Андрей Посняков - Мятежники
Они так и пошли по дороге – вернувшаяся наконец Лита и ее молодой господин.
– О, благороднейший господин мой, давай присядем там, между липами, – повернув голову, негромко предложила девушка. – Там я тебе все и расскажу, а ты уж решишь – зря или не зря сходила.
Виталий рассеянно кивнул:
– Давай.
Он все еще не мог прийти в себя от радости – вернулась девочка, вернулась! Да еще и узнала что-то… Ну, совсем молодец!
Где-то на самом краю неба еще голубели остатки дня, все же остальное было затянуто синим, лиловым, сиреневым, а на западе – золотисто-алым. Мигали звезды, и месяц сверкал серебром, и где-то рядом пел свою песню сверчок. И так было хорошо сидеть, слушать…
– В том доме, где жила вельможная дама Алезия, полно каких-то людей, я так полагаю – чужих, может быть, там даже засада. Поначалу-то я именно так и подумала, правда-правда, но потом от Париска, раба в одном богатом доме, узнала таки… ой, он такой смешной, этот Париск и все время улыбается… так вот, узнала, что Алезия и брат ее, именем Кариоликс…
Беторикс закусил губу – Господи… Кари! Вот и этот нашелся, вернее – появилась и о нем весточка. Хоть что-то.
– …они все покинули свое жилище давно, еще зимою, а там облава была, но, никого не нашли, а искали, а люди до сих пор считают, что какой-то важный вельможа даму Алезию предупредил, как того вельможу зовут, я так и не узнала…
Камунориг! Больше некому.
– А потом он и сам бежал!
Точно. Он!
– Все – из-за связи с римлянами.
А вот это – враки. Интриги, интриги – больше-то тут что?
– Еще у того смешного Париска, раба, есть приятель – тоже смешной, круглоголовый, так он меня спросил – чего это я тут выспрашиваю? Я и ответила – мол, из любопытства. Просто интересно все про людей знать, он и отстал, сказал только, что если кому интересно, то у колдуньи… они все госпожу Алезию почему-то колдуньей считают… так и этот смешной… забыла, как его… он-то и сказал, мол, у колдуньи один верный слуга остался, зовут – Амбринум…
– Как-как? – услыхав почти знакомое имя, быстро переспросил Беторикс: – Может, Амбриконум?
– Вот именно так и есть! Так вот, этого Амбриконума завтра вечером можно будет увидеть на празднике трех богов, в Священной роще. Круглоголовый сказал, что знает, где его искать. Мол, он и сам там будет, слева от жертвенника. Так и сказал, но… попросил денег. Если, мол, я вдруг туда приду – ни за что просто так не покажет.
– Та-ак… – переваривая полученную информацию, молодой человек задумчиво посмотрел на луну. – Ну, а ты что?
– А я, как ты учил, ни «да», ни «нет» не сказала. Просто сбежала тихонечко. А бегаю я быстро!
Порывисто обняв девушку, Беторикс крепко поцеловал ее в губы:
– Какая же ты все-таки умница, милая Лита! Эй-эй… только вот наглеть не надо… Всего один поцелуй, братский… Ум-м…
Позади, на дороге, словно прикрикивая на затаившуюся за деревьями парочку, утробно замычал мул.
Глава 8. Весна – лето 50 г. до Р. Х. Галлия
– Ты только покажешь его – и домой! – со всей строгостью предупредив Литу, Беторикс с подозрением огляделся вокруг.
Все происходящее ему активно не нравилось. Во-первых, не нравилась сама Священная роща, по сути своей – густой и почти непроходимый лес, чаща, лишь кое-где были прорублены узенькие аллейки, ведущие к большой центральной поляне, на которой и происходила мистерия – языческие пляски и завывания перед золотым идолом рогатого бога. Этот бог не нравился – во-вторых, в-третьих – не нравились друиды с серебряными серпами, плотоядно посматривавшие в сторону своих будущих жертв, в большинстве своем – безродных пленников, впрочем, судя по одеждам, имелись среди них и особы благородных кровей. Что ж, тем приятнее будет богам.
В-четвертых, Виталию не нравились все собравшиеся здесь люди – слишком уж они были возбуждены, слишком жаждали крови.
В-пятых, не нравился Верцингеторикс. Во-он он как раз показался верхом на белом коне в окружении вельмож, в числе которых молодой человек тут же узнал своих главных врагов – предателей, завистников и интриганов. По левую руку от вождя, чуть придерживая коня, восседал в седле высокий светловолосый мужчина лет тридцати пяти – сорока, бледное надменное лицо его, казалось, сейчас проткнет острым подбородком грудь. Благороднейший Камунолис, светлейший князь по здешним меркам. По правую руку от повелителя другой вельможа – тучный толстяк Эльхар. Лицо недоброе, губы тонкие, змеиный взгляд. Ах, какие у него холеные ногти! Небось, не одна рабыня старалась, несколько – стригли, полировали, подтачивали…
Богатые плащи играли на солнце драгоценностями и золотой вышивкой: у Верцингеторикса – желтый, как пыльца священной омелы, у самых важных его вельмож – травянисто-зеленые, у остальной свиты – синие, небесно-голубые, лиловые. Все, все тут собрались, сволочи… Угнетатели трудового народа! Эксплуататоры чертовы.
А Камунорига не видно! Конечно, Беторикс и не ожидал его здесь встретить, но… но все же где-то в глубине души надеялся – а вдруг? А вдруг сей мрачный – и верный! – деятель, глава мятежной разведки, здесь и все еще не потерял свое былое влияние. Увы, увы… А Верцингеторикс тоже – хорош гусь, от такого человека избавиться! Забронзовел, как Брежнев или поздний Ельцин, сидит в седле неподвижной статуей, внимая благоговейному людскому гулу. Ни один мускул на лице не дрогнет! Однако быстро же мятежный вождь привык к всеобщему поклонению… Как бы не пришлось отвыкать!
Еще было светло, день только начинал клониться к вечеру, но здесь, в Священной роще, царил полумрак. Осязаемо-гнетуще падали наземь черные тени деревьев, а солнечные лучи, казалось, не смели тревожить покой богов – всей троицы во главе с рогатым Цернунном. Ишь, как блестит, зараза! Неужто и вправду, золотой?
– Неужто, из чистого золота? – завистливо ахнула Лита. – Нам бы таких богов. Мы б не знали поражений.
– Кто это – «мы»? – не удержавшись, тихо хмыкнул молодой человек. – Ты нас с тобой имеешь в виду или – того друида, которого ты… Как его? Амперметр?
– Ампреникс, – девчонка поникла взглядом, но почти сразу вновь сверкнула глазами. – Нет, золотой же!
– Думаю, позолоченный, – покачал головой Беторикс. – Станут они зря столько золота тратить? Хотя… конечно, и могут. Дуракам закон не писан. Что с вас, с язычников, взять-то? Еще и Иисус Христос не родился.
Лита обиженно шмыгнула носом:
– Опять ты, мой друид, непонятными словами выражаешься… Нет, он все же – золотой, правда-правда!
– А ты поди, проверь, – пошутил «друид». – Отколупни от рогов кусочек.
– Думаешь, стоит? – серьезно озаботилась бывшая жрица. – А я бы и попробовала отколупнуть, да, боюсь, не дадут – вон там народищу сколько.
– Ты мне, главное, покажи того круглоголового, – глядя на спешившегося вождя и его приближенных, напомнил молодой человек. Смотри, смотри… Что это там делать собрались с той красивой девушкой… и юношей? Ой, не говори, боюсь, я догадываюсь – что. Отправят к праотцам каким-нибудь изуверско-садистским способом, друиды – они такие. И не жалко же – ведь почти дети.
Судя по восторженно-туповатому выражению лица, какое бывает у сельских ребятишек, привезенных на школьном автобусе в райцентр по каким-то учебным надобностям, Лита вообще не понимала сути охватившего ее благородного спутника отвращения. Для этой девушки, жрицы, как и для всех, собравшихся в Священной роще людей, все происходящее было в порядке вещей и, мало того, что ничуть не шокировало своей кровожадностью, но и наоборот – вызывало к жизни чувство неподдельного ликования, некой причастности к жизни великих богов. Ну, подумаешь – принесут в жертву не только пленников, но и детей аристократов, так это ж какая честь для их семейств! Это ж понимать надо, завидовать белой завистью, радоваться, а не жалеть.
Девять седобородых старцев в белых плащах – девять друидов – с поклонами встали перед вождем, позади них выстроились девять жрецов рангом пониже – бардов в небесно-голубых одеяниях, а уже за ними, в зеленом, стояли оваты, друиды третьей степени посвящения.
Один из старцев, что-то торжественно сказав, протянул Верцингеториксу серебряный серп. Толпа затихла, застыла в немом ожидании – вот-вот сейчас, вот-вот…
Подвели юношу-подростка. Того самого, из благородной семьи. В браках, в красном, заколотом на груди, плаще… который тут же сорвали друиды, бросив несчастного на колени… Несчастного? О, нет, парнишка вовсе не выглядел таковым! Широко распахнутые глаза его призывно глядели в небо – душою юноша давно уже был там, далеко-далеко, в краю вечной жизни, здесь, на земле, осталось уладить лишь мелкие формальности – умереть. Не то, чтобы красиво, а – как нужно, как полагается, как принято по традиции.