Скорость. Назад в СССР 2 (СИ) - Хлебов Адам

Я переживал, что они хватятся переносной лестницы, но они даже не поднялись на второй этаж.

Пол часа они ходили туда и обратно, как волки в клетке неспешно обсуждая сложные взаимоотношения между работягой, бригадиром, сметчиком и заказчиком в своем строительном тресте

Кроме работяг досталось всем, даже кассирам выдающим получку, потому что, по мнению этих двух субьектов они так и остались нахлебниками на горбу трудового народа.

Трудовой народ кладет кирпичи и возводит стены, ремонтирует школы, вытачивает детали на токарных станках.

Рабочий выплавляет сталь в горячих цехах, лазает чумазый в угольных шахтах, белого света не видя.

А румынские стенки и цветные телевизоры с холодильниками «ЗиЛ 65» покупают все те же сметчицы, кассиры, снабженцы и директора. А рабочему по-прежнему ни на что денег не хватает

В мире абсолютно ничего не изменилось. Что социализм, что царское время — один хрен. Нет справедливости.

Я мысленно с ними не согласился. Насколько я знал шахтеры и металлурги очень неплохо зарабатывали.

Отец со своими странностями в отношении денег все время анализировал чужие разговоры, статьи в газетах на тему заработка.

И часто говорил, что жалеет, что в молодости не пошел в шахтеры, металлурги, и на худой конец в рыболовецкий флот.

Везде в перечисленных профессиях люди зашибали деньгу от «восьмисот рэ в месяц».

Я полагал, что шахтеры вполне в состоянии позволить себе цветной телевизор с холодильников.

Разговор внезапно прекратился и работники шпателя и кисти встрепенулись и вышли на улицу. К зданию школы подкатил грузовой ГАЗон.

Двое рабочих надели рукавицы и выгрузили во двор прямо на землю несколько мешков с цементом.

Водитель грузовика сунул документы на подпись, но рабочие сообщили, что бригадира пока нет, он появится позже, потому что в понедельник строители всегда болеют.

Ах вот оно в чем дело. Ну конечно, «день тяжелый», «похмельник», «поминальник». Самый нелюбимый день у большинства работяг.

Наступление понедельника означает, что впереди целая рабочая неделя, и непонятно, чего от неё ждать.

Этот день «несвободы», нелюбимой работы обрушивается на подобных мужиков прямо с утра головной болью от похмелья, сушняком и повышенным артериальным давление, которое впрочем до поры до времени никак не ощущается. особенно по молодости.

А потом бац. И ничего хорошего.

Понедельник это день, когда наш мужик героически преодолевает себя и желание остаться дома, но встает и идет на работу.

Видно, бригадир не сумел себя героически преодолеть в тот день.

Тем временем рабочие оставили свои позиции на трудовом фронте и куда-то торопливо пошли.

«В магазин», — догадался я и посмотрел на часы. Без пятнадцати одиннадцать. Рановато для обеда, если честно. Наверно, пошли за спиртным.

Хрен знает, что за кайф — накваситься с утра? Я не понимал, как пить с утра, чтобы потом ходить вялым и болезненным целый день.

Хотя опытные алкаши во дворе говорили, что это помогает «вылечить» похмелье.

Хорошо «лекарство», если они обычно к вечеру были бухими снова в драбадан. А наутро все повторялось опять.

Рабочие быстро вернулись. Тот, который помоложе что-то нес за пазухой бережно придерживая руками. А старик нес бумажный кулек.

Они оставновились у входа, пару раз воровато зыркнули по сторонам и зашли обратно в школу.

Сверху мне был виден кусок вестибюля первого этажа, они пристроились на партах, откупорили бутылку и выложили черный хлеб, репчатый лук, чеснок и, кажется, соленую рыбу на газеты.

Часть перекрытия закрывал обзор.

Судя по расползающимся маслянным напятнам это была селедка.

Послышалось бульканье наливающегося спиртного.

— Ну, давай. Будем, Петрович.

— Э, нет. Обожди Леонид. Так нелья, час не на поминках вдвоем пить. Нам третий нужен.

— Третий? Сейчас будет! Фикус пойдет?

Молодой рванул в ближайший класс и притарабанил большой горшок с растением.

— А чего не пойти? Пойдет, хоть и фикус, а живой.

— Тогда, давай!

По школе разнесся звук чокающихся граненых стаканов, который любой советский мужик узнает из тысячи других с завязанными глазами.

Еще секунд через тридцать они повторили.

Оба раза старик начала занюхивал хлеб, потом клал на него колечко лука, селедку и закусывал. Молодого мне не было видно, но я предполагал, что он делал тоже самое.

Сволочи, они делали это так аппетитно. Я поймал себя на мысли, что не ел почти сутки.

Водки мне совсем не хотелось.

А вот черного хлеба с селедкой, и может быть даже с луком я бы навернул.

Я поймал себя на мысли, что не ел почти сутки.

— Ты чего не закусываешь, Леонид? Желудок испортишь

— Не-не, нормально все, Петрович, у меня желудок, как мартеновская печь — гвозди переваривает.

Старик махнул рукой

— Печь…Здоровье надо смолоду беречь

— Не веришь? Смотри.

Молодой сделал шаг в сторону и я увидел в его руке небольшой гвоздик.

— Не дури, выбрось гвоздь Мне половиночку, и хватит — старик показал пальцем уровень до которого молодому следует налить водки в стакан.

— Ну Петрович, чего ты? Нормально же сидим?

Молодой уже слегка захмелел, язык его заплетался. Он попытался нарушить требование Петровича, но получил строгий отпор.

— Хватит, я свою меру знаю. И тебе советую. Тот кто меру не знает, на дне бутылки оказывается, — старик для убедительности перефразировал свой философский постулат, — самое важное в жизни — всегда и во всем знать меру.

— Кто же спорит, я свою меру знаю — упал, значит хватит.Ну давай, за Фикуса! — молодой уже опьянел, его порядком шатало.

— Шутник. Тебе тоже уже хорош…

— Не вопрос. Я хотел тебе про облигации сказать.

Старик ничего не ответил. Он закусывал и слушал.

— Вот все вкладывают в облигации, на сберкнижку, в лотерею играют. А я вкладываю в водку! Знаешь почему, Петрович?

— Почему?

— Ну где еще можно получить сорок процентов? — молодой захохотал. Он был доволен своей шуткой.

Старик же немного поулыбался.

— Нам с тобой нужно немного отдохнуть, уже считай обед. Сегодня пораньше домой пойдем. Чую я Семеныча сегодня не будет.

Но молодой не ответил старику, а затем я просто услышал громкий храп. Я посмотрел на часы, время близилось к полудню.

— Ну это правильно, по закону Архимеда, после сытного обеда полагается поспать.

Оценил поведение своего коллеги Петрович.

— А я пойду-ка подышу свежим воздухом.

Старик вышел на улицу и закурил на лавочке во дворе. Через минуту он тоже спал, откинув голову назад. Непогасший окурок упал на асфальт.

Я стал думать о том, когда стоит спуститься вниз. С одной стороны, если я себя обнаружу то придется уходить или объяснять им мое положение.

С другой, скоро по моим расчетам должен приехать Серега. Если не спуститься сейчас, то потом все равно рабочие увидят, как я спускаюсь сверху. Так или иначе придется что-то им отвечать.

Подумав еще немного я спустился.

На первом этаже лежа на боку и поджав ноги к животу, спал Леонид на партах.

Старик был отлично виден с моей позиции.

Аромат черного хлеба, нарезанного на куски, ударил мне в нос. Лук и куски селедки заставили мой желудок свернуться в узел.

Петрович с Леонидом съели только половину. Остальное лежало передо мной.

Я боролся с соблазном внутри себя и это было чертовки тяжело.

В конце концов я взял кусок хлеба положил на него лука с селедкой и начал все это медленно жевать.

Наверно я был настолько голодный, что мне показалось, что я никогда не ел ничего вкуснее этой простой еды. Я поднял голову к потолку и в блаженстве закрыл глаза.

Я так увлекся процессом, что совсем не заметил, как к зданию школы приближался человек.

Плешивый попал в мое поле зрения, только тогда, когда появился в дверном проеме, в его правой руке чернел пистолет

— Тихо. Не шуми, пошли за мной, — тихо с акцентом сказал Плешивый