадить себя, он-то готов был бежать и дальше, пока сердце не взорвется в груди. Он не подавал виду, готовый делать все, что нужно, все, что требует от него воинский долг.
Все вокруг окапывались и занимали позиции для предстоящего сражения. Подполковник не знал, много ли преследователей, поэтому готовился к последнему бою. Бойцы Отряда, уже поднаторевшие в военном деле, спешно руководили бывшими военнопленными, быстро заставляя тех вспоминать военные навыки.
Отряд расположился в форме полумесяца, широко растянув фланги, оставив за спиной холм. Подполковник не хотел, чтобы его смешанную группу обошли. Оставшимися после нападения минами перекрыли полянку с боков. Четверых пулеметчиков Ерошкин расставлял лично, позаботившись о том, чтобы огонь перекрывал все подступы и был перекрестным. Когда в отдалении послышалась стрельба, все уже были готовы к бою…
…Идти по их следу было очень просто, справился бы и дилетант. Обрывки роб заключенных, куски бинта, окурки. Видно было, что наследили неопытные в лесном деле люди.
Грубер даже не шел, он бежал, уверенный в своих силах, за ним в походном порядке бодрой рысцой неслись его эсэсовцы. Боль в ранах затихла, офицер СС был готов на любые действия, лишь бы догнать и наказать дерзких русских. Иоахим, памятуя о предыдущих столкновениях с неуловимыми призраками, специально расставил бойцов пошире, окружив ядро построения фланговыми дозорами так, чтобы потери в случае внезапного нападения были меньше.
Сузить строй пришлось у болотца, которое оказалось неожиданно коварным. Двое фланговых эсэсовцев как-то резко просели по пояс. Пришлось остановиться, вытащить увязших солдат и, перестроившись «змейкой», нащупывать дорогу. Впереди шли два дюжих эсэсовца со свежесрубленными жердями.
Грубер вначале увидел, как их тела, словно большие ватные куклы, внезапно потеряли упругость и уверенность. Освещенные призрачными лучами солнца, которые пробивались к грешной земле сквозь прорехи в листве, тела казались окруженными рубиново-красным облаком. Падая на землю, чтобы укрыться от кинжального пулеметного огня, Иоахим, с удивившим его самого внутренним спокойствием, отметил, что зрелище очень красивое…
«Наверное, я просто сошел с ума», – думал Грубер, валяясь в болоте и автоматически пытаясь выцелить хорошо спрятанную засаду. «Почему мне все равно, что умирают мои люди, почему мне не страшно?»
Немцы сумели кое-как рассредоточиться, в буквальном смысле слова расползтись по грязи, вжимаясь в болотную жижу и активно отстреливаясь. Неожиданно пулемет смолк. Налейко обернулся, пулеметчик был мертв. Какой-то особо меткий фриц попал в бревно, за которым укрылся боец, и пробил трухлявый ствол насквозь. Пули угодили в грудь и голову пулеметчика. Сам старшина был ранен в плечо. Коротко свистнув, чтобы привлечь внимание товарищей, он жестами показал им, что пора отступать. Перекинул автомат за плечо, схватил пулемет здоровой рукой и, сжимая зубы от боли, рванул прочь.
Когда Грубер услышал треск веток, он вскочил на ноги и бегом рванулся вперед. Растерявшиеся эсэсовцы все еще вжимались в болотную жижу, но, увидев ринувшегося вперед командира, быстро собрались и устремились следом. Подбежав к убитому русскому, Иоахим ногой перевернул его тело, всмотрелся.
– Вот так они и должны выглядеть! – громко сказал он собравшимся вокруг хмурым эсэсовцам. – Мертвыми! Оружие на изготовку. Пойдем цепью, максимальное внимание! Они уже близко!
