Андрей Посняков - Мятежники
Зловеще сверкнул серп. Широкая улыбка озарило лицо будущей жертвы…
Да он же пьян! – догадался наконец Виталий. Хитрые многоопытные друиды, небось, опоили парня каким-то зельем, да хоть той же брагою или вином. Много ли подростку надо? Чтобы не пугался, чтобы не зря дергался, не плакал, не кричал. Он и не кричал… Да и девчонка тоже. Ишь улыбается…
Вжжик!!!
Что-то чмокнуло… Послышался еле слышный крик, тут же, впрочем, и прекратившийся.
Виталий поспешно опустил глаза: хоть он когда-то и был гладиатором, но все же сцена была слишком шокирующая… шокирующая до отвращения. Молодой человек прекрасно знал, что будет дальше – голову жертвы уже отделили от тела, сейчас друиды вспорют серпами живот – станут гадать на внутренностях. Ага… вот поплыл над толпой гнусный запах свежей человеческой требухи и крови. Вспороли… Гадают теперь… Ишь, как все внимательно смотрят! И не противно же! Привыкли. Человек ко всему привыкает, даже к такому вот, тем более, когда вся эта жуть – обычная часть жизни, впитанная с молоком матери. От этого-то постороннему человеку еще более жутко! Как вот сейчас – Виталию, хоть и не такой уж он и посторонний. Просто оказался не там.
Ага! Вот подвели девчонку… содрали одежду… Бедная девочка. Ха! Она и на коленях уже сама не стояла – до того упилась. Мало того – жертву откровенно вырвало, прямо на белый плащ стоявшего рядом жреца!
А ее иначе казнили. Просто два подбежавших овата накинули на горло петельку, бард в голубом плаще ударил обухом по затылку… а друид в это же самое время чиркнул серпом по горлу…
Снова кровь. Гнусный запах крови!
И зависть! И радость. И ликование толпы!
– Какие молодцы! – совершенно искренне и громко восхитилась Лита. – Как здорово справились!
Беторикс удивленно скосил глаза:
– Кого ты так хвалишь, дитя мое?
Повернув голову, девушка («мальчишка-слуга») хлопнула ресницами:
– Как – кого? Конечно же – здешних жрецов. Не так-то это просто – вот так умертвить, почти без боли. Правда-правда! Чтоб сразу одновременно – удушить, оглушить, перерезать горло. Молодцы!
Молодой человек лишь головой покачал – что тут скажешь? Да уж, молодцы, специалисты, по всему видать – настоящие профессионалы своего кровавого дела.
– Ну, где же твой круглоголовый знакомец?
– Сейчас, мой господин, он сказал – будет слева от жертвенника. Сейчас я посмотрю… – Лита прищурилась, тут как раз – словно бы в помощь ей – ярко вспыхнули факелы.
– Да вот же он! – обернувшись, радостно возопила девушка. – Вон там, слева, разжигает костер. Зеленый плащ на нем… Оват!
– Тот, что тащит длинную хворостину? – подавшись вперед, быстро уточнил молодой человек.
– Угу.
– Понял. А вот теперь, давай, дуй отсюда!
Лита ошарашенно моргнула:
– Не поняла. На кого дуть?
– Беги, говорю, на постоялый двор, там меня и дожидайся, – строго приказал Беторикс. – Все, пошла! Впрочем, постой-ка. Что надо сказать?
– Слушаюсь и повинуюсь, мой господин.
– Вот так-то лучше будет! Жди. Вернусь – прикинем, как нам дальше быть, что делать.
Проводив взглядом несколько погрустневшую девушку, молодой человек направился к жертвеннику, пробиться к которому, однако, оказалось не столь уж и простым делом – желающих приобщиться к божественной благодати нашлось предостаточно, тем более что, так сказать, официальная часть церемонии явно подошла к концу – Верцингеторикс и его свита уже взгромоздились на своих скакунов и покидали поляну под восторженные крики зрителей. Мистерия для благородных закончилась, теперь начиналась другая – для простолюдинов. Тут и жертвы имелись другие – замухрышистые: пленники, рабы – один грязнее другого. И как только не стыдно приносить в жертву таких оборванцев? На месте богов Виталий бы точно обиделся. Ах, какой идол – золоченый рогатый, высотой метра три – любо-дорого посмотреть. Идол… вообще-то изображения богов для Галлии – большая редкость. Обычно их представляли чисто виртуально. А тут вот – такое сверкающее чудо! И рядом с ним – гнусные оборвыши… типа переодетой Литы, ну, может, чуть старше. Этих казнили по-другому – всем скопом загнали в привезенную на телеге деревянную, украшенную омелой и цветами сирени клетку, которую тут же и подожгли ко всеобщему ликованию.
Бедные жертвы… Их-то никто ничем не поил. Им-то было страшно и больно – трещали от жара кости, лопаясь, вытекали глаза… мерзко запахло жареным мясом… И крики, какие жуткие слышались крики. На весь лес, да, верно, их хорошо было слышно и в крепости.
Пробившись наконец к костерку, Виталий потянул за рукав указанного Литой овата:
– Эй, уважаемый! Отойдем на пару слов.
Парень с явным раздражением обернулся:
– Милостивый господин, ты разве не видишь, что я… А-а-а! – тут до него наконец кое-что дошло, и на круглом крестьянском лице с широким носом заиграла улыбка, казавшаяся демонической в ярком пламени факелов и костров.
– Так ты, верно…
– Да, – подхватывая овата под руку, быстро кивнул молодой человек. – Я именно тот. Тот, кто интересовался неким Амбриконумом. А может, ты сведешь меня и с его покровителем? Я в долгу не останусь, поверь.
– Сейчас… – круглолицый как-то растерянно моргнул, словно бы вспомнил вдруг что-то очень и очень важное. – Сейчас я вот тут… чуть-чуть… А ты, господин, подожди пока во-он там, за ракитником.
Беторикс усмехнулся – ишь ты, тоже еще, строит из себя занятого. Однако ж ладно, придется чуть обождать. А заодно – наметить пути отхода. Народ здесь такой – всякое может случиться. А вдруг? Хорошо – девчонку отправил, а уж сам… самому-то в подобных переделках не впервой. Да и меч… Хороший клинок, просто отличный! Закаленное сварное лезвие, как пирожное «Наполеон» – слоями: слой железа – слой стали, слой железа – слой стали. Такой клинок легок и крепок, гнется почти в колесо, но никогда не сломается. И не тупится вообще, только острее становится, разрубая кости врагов!
Пробираясь к ракитнику, Виталий посмеивался над собой, над этими вот только что пришедшими в голову мыслями. Ну, надо же – едва положил руку на меч, как тут же «кости врагов»! Мало тут крови?
В кустах ракитника было темно, куда темнее, нежели на освещенной кострами поляне, и молодой человек, рассеянно дожидаясь овата, чуть было не свалился в какой-то овраг. И свалился бы, да в последний момент удержался, ухватившись руками за куст. А потом, чуть подумав, осторожно спустился в этот самый овражек – узенький, длинный… Куда ведет? Судя, по журчащему под ногами ручью, вероятно, к речке. Узко, сыро, но вполне можно идти и даже довольно быстро. А наверху, между прочим – кусты. Густые – звезд не видно.
– Эй, эй, – неподалеку послышался крик. – Где ты, господи-ин?
Конечно же это кричал оват – больше некому.
Незаметно выбравшись из оврага, молодой человек зашел кричащему за спину:
– Я здесь, уважаемый. Давно жду.
– Ох… – оборачиваясь, вздрогнул тот. – Я уж думал ты, господин, где-то заплутал, заблудился. Ну, идем же, покажу тебе Амбриконума… Уж ты его, верно, узнаешь.
Виталий пожал плечами:
– Чего бы это мне его не узнать? Чай, знакомы немало.
Оват вел себя как-то странно: то останавливался, нетерпеливо оглядываясь, то всматривался вперед, словно бы ожидал там что-то увидеть. Да что было видно в темноте? Впрочем, круглолицый шагал довольно уверенно, и через пару минут оба – и проводник, и следовавший за ним по пятам Беторикс – уже вышли на широкую тропу, ведущую к пылающему костру – вовсе не жертвенному, обычному, устроенному, как видно, для освещения небольшой полянки. Вокруг которой маячили чьи-то тени…
Молодой жрец споткнулся и громко выругался. Тени тут же исчезли. Растворились в воздухе? Как бы не так! Затаились. Зачем? Круглолицый подал им знак своей громкой руганью, предупредил? Или… все не так, все кажется… Хотя нет, не кажется! Кто-то явно пробирается сзади, пробирается осторожно, стараясь не потерять Виталия и его спутника из виду и в то же время не слишком к ним приближаться…
Хм… тоже показалось? Да нет – вот, снова ветка хрустнула. Судя по звуку – не очень-то и толстая, значит, человечек там – легкий. Лучник, пращник? Ага… попадешь тут, в этакой тьме!
Эти крадущиеся шаги позади насторожили Беторикса куда больше смутных теней, неизвестно куда девшихся. Молодой человек даже пару раз оглянулся, чувствуя на себе чей-то взгляд. Но, конечно же, никого не увидел. Однако вздрогнул – где-то неподалеку, быть может, в полсотне шагов, послышались вдруг чьи-то грубые голоса и раскатистый хохот. А вот и грянула залихватская песня! Орали от всей души, неудержимо и пьяно, совершенно не попадая в тон, вразнобой, но с чувством, как обычно поют старые приятели, собравшись на кухне, либо выйдя из бара, выхлебавши изрядно водочки и пивка. Душа-то веселится, песен просит а вот слух и голос за нею не поспевают, если они вообще и на трезвую-то голову есть.