Дмитрий Светлов - Черный князь
Он развернулся и оказался нос к носу с крепеньким дедком.
— Как ты назвался? — переспросил тот, — Нормаш,[27] что ли?
— Тебе-то какое дело? — грубо ответил Норманн.
— Как какое? — растерялся старичок. — Я тоже Нормаш, мы с тобой одного рода-племени. Не соврал Кугану, сказавшись тутошним.
— С чего мне врать? Это удел слабых и трусливых! — И, успокоившись, повинился: — Извини за грубость, один я здесь, не могу найти дорогу домой, вот и срываюсь без меры.
— Жена родит родную кровь, среди детей и получишь радость души, — успокоил дедок и спросил: — Отчего твой Рунов кол словно в лунном сиянии?
— Ай! — недовольно махнул рукой Норманн. — Взял его в портал, а там полно статических зарядов! Вот и набрал электричества, уже более недели сияет.
Старичок положил руку Норманну на плечо, некоторое время любовался нечаянным сюжетом — медведицей с медвежонком, затем повел князя устраиваться на постой.
В четырнадцатом веке совсем иные обычаи: если добрые люди взяли на постой, то ни в коем случае нельзя за это платить. «Чем богаты, тем и рады», — сейчас эта поговорка имеет прямой смысл. Попытка предложить хозяевам свои продукты на общий стол неизбежно их обидела бы. Даже отдариваться было нельзя ни шелками, ни хлебами, если только по прошествии некоторого времени прислать уважительное поминание за душевную доброту, но без малейшего намека на былую хлеб-соль. Вместе с тем постоялец обязывался работать наравне с хозяевами, в любом доме еще одна пара рук лишней не считалась. Так случилось и с Норманном — князя подрядили на общественные работы в сельскую кузницу, где он принялся готовить плуги. Да-да, четырнадцатый век и плуг, а не коряга под названием «соха». Дороговизна железа никуда не делась, и основу плуга по-прежнему составляло дерево, но лемех и нож уже стояли именно там, где и должны были находиться. Для рацпредложений все же нашлось место, здесь не степь со сметающими плодородный слой ветрами, поэтому Норманн сразу увеличил отвал.
— Я допускаю, что пришельцы хотят вернуться назад, а сейчас защищают проклятое место от своих врагов, — рассерженно повторил главный волхв по имени Бекет, — но и мы не дети, перекроем проход без всяких там пушек с метателями пуль.
— Зачем подставлять свой горб под чужие беды? Тем более когда тебя никто не просит о помощи, — возразил Нормаш.
— И случайных людей до нас не допускают, завсегда заворачивают назад, — напомнил Куган.
— Вы забываете завет Макоши! Чужаки на Славных землях могут быть гостями или рабами! — Бекет грозно сдвинул брови. — Пришлые люди хозяйничают у нас под носом, да еще нам норовят указать!
— Заветы позволяют брать пришлых в наем, — почтительно встал Норманн, — мы нанимаем витязей,[28] почему бы не составить договор с чужаками?
— Я никому из них не подам руки! — Куган презрительно скривил губы.
— В твоем предложении, князь, есть золотое зернышко, — поглаживая посох, заметил Бекет, — но мы никого зазывать не станем, а они сами к нам не придут.
— И не надо! — воскликнул Норманн, — я сам их найму, а вы оговорите свой интерес, который ляжет моим обязательством.
— Все на нашей земле принадлежит только нам! — Как бы в подтверждение этих слов Бекет ударил посохом об пол.
— Пришлых людей отныне не заворачивать, а приводить сюда? — уточнил князь.
— Мы решим судьбы людей независимо от того, как они пришли, даже если их забросил злой рок! — с пафосом заявил Нормаш.
Налицо было явное желание волхвов повысить свое влияние в обществе и в очередной раз пободаться с церковью. С автотехникой проблем не могло возникнуть, грузовики в лесу без дорог — что подводные лодки в городском парке. Люди на них посмотрят, а далее появятся разные сказки о самобеглых колясках да истории «по щучьему велению…». Вот попаданцев стало по-настоящему жалко, сейчас иные понятия о добре и зле. Сначала тебе беззлобно поломают кости, а результаты избиения послужат платформой для составления договора о «вечной любви и честной торговле».
— Негодных отсылайте ко мне. Вам лишний рот с ушами и глазами может пойти во вред, а там, — Норманн указал рукой на запад, — каждому найдется работа.
— Попытаем и пришлем, — сразу согласился Бекет, — через тридцать лун снова проведешь через портал Кугана.
— Опасная затея, — предостерег князь. — Хуже, чем с обрыва вниз головой в незнакомую реку.
— Чужаки-то ходят! — возразил Нормаш.
— Сколько их было, а сколько осталось? — парировал Норманн.
— Поведешь! — Посох Бекета снова грохнул об пол. — Нам чужие земли не нужны, своих вдосталь! Посохи возьмете, пусть напьются вашего электричества!
Ах вот оно что! Волхвов на очковтирательство потянуло! Фиг вам, глубокоуважаемая публика! Дерево — нейтральный материал, хотя… Норманн внимательно посмотрел на причудливый узор рун и уверовал в успех предстоящего фокуса. В тонкую резьбу была вставлена золотая и серебряная проволока, что делало руницу яркой, а посох празднично-нарядным. Хорошая отмазка при следующей попытке вернуться назад! Отправляя посохи на «зарядку», волхвы обязательно позаботятся о сохранении в тайне столь щекотливого дела. И Норманну не придется озадачиваться поиском правдоподобного объяснения для одиночного похода неведомо куда. Достаточно сказать: «Я к волхвам», — и можно будет спокойно отправляться, даже охрана не увяжется сопровождать.
Рунов кол простоял у идола Макоши полную неделю. Каждое утро Норманн отрабатывал урок на кузнице, затем начиналось учение. По очереди приходили гусляры и пели, вернее, нараспев рассказывали почти точный библейский текст. Не замахиваясь на историю всего человечества, они начали с Макоши и ее детей, Рода и Мары, от которых произошло племя славов. На десерт давался другой концерт, на этот раз повествование касалось героических подвигов детей Рода и Мары. Отличие от Талмуда заключалось лишь в отсутствии бесцельного сорокалетнего бродяжничества с последующим уничтожением врагов. Это надо же, сначала нагло заселили пустующие «святые земли», а затем посмели возражать и доказывать, что они живут на своей родной земле! Что интересно, в песнях волхвов также имелись слова о землях «святой Руси», которые не раз повторялись.
— Держи! — Бекет протянул Рунов кол. — Женись и смело создавай свой род! Теперь ты под защитой родной земли!
— Поверх резьбы новгородского волхва добавили еще одну надпись? — с некоторым удивлением спросил Норманн и прочитал: — «Да хранит лик Макоши род твой».
— Сии слова дозволены только особо доверенным! — пафосно сказал Бекет. — У Чарозера действительно живет Нормаш со своей семьей, ты не соврал и заслужил особый почет!
— Золота много, — как бы в раздумье произнес Норманн, оглаживая веточки и листочки из золотой фольги.
— Жертвенник Макоши сам знаешь где! — моментально въехал в тему Бекет.
Дело сделано, пришла пора возвращаться восвояси. По-прежнему не спеша Куган вывел из ворот трофейный грузовичок, и через час загруженный семенами ушкуй заскользил по речной глади на выход в Ладожского озера.
— Вы из варягов?[29] — с досужим любопытством спросил Норманн у кормчего.
— Что ты, князь! Варяги жили от Волхова на запад, а мы из кержаков.[30]
Кто такие кержаки, Норманн не имел ни малейшего понятия, а расспрашивать было чревато, и без того стал белой вороной и притчей во языцех. Снасти для управления ушкуем и парусом сосредоточены ближе к корме, поэтому в носовой части всегда безлюдно. Он перебрался вперед и уселся на укрытые запасным парусом мешки. Нет, князь не сторонился людей и не скромничал, опасаясь помешать корабелам. Необходимо было распознать берег и запомнить приметные ориентиры. Не зная пути, легко перепутать реку, что повлечет за собой задержку на день, а то и на два. Но вот ушкуй слегка качнулся на озерной волне, а впереди четко проступила голубоватая полоса противоположного берега. Интересный компот! Ушкуй вышел в Онежское озеро намного севернее, чем ожидалось.
— Укройся, князь! — Корабел протянул подбитую толстым сукном шкуру нерпы. — Ветер с севера всегда коварен, незаметно прохватит — и сляжешь с кашлем.
С первыми звездами ушкуй завернул за Вороний остров, где среди гранитных берегов оказался самый что ни на есть настоящий постоялый двор. При виде Норманна народ в трапезной дружно пал ниц, заставив князя проблеять в растерянности:
— Ну что вы, братцы! Прием пищи — дело святое, его нельзя прерывать.
Что случилось? Да, он князь Карельских земель, его всегда везде узнавали, почтительно кланялись, иногда благодарили, порой досаждали просьбами. Но вот так враз — на колени и лбом в пол? Или это эхо визита к волхвам? Еще хуже, если побежал слушок о сиянии вокруг навершия Рунова кола. Чем это может грозить? В первую очередь неприятностями. Церковь не потерпит появления несанкционированного чуда, тем более связанного с языческим обрядом. А если волхвы начали тайную пропаганду, то дело швах, анафема обеспечена. Норманн никогда не отличался христианским смирением, набожностью и послушанием. Но конфликтовать с церковью в сегодняшнем мире не рискнет даже сумасшедший.
