Александр Михайловский - Время собирать камни
Сопровождавший Дзержинского немолодой человек в офицерской шинели без погон и с типично жандармско-гэбэшным выражением лица, бросил взгляд на бесформенную рожу лежащего на носилках Свердлова.
— Мда-с, лихо над ним поработали, — то ли одобряя, то ли осуждая сквозь зубы процедил он, и кивнул красногвардейцам, чтоб "пациента" побыстрее загрузили в фургончик "Рено" с намалеванном на нем красном кресте в белом круге. Туда же, в довесок, отправили и недвижное тело товарища Крестинского.
— Поздравляю вас, поручик, — с чувством пожал он мне руку, — важную птицу отловили. В свое время нам стоило больших трудов заарестовать его. Но почему вы так неаккуратно его упаковали, весь он помятый и покоцанный?
Я пожал плечами, — Товар получали не со склада, а с рук, господин э-э-э, ротмистр, — хитро прищуренные глаза моего собеседника показали, что я попал в цель. Кивнув, я продолжил, — Случилось так, что на подъезде к Тихвину Свердлов и его спутник из-за чего-то не поладили в поезде с дезертирами, драпавшими с Северного фронта. Уже на станции их решили без всяких процессуальных заморочек прикончить, и если бы не мои орлы, то мы имели бы два места "груза-200". — Увидев недоумевающий взгляд ротмистра, я уточнил, — по-нашему два трупа, холодных, как айсберг, утопивший "Титаник". Не обошлось без пиротехники — ребята немного постреляли в воздух, после чего линчеватели испарились, а эти организмы достались нам в несколько попорченном виде.
— Занятно, занятно, — хмыкнул не любящий представляться ротмистр, — можно сказать, подобрали их, как утерянный бумажник на заплеванном тротуаре? Тем лучше, тем лучше… Нет теперь, значит, за НИМИ удачи, раз так легко попадаются, — он посмотрел мне куда-то за спину, после чего его скучающе-невозмутимая физиономия неожиданно приняла смущенно-удивленный вид.
Позади меня раздалось смущенное, — Кхм! — Я обернулся. На ступеньках вагона, стоял экс-император Николай Александрович, собственной персоной. Не утерпел, значит, вышел. Что же теперь будет?
А ничего. Ничего особенного и приключилось. Первым делом экс-император протянул руку Феликсу Эдмундовичу, со словами, — Господин Дзержинский, если не ошибаюсь?
Я затаил дыхание — пожмет Дзержинский руку бывшему самодержцу или нет. Но видно общение с нами сделало главного советского инквизитора уже достаточно продвинутым в такого рода делишках. Наш Железный Феликс с немного ехидной улыбочкой пожал в ответ руку Николаю Александровичу, после чего с явственным польским акцентом осведомился, — Так есть! А вы, как я понимаю, пан Романов, бывший царь Российский?
— Туше, Феликс Эдмундович, — тихо сказал Николай, — Я знал, что вы умны, по пути наслушался от ваших людей возвышенных дифирамбов в вашу честь, будто речь шла о каком-то античном герое.
— Дзенькую бардзо, Николай Александрович, — так же тихо ответил Дзержинский, — Ну, а сравнение с античными героями — оно, для нас большевиков, вполне подходит, ибо подобно мифическому Гераклу очищавшему конюшни царя Авгия, нам предстоит убрать оставленные после трехсотлетнего правления вас и ваших предков горы навоза. Эх, если бы вы, Николай Александрович, хоть немного меньше думали о себе, а чуть больше о России…
— Я сожалею, — тихо сказал Николай, — я понимал, что не способен быть во главе России, но передавать бразды правления мне оказалось просто некому. Мой брат Михаил боялся этой работы еще больше меня. Он даже женился со скандалом, чтоб потерять права на престол… — бывший царь тяжело вздохнул, — Эх, был бы жив Георгий…
Железный Феликс отвернулся, — Понимаю… Как народный комиссар внутренних дел могу вас заверить, что ни вам, ни вашим родственникам, не стоит опасаться за свою жизнь. Если, конечно, вы не будете что-либо предпринимать против советской власти. Жить вы будете в Гатчине под чисто символической охраной и наблюдением. Чуть попозже, когда накал страстей в стране спадет, мы, возможно, предложим использовать ваши несомненные способности на пользу стране.
— Способности?.. — с недоумением переспросил Николай.
— Именно так, — ответил Дзержинский. — Если вы были не способны управлять государством, то это совсем не значит, что вы вообще ни на что не способны. Кажется, при своем батюшке вы неплохо руководили комитетом по строительству Траннсиба?
— Ах, вы об этом, — вздохнул Николай, — мне тут, — он кивнул в мою сторону, — уже предложили занять место сельского учителя, сходить так сказать в народ. Мы с Александрой Федоровной пока думаем, но, наверное, согласимся, — экс-монарх немного помедлил, и киснул в сторону ротмистра, — Господин Дзержинский, разрешите сказать пару слов вашему коллеге?
— Разрешаю, — немного настороженно ответил Железный Феликс.
— Господин Ротмистр, — Николай пристально посмотрел на бывшего жандарма, — я хотел бы высказать свое искренне сожаление вам и вашим коллегам по поводу того, что случилось в феврале этого года. В том числе и от моего невнимания к вашей работе, в России произошло то, что произошло…
Ротмистр криво улыбнулся, — Ваше Величество, нельзя ладонью перекрыть бурлящий горный поток. Можно было отсрочить революцию, но остановить ее было невозможно. А за добрые слова — спасибо. Не так уж много приходилось их слышать…
— Да я уже давно не Величество, — с горечью сказал бывший царь, — для вас, Константин Николаевич, — ротмистр дернулся, а я вспомнил, что Николай отличался великолепной памятью на лица и имена, — есть только гражданин Романов, весьма уставший от жизни будущий сельский учитель. — невесело пошутил экс-монарх. — Надеюсь, что под руководством господ Дзержинского и Сталина, вам будет гораздо проще заниматься защитой нашей матушки России от врагов внутренних и внешних.
Мы с товарищем Дзержинским ошарашено переглянулись — вот те раз — государь-батюшка что-то уж больно быстро "перековался", и, как говорили "по ту сторону шлюза" — "стал на путь исправления".
В наступившей было тишине неожиданно раздался резкий, как звук дисковой пилы, женский голос Александры Федоровны, — Ники! Да что ты такое говоришь?!
Николай опять устало вздохнул, и тихо сказал, — Видит Бог, я старался держать ее подальше от политики, но видимо плохо преуспел в этом деле, — он повернулся к стоящей на вагонных ступеньках супруге, закутанной в толстую шерстяную шаль, — Аликс, дорогая, что думаю, то, что я хочу сказать. А ты шла бы в вагон, ведь простудишься, ветер с залива холодный…
Александра Федоровна хотела было что-то сказать мужу, возможно, весьма резкое и неприятное, но тут Железный Феликс решил спасти бывшего монарха от очередной семейной истерики. Феликс Эдмундович, галантно приподнял перед супругой экс-императора шляпу, и галантно, чисто по-польски произнес, — Пше прошу, пани, не могли бы вы распорядиться начать собирать вещи. Авто для вашего переезда в Гатчину, будут поданы уже через полчаса.
После этих слов Аликс сдулась, словно воздушный шар, и резко повернувшись, скрылась вагонной двери. Пару минут спустя из салон-вагона раздались звуки, словно туда забрался большой, но добродушный зверь шуршупчик, и теперь весело переворачивает там все вверх дном. Вроде бы и немного вещей прихватили с собой в дорогу граждане Романовы, а все-таки чтобы собрать их и упаковать потребовалось немало времени.
Николай еще раз, чисто по-мужски, поблагодарил Железного Феликса за своевременное и галантное вмешательство, еще раз окинул внимательным взглядом выстроенную в отдалении нашу тяжелую технику, затянутую в брезентовые чехлы. Потом он, бочком, полез обратно в вагон. Наверное, давать указание своему камердинеру Труппу. Это просто обалдеть — лакей в чине полковника! Не удивительно, что государство с такими порядками в феврале рассыпалось, словно домик поросенка Ниф-Нифа. Справедливости не было не только внизу, но и наверху.
Я уже совсем было собрался подняться в вагон вслед за Николаем Александровичем, но меня окликнул тот самый ротмистр, который вместе с Дзержинским приехал забирать от нас "тихвинские гостинцы". — Поручик, разрешите вас на пару слов?
— Слушаю вас, господин ротмистр, — отозвался я, машинально поправляя висящий на плече автомат, — несколько минут для беседы с вами я найду.
— Вы ведь из людей полковника Бережного? — спросил ротмистр, когда мы отошли шагов на двадцать от прибывшего царского состава, — Не подумайте ничего плохого, но вы и ваши коллеги, внешне вроде русские, а внутри — какие-то необычные, особенные. Словно нездешние…
— Так я есть нездешний, из Осетии я — слышали о такой, — бросил я ротмистру, — но если вы имеете в виду русскость в смысле преданности России, то тогда вы правы. Я русский офицер. И все мои предки на протяжении нескольких веков честно служили России. Константин Николаевич, позвольте представиться: старший лейтенант Сил Специального Назначения Главного Разведывательного Управления Генерального Штаба России Бесоев Николай Арсеньевич. А вот, с кем я имею честь говорить?
