Дмитрий Казаков - Высшая раса
Люди, приглашенные в кабинет верховного комиссара, послушно опустились на стулья. Генерал-лейтенант Благодатов окинул взглядом соседей: доктор Реннер мрачен и угрюм, бургомистр Кернер выглядит сутулым более, чем обычно. На лицах командиров гарнизонных дивизий – спокойная деловитость.
К ним маршал и обратился в первую очередь:
– Доложите о потерях.
После пятиминутного доклада стало ясно, что в боях на оборонительном рубеже и в самом городе погибло около двух тысяч воинов, при очень незначительных потерях со стороны немцев.
– Что у вас, товарищ генерал-лейтенант? – поинтересовался еще более помрачневший маршал, повернувшись к коменданту.
– Почти полностью уничтожен комендантский батальон, – сказал генерал-лейтенант. – Погибли многие из работников комендатуры. Всего – около шестисот человек.
Выслушав рассказ Кернера о том, что разрушены телефонная станция и электростанция, маршал побагровел еще больше. Затем с могучим выдохом откинулся на спинку стула.
– Ну и дела, товарищи! – сказал он сердито. – Похоже, что мы не в состоянии защитить себя! Кто объяснит, по какой причине это случилось?
Все молчали. Конев скривился, словно на язык ему попал уксус.
– Значит, так, – сказал он. – Довожу до вашего сведения, что приказом Верховного главнокомандующего, который подписан в полночь, создана Особая Австрийская группа войск, командиром которой назначен я, а заместителем – генерал-лейтенант Благодатов. В связи со сложившейся обстановкой приказываю вам, товарищи, – маршал повернулся к австрийцам, – провести срочную эвакуацию. На левый берег Дуная. Немедленно. Машины выделит комендатура. К полудню всё должно быть закончено.
Бургомистр Вены и глава правительства Австрийской республики синхронно кивнули, а генерал-лейтенант чертыхнулся про себя, предвкушая огромное количество работы. Напомнила о себе ушибленная спина, и на несколько мгновений Благодатов потерял нить беседы. Когда вновь прислушался, Конев уже обращался к комдивам:
– …не должны прорваться к Вене! – как раз закончил он фразу и обратился к генерал-лейтенанту: – А вам, товарищ генерал-лейтенант, еще одно задание. Подготовить мост к взрыву.
– Есть! – ответил Благодатов, хотя был сильно удивлен. Во время взятия Вены советскими войсками в апреле из всех мостов, связывающих берега Дуная, уцелел только один. Восстановить прочие пока так и не удалось.
– Вполне вероятно, – проговорил маршал, заметив изумление подчиненного, и слова его падали тяжко, будто огромные авиабомбы, – что нам придется отойти на левый берег и взорвать мост за собой.
– Что? – в глазах Кернера сверкнула ярость. – Вы хотите отдать недобитым наци большую часть Вены?
– Да, – спокойно ответил маршал. – Обороняться через реку будет проще, широкая водная преграда позволит нивелировать некоторое превосходство противника.
– А венцы? – спросил Кернер, распрямляясь. – Вы оставите тех, кто работал с вами, на смерть?
– Не думаю, что мы уходим из города надолго, – Конев огладил лысину. – Мне трудно принимать это решение, но допускать такие потери, что были сегодня ночью, я не могу. Уничтожен целый полк, вы понимаете?
– Понимаю, – сказал Кернер тихо и как-то сразу сгорбился. – Но на этот раз наци уничтожат Вену… Что не вышло у них в апреле, может получиться сейчас…
– Мы постараемся удержать оборону как можно дольше, – сурово проговорил маршал. – Может быть, до самого вечера. Если это удастся – эвакуируем население с правого берега. Большее – не в наших силах. Есть вопросы? Тогда выполняйте!
Нижняя Австрия, западная окраина города Вена
29 июля 1945 года, 6:14 – 7:43
Поспать сержанту Усову так и не удалось. После разведывательного рейда, в котором едва не случилось перестрелки со своими, пришлось срочно восстанавливать линию обороны. Взводы занимали позиции, предназначенные для рот, и ожидали нападения немцев. Но его не было, зато со стороны города слышалась стрельба и грохот взрывов.
Потом всё стихло, но спустя полчаса обнаружилось, что немецкими диверсантами, судя по всему, возвращавшимися из Вены, начисто вырезан еще один взвод. Выстрелить не успел никто.
Командиры организовали круговую оборону, заставив бойцов и офицеров находиться на ногах до самого рассвета. В результате к шести утра, когда из города начали подтягиваться свежие части, Усов оказался в состоянии физического и морального ступора. Глаза не желали закрываться, хотя горели так, словно в них насыпали песка. Тело одеревенело, а рассудок выкинул белый флаг, отказавшись что-либо понимать в происходящем.
Сержант продолжал сидеть в отведенном ему окопе, обозревая пространство перед собой, и в голове у него не было никаких мыслей. Там царили восхитительные пустота и ясность.
Когда из утреннего тумана родился низкий рычащий звук, Усов не сразу осознал, что происходит. Лишь когда начали падать снаряды и засвистели пули, он понял, что враг, по всей видимости, атакует. Что-то кричал из соседней траншеи командир роты, а сержант всё еще пребывал в оцепенении, словно лягушка под холодным взглядом ужа.
Вернул его к реальности близкий разрыв снаряда. Взрывная волна ударила по ушам, и заныла голова, напоминая о недавнем повреждении. Сержант вцепился в автомат, как тонущий в спасательный круг, и принялся стрелять.
Атака последовала в те точки, где ночью были испорчены пушки и истреблены солдаты. Немецкие танки шли плотными клиньями, поддерживаемые пехотой. Огонь наступающих был столь силен, что вести ответную стрельбу удавалось с большим трудом.
В один миг Усов обнаружил, что исполинская туша танка находится в каких-то пяти метрах от него. Сержант схватил гранату, выдернул чеку. Но бросок его пропал зря. Проклятая бессонница сделала свое дело, и стальной цилиндр, призванный пробить отверстие в шкуре бронированного монстра, пролетел мимо.
«Тигр» загудел мотором, его пушка плюнула огнем куда-то за спину Усову, и, спасаясь от гусениц, сержант бросился на дно окопа. Над ним грохотало и лязгало, на спину сыпалась земля, от запаха сырой почвы буквально тошнило, но он лежал, всеми фибрами души желая сродниться с чуждой уроженцу Брянска австрийской землей, стать с ней единым целым.
Танк уполз, но Усов не спешил вставать. Интуиция, не раз спасавшая его еще во времена боев в партизанском отряде, прямо-таки кричала: «Не шевелись!» Повинуясь ее настойчивому голосу, сержант притворился мертвым и не пожалел об этом решении, когда буквально над головой раздалась немецкая речь.
Застрекотали автоматы, но быстро стихли.
В наступившем безмолвии сержант полежал еще некоторое время, потом рискнул открыть глаза. Прямо перед лицом толстый розовый червяк неторопливо полз куда-то, и не было ему никакого дела до войны.
Усов на мгновение даже позавидовал червяку, но затем встал. Земля липла к коленям и ладоням, словно женщина, не желающая отпускать хорошего любовника. Когда сержант распрямился, со спины съехала небольшая лавина земли, мелкие катышки скользнули под воротник, вызывая зуд.
Не обращая внимания на неудобства, Усов подобрал автомат и осторожно выглянул из окопа. На поле боя ничего не двигалось, лишь ветер носил запах пороха, и шелестели под его лаской листья покалеченных снарядами деревьев Тиргартена.
Второй раз за сутки сержант оказался единственным выжившим на участке немецкой атаки. Но радости мысль о собственной удачливости почему-то не принесла. Накатила сонливость.
Преодолевая инерцию ставшего очень тяжелым тела, сержант выбрался из окопа и зашагал на восток, в ту сторону, куда ушла линия боя. Оттуда доносились отдельные выстрелы.
Несколько раз он натыкался на трупы, однажды прошел мимо чадящего танка, ставшего хорошей мишенью для противотанкового ружья. Пройдя примерно с километр, вышел из лесной зоны и оказался в районе Вены, носящем название Баумгартен.
Здесь было тихо, бой, судя по всему, шел севернее, в районе главной магистрали, ведущей с запада к центру города. На улицах было непривычно пусто, жители, имеющие в большинстве своем опыт проживания в условиях городских боев, попрятались по подвалам.
Морщась от боли в голове, Усов сориентировался и переулками поспешил на северо-восток, туда, где должны были находиться резервы и командование.
Верхняя Австрия, берег Дуная
к северо-западу от города Линц
29 июля 1945 года, 7:07 – 7:25
Солнце взошло, и стало немного теплее. Но зато проснулся голод и вонзился в живот изнутри тысячью крохотных пастей. Петр уже полчаса как выбрался из воды и, нацепив мокрую форму, пробирался вдоль берега, надеясь рано или поздно добраться до Линца.
Сырая одежда неприятно липла к телу, была грязной и помятой, так что смотрелся Петр типичным босяком. В ботинках хлюпало, мышцы полнила свинцовая усталость.
