Шайтан Иван 3 (СИ) - Тен Эдуард

— Благодарствую, ваше благородие. — Глянув на часы взял колокол и поднялся на второй этаж.

Через минуту раздался громкий перезвон. Из классов посыпались мальчишки всех возрастов и с криками бежали куда-то. Это броуновское движение напомнило мне мои школьные годы. Единственное отличие, не было девочек. Многие, увидев нас с любопытством останавливались и разглядывали. Появился смотритель с подростком, очень похожим лицом на Александра Николаевича.

— Вот, ваше благородие, привел.

Соловьёв младший с непониманием и настороженностью смотрел на нас.

— Вы, Пётр Александрович Соловьёв, юноша?

— Да.

Вокруг собралась уже значительная группа мальчишек. Другие видя, образующуюся толпу, быстро подтягивались и пытались пробиться в первый ряд. Мне было смешно видеть множество любопытных мальчишеских глаз, которые толкались, пихались, ожидая чего интересного.

— Командир отдельной сотни, Семёновского полка, есаул Иванов. Ваш отец, полковник Соловьёв, является моим командиром и по случаю просил передать вам подарок.

— Приказный. — Паша подходит и разворачивает сверток, все видят шашку и кинжал, в паре, украшенные серебром.

— Ух ты, — проносится вздох восхищения.

— Это ваш подарок, — протягиваю ему шашку.

Он осторожно берёт и немного выдвигает из ножен. Окружающие его ребята начинают нетерпеливо галдеть.

— Петь, ну покажи, ну давай, вынимай.

— Пётр, осторожно, и шашка и кинжал боевые трофеи, можно порезаться.

— Ух, ты, боевая — разносится шелест перешептывания.

— Что здесь происходит? Немедленно разойдитесь. Мальчишки дернулись, но остались стоять на месте.

— Господин штабс-капитан, что вы устроили, и как возможно, дать в руки подростка настоящее оружие.

— С кем имею честь?

— Коллежский регистратор Толкунов Виссарион Акакиевич, учитель математики.- кивнул он.

— Ну и имечко, — пожалел я учителя.

К нам подошёл солидный мужчина в форменном сюртуке со знаками титулярного советника.

— Что за сборище, Виссарион Акакиевич? — переводит взгляд на меня.

— Титулярный советник, Щеглов Николай Маркович, заведующий учебной частью.- представился он.

— Есаул, Иванов Пётр Алексеевич, выполняю поручение полковника Соловьёва, передать подарок сыну.

— Он не мог придумать ни чего лучше, чем подарить ему боевое оружие. — влезает Виссарион.

— На Кавказе в четырнадцать лет юношам вручают боевое оружие и учат владеть им с детства, как и у казаков, мальчиков учат верховой езде и владению оружием.

— Да, это там, у вас, на Кавказе, видимо есть необходимость в этом.- веско ответил Щеглов.

— А чем наши подростки и юноши хуже них. В случае опасности для нашего отечества, им предстоит защищать его. И как они по-вашему будут делать это? Я ни сколько не сомневаюсь в вашей храбрости и отваге, Виссарион Акакиевич, покажите, как вы будете защищать отечество.

Протягиваю свою шашку, рукоятью вперёд, этому тощему недоразумению.

— Но я не умею.- растерялся он.

— В том то всё и дело. А ну, разойдись мелюзга.

Мальчишки быстро разбегаются образуя круг. Вынимаю шашку и бросаю ножны Паше. С выдохом прокручиваю разминочные движения. Большой и малый круги, восьмерку и резкие, рубящие движения по плоскостям.

Забираю у Паши бурки.

— Покажи им Паша, ножевой бой.

Паша снимает шашку и достаёт за сапожный нож и начинает выписывать ножом, который мелькает в его руках.

— А это, только он умеет такое? — спрашивает кто-то из ребят.

Беру нож у Паши и проделываю то же самое.

— А как можно научиться такому, господин есаул? — посыпалась куча вопросов и поднялся галдеж.

— Молчать! — громко и внушительно командую я.

— Господа, вы же гимназисты, а не базарная толпа. Всему можно научиться, важно желание. Было бы неплохо ввести в программу обучение военному делу. — Обращаюсь я к Щеглову.

— Пётр Александрович, я отвезу подарок к вам, домой. Я должен увидеться с вашей бабушкой. Авторитет Петра Соловьёва стал недосягаем. Матушка Соловьёва снимала двухкомнатную квартиру в доходном доме на втором этаже. Дверь открыла пожилая женщина, прислуга.

— Могу я видеть Елизавету Юрьевну?

— Проходите, господин офицер, она в комнате.

Комната со скромным убранством. Очень старая женщина сидит в кресле с высокомерным лицом тирана, выжидательно смотрит на меня.

— Есаул Иванов, Пётр Алесеевич, служу под началом вашего сына. Провожу отпуск в Москве. Александр Николаевич просил навестить сына и вас, Елизавета Юрьевна. У слышав о сыне, она сразу переменилась в лице, превратившись в саму доброжелательность и приветливость.

— От Шурочки, боже мой, вы присаживайтесь Пётр Алексеевич. Как поживает мой сын, не болеет? Долго нет письма от него.

— Всё хорошо, Елизавета Юрьевна, я привез письма вам и сыну. Ещё подарок для Петра.

Я передал письма и положил сверток на стол.

— Что это?

Развернул, показал шашку и кинжал. Она долго рассматривала оружие, даже вытащила кинжал, очень даже умело.

— Мой батюшка военный, много проживали с ним в гарнизонах. Муж мой, гражданская штафирка, служил в горном ведомстве, погиб в экспедиции на севере, вот и пришлось растить Шурочку одной. Он ведь учился в университете, подавал большие надежды, но после второго курса ушел в армию. Женился, народили Петю, вроде и жить стали лучше, умерла Леночка, жена Шурочки. Упокой её душу.- перекрестилась она.

Я ещё долго слушал мать Соловьёва, узнал некоторые подробности его жизни. Очень многие матери любят своих сыновей больше чем дочерей. Вот и Елизавета Юрьевна с такой любовью говорила о своём сыне, что сразу уйти было неудобно.

— Да, Елизавета Юрьевна, Александр Николаевич просил передать вам. — Я достал мешочек с серебром, двести рублей, и положил рядом стопку ассигнаций, пятьсот рублей.

— Так много, откуда у Шурочки столько денег?

— Видимо премиальные и наградные, за отбитие набега горцев, я тоже получил.

— Был бой, Шурочка не ранен?

— Всё хорошо, ваш сын жив и здоров, командует полком и судя по премиальным, хорошо командует. Вы так не думаете Елизавета Юрьевна? — она рассмеялась. Пришлось пить чай и рассказывать о житье Шурочки.

Поздним вечером навестил гончара.

— Здравствуй Пётр, проходи, а кто эта с тобой, постоянно молчит. — тихо спросил гончар кивая на Пашу, который сел на лавке у входа.

— Товарищ мой. Как, кукла, пришлась по нраву?

— Спаси тя господь, Пётр, как рукой снялось, взяла в руки и сразу улыбаться стала и заговорила. А ты, Пётр, точно не колдун?

— Ты, что совсем рехнулся, старый? Я уже крестился и в церковь хожу. Мало что ли для доказательства, что я православный и верую в бога истиною и чистою верою.

— Рехнёшься тут, на всё это глядючи. Во что угодно поверишь.

— Ладно не бухти, сладилось всё, ну и слава богу.

— Слышь, Пётр, а нету у тебя запасу? А то, вдруг поломается, кукла та, опять что ли с дочкой беда случиться?

— Нет, успокойся, да и денег у тебя таких нет, сто рублей золотом.

— Это кем надо быть, что бы за куклу сто рублёв выложить, а говоришь, что не колдун.

— Да ну тебя, осел упрямый. Пошли Паша.

В квартире, наблюдая за Адой, которая доставала пупса из пенала, ставила его на стол и с улыбкой, по долгу, смотрела на него. Нет не колдовство, просто это её тоска по ребёнку, которого она не может родить. Как рассказала мне Ада, она сильно простыла в семь лет и долго болела. Лекарка, повивальная бабка, сказала, что у неё никогда не будет детей. Осмотр проводился по настоянию Зелим бея. После этого, он решил вернуть Аду родителям с требованием вернуть выкуп. Поэтому она решилась стать моей наложницей. Единственный выход, что бы избежать участи изгоя в своем селении. Оказывается, это всевышний послал ей меня, в награду, после всех унижений и страданий, который она терпела в доме Зелим бея. Пусть будет так. Навестил сестру и не застал ни зятя, ни Тихона.

— Петь, ты лучше не трогай их сейчас, а то начнут опять орать. Они и не едят толком, все бегом и сразу в мастерскую.