Физрук: на своей волне 5 (СИ) - Гуров Валерий Александрович

— Уважаемые доктора, — начал он, — вы же понимаете, что вы отвлекаетесь от вызовов, где помощь может понадобиться действительно срочно.

Он сделал паузу, будто давая им время осознать собственную ошибку.

— Я… честно говоря, не знаю, бывает ли у скорой такое понятие, как «ложный вызов», как в полиции… — продолжал он, тщательно подбирая слова. — Но этот, судя по всему, именно такой. Хотя… — он театрально приложил ладонь к груди, — может, теперь помощь понадобится мне. Давление у меня, кажется, поднялось.

По выражению лиц обоих врачей было видно, что представление директора они оценили по достоинству. Ухмылки на их лицах появились тотчас — это была та самая смесь усталости и внутреннего «мы-это-видели-сотни-раз», которую редко удаётся скрыть.

Врач с чемоданчиком — явно старший или просто самый опытный из пары — кивнул, давая понять, что разговор завершён.

— Ладно, — сказал он сухо. — Это уже ваши проблемы.

Леонид подхватил мгновенно:

— Да-да, я согласен, это проблема исключительно наша! — подтвердил он. — Извините за беспокойство. Я обязательно проведу разъяснительные беседы со своими сотрудниками… — он демонстративно покосился на меня. — И объясню, что подобные звонки недопустимы.

Пока Лёня говорил этот «воспитательный» монолог, он пытался жестами заставить меня отвернуться. Я, разумеется, даже не шелохнулся. И очень быстро стало ясно — зачем именно он хотел, чтобы я отвернулся.

Через секунду Лёня сунул руку за пазуху и извлёк оттуда мятую пятисотрублёвую купюру.

Сделано было мастерски — рука у него явно привыкла к таким «жестам благодарности». Одним ловким движением он вложил купюру в боковой карман врача с чемоданчиком.

Медик почувствовал это мгновенно. На долю секунды его плечо чуть дрогнуло — едва уловимое движение, но он даже не посмотрел вниз. Сохранил невозмутимое лицо, словно ничего не произошло, и сделал вид, что не замечает дополнительной «тяжести» в кармане.

Леонид вздохнул, явно считая, что конфликт удалось «замять». Он сделал жест рукой, показывая на конец коридора:

— Ну… не знаю, проводить вас или вы сами дорогу найдёте…

Врач с чемоданчиком усмехнулся:

— Не переживайте, мы не заблудимся, — сказал он, направляясь к выходу. — И не буду говорить вам «до свидания»… скажу иначе: не болейте.

Медики, даже не оглядываясь, уверенной, деловой походкой зашагали по коридору в сторону выхода. Их шаги быстро растворились в школьной тишине.

Лёня, словно огромный плюшевый олимпийский мишка, проводил их размашистыми, неуклюжими взмахами руки. Жест совершенно нелепый, будто он провожал делегацию ЮНЕСКО, а не скорую помощь. На лице у него висела широкая, но какая-то придурковатая улыбка.

Однако стоило медикам скрыться за поворотом, как эта улыбка слетела с его лица мгновенно. Глаза сузились. Он резко повернулся ко мне — и выражение его лица было уже другим. Злость, смешанная с испугом и раздражением.

— Владимир Петрович… да что же ты такое наделал? — прошипел он. — Ты понимаешь, что было бы, если бы медики увидели нашего географа в том состоянии? В состоянии глубокого алкогольного опьянения! Ты представляешь, какой позор был бы на школу⁈ Какие проблемы свалились бы мне на голову⁈ Да это же в секунду разлетелось бы по всем пабликам, соцсетям, этим вашим интернетам!

Директор буквально задыхался от негодования. Я же спокойно смотрел на него, не меняя выражения лица.

— Да ладно, Лёнь, хватит кукарекать. — Я пожал плечами. — Я откуда знаю — пьяный он или сердечко прихватило? Ты извини, если что не так. Я же правда не знал, что это может вылиться во всё это.

Для пущего эффекта я даже улыбнулся.

— «Не знал он…» — выдохнул директор, закатив глаза. — Конечно! Как же! У нас тут школа, а не цирк! А ещё Соня… куда она делась в самый ответственный момент? Господи… да что за день сегодня такой…

Он говорил уже не мне. Говорил, как человек, который пытается понять, за что ему такая судьба.

Я молчал. Просто наблюдал.

Лёня своим рыхлым характером шёл по краю настоящего нервного срыва. Его щека дёргалась, пальцы подрагивали. Но пока он держался — привычка, отточенная годами административной тряски, работала исправно. Выдержка — штука, которую можно тренировать, и Лёня её тренировал, пусть и в своей своеобразной манере.

Директор прошёлся туда-сюда. Потом остановился, тяжело выдохнул и закрыл глаза, пытаясь вернуть себе контроль хотя бы внешне.

Знал бы Лёня, насколько по-настоящему у него сегодня паршивый день… ну это и хорошо, что он не в курсе. А то ведь действительно придётся вызывать скорую — только больным окажется уже сам Леонид Яковлевич.

Я дал ему несколько секунд, чтобы он окончательно пришёл в себя, отдышался и вернул себе хоть какое-то подобие административного достоинства. Он шумно втянул воздух, провёл ладонью по волосам и выпрямился. Видимо, решил, что контроль над ситуацией ещё можно удержать.

— Леонид, а Леонид… — начал я. — Так где наш замечательный географ? Он что, правда ушёл?

Директор вздрогнул так резко, будто я запросил внезапную проверку с прямым эфиром на федеральном канале.

— Ушёл⁈ — всплеснул он руками. — Никуда он не ушёл! Спит он! В кабинете географии! Мы его до сих пор в чувство привести не можем! Ну надо же было так набраться прямо на рабочем месте…

Леня прошёл к двери кабинета географии, приоткрыл её на ширину ладони и жестом подозвал меня, показывая на происходящее внутри.

Иосиф Львович, раскинув руки в стороны, лежал поперёк двух парт. Одна нога свисала вниз, вторая упиралась носком в стул. Вид у него был такой, будто он не просто выпил, а прошёл ускоренный курс дегустации всей линейки продукции ближайшего алкогольного магазина.

— Представляете, что творит⁈ — прошипел директор и снова повернулся ко мне. — А вы что, Владимир Петрович, не в курсе, что наш Иосиф Львович… ну… любитель, скажем так, приложиться к рюмочке?

— Да я, признаться, не слежу за такими вещами, — ответил я, пожав плечами. — Ты же мне, Леонид, таких задач не ставил. И в курс дела не вводил.

Я сказал это максимально невозмутимо. Лёня же едва не задохнулся от возмущения. Но в то же время понял, что возражать тут бесполезно: формально-то я был прав.

— Раньше не ставил, а вот теперь, Владимир Петрович, раз уж вы всю эту кашу заварили, то вы её и расхлёбывайте.

Леня даже поднял указательный палец, как будто преподавал мне краткий курс административной этики.

— У меня, между прочим, сейчас целая куча дел, и все — неотложные, — продолжил он тем же учительным тоном, ощущая себя хозяином положения. — Поэтому попрошу вас проследить за этим товарищем, когда он… э-э… отойдёт и, наконец-таки, придёт в себя. Сколько это займёт — понятия не имею. Но одного оставлять его категорически нельзя. По-хорошему, это должна была делать Соня, но, как я уже сказал, она куда-то испарилась.

Последние слова он произнёс с такой обидой, будто завуч бросила его в самый разгар боя.

Он вытащил из кармана мобильный телефон — тот самый, который «забыл» при медиках. Экран загорелся. На лице директора проступила решимость карателя.

— Вот сейчас, — заявил он, бросив на меня взгляд, — я и позвоню Соне. И спрошу, где она шляется!

Палец завис над кнопкой вызова.

Я поднял ладонь.

— Да ладно, Леонид Яковлевич. Я как-нибудь и без неё справлюсь, — заверил я.

Директор чуть помедлил, но телефон всё же опустил. Видимо, решил, что данная битва может подождать.

— Ну, раз так… — пробормотал он, возвращаясь в роль строгого руководителя. — Тогда, Владимир Петрович, проследите, пожалуйста, чтобы географ здесь больше ничего не учудил. А когда он, наконец, проснётся и придёт в себя — передайте ему от меня, что он должен сразу же подойти ко мне.

Он сделал паузу, затем холодно добавил:

— Но не с пустыми руками. А с заявлением на увольнение по собственному желанию. И пусть ещё спасибо скажет, что я не выставляю его по статье. У меня, честно говоря, сил терпеть его выходки уже нет. Всё… хватит. Пришли к финишу.