Совок 12 (СИ) - Агарев Вадим
— Чего молчишь, лейтенант, я вопрос тебе задал! — одной затяжкой втянув в себя половину болгарской сигареты, продолжил дознание Данилин, — Я тебя об одном только прошу, ты дурака, пожалуйста, сейчас не включай и на секретность не ссылайся! Давай, смелее, Корнеев! Ты не стесняйся, ты валяй, хвались своими заслугами! А мы тут все за тебя дружно порадуемся. Всем нашим подразделением! Ведь порадуемся же, а, товарищи офицеры?
С суетным блеском в глазах Алексей Константинович оглядел присутствующих в кабинете подчинённых. Которые, в свою очередь, по примеру начальства также еще больше возбудились и заёрзали мозолистыми седалищами по казённой мебели. Относительно спокойной оставалась только Лида. Она время от времени оборачивалась и окидывала меня печальными взглядами. Как я понял, кем-то пущенная сплетня о моём скором отбытии в белокаменную, крепко засела занозой в её истерзанной душе.
— Так точно, товарищ майор! — решив придерживаться приобретённых в армии рефлексов, дисциплинированно поднялся я с места, — Высшим, но мудрым руководством нашей Родины принято принципиальное и окончательное решение о моём награждении. Сам точно не знаю, но как мне сказали, награждать будут по итогам моей службы в Октябрьском РОВД! А, если сказать еще точнее, то за безупречную работу во вверенном лично вам следственном отделении! — стремясь придерживаться стиля незабвенного Юдки Берковича Левитана или, по меньшей мере, Игоря Кириллова, с достоинством отчеканил я.
Коллеги окончательно перестали придерживаться служебной дисциплины и даже какой-то самой примитивной этики. Они загомонили, уже ничуть не сдерживаясь. А самые темпераментные из них повскакивали с мест. И подались с дальней периферии кабинета ближе к солирующим в этом акте исполнителям. То есть, ко мне и к товарищу майору Данилину.
— Чего-о-о⁈ — поперхнувшись вонючим болгарским дымом, закашлялся следственный начальник, — Ты чего несёшь, Корнеев⁈ Ты издеваешься? Какие на хер итоги⁈ Нам всем еще целый квартал до конца года пахать и показатели из глубочайшей жопы вытягивать! — надсадно отбухав прокуренными лёгкими и вытерев кулаком выступившие от натуги слёзы, оскорблёно взвился наш шеф, — И вообще! Ты же у нас в Октябрьском без году неделя служишь! За что тебя-то награждать⁈ — никак не желал униматься принципиальный по части вручения орденов майор.
— А ну, сюда всем внимание! Кто-нибудь здесь понимает, что происходит? Есть у кого-то информация по Корнееву? Лидия Андреевна, вы что скажете⁈ — обратился за помощью к Зуевой и к залу начальник следствия.
Лида, как ванька-встанька подскочила со своего стула и замотала головой, категорически отрицая, что она обладает какими-то интересующими майора знаниями.
А Данилин, так ничего и не прочитав на моём каменном лице, тоже нервно вспрыгнул на ноги. И навис над своим столом, буравя капитана Зуеву горящими глазами. Нездоровый чахоточный румянец, играющий на его щеках, добра никому не сулил. Он не предвещал ничего хорошего для любого, кто попытается утаить хотя бы крупицу важнейших сведений. И еще товарищ майор почему-то решил, что Лида может быть в курсе относительно изменений в моей героической судьбе. Впрочем, могло быть и так, что его внештатные информаторы тупо переусердствовали. Что его стукачи просто переоценили степень допуска Лидии Андреевны к моим личным секретам.
С сомнением поковыряв глазами съёжившуюся под его взглядом замшу, Алексей Константинович махнул на неё рукой, позволяя ей опуститься на стул. Но Зуева предпочла остаться в стойке «смирно». Чтобы хотя бы этим доказать возбуждённому руководству свою лояльность. И готовность в дальнейшем честно служить ему лично. А заодно и Родине.
Товарищ майор, не торопясь, по-удавьи обвёл каждого следака пристальным взором. Но никто из них не оправдал его надежд. Кто-то, не напрягаясь с креативом, взял и малодушно опустил глаза в пол. А кто-то, тоже, особо не мудрствуя и не стесняясь моего присутствия, просто помотал головой. Тем самым давая понять, что и рад бы заложить любимому начальнику борзого выскочку, да господь не сподобил. Не наделил необходимыми знаниями и актуальной компрой на нестандартного летёху.
— Слушай, Корнеев, — стараясь сдерживать свои эмоции и сжимая кулаки до белых костяшек, снова обратился ко мне майор, — Я же просил тебя! Я тебя как человека просил! Ну не еб# ты мне мозги! Говори, сука, что опять вокруг тебя происходит? Чего ты опять натворил⁈ Или, может, ты их стесняешься? — Данилин, даже не утрудившись обвести взглядом принадлежащий ему личный состав отделения, вяло, если не сказать пренебрежительно, шевельнул пальцами, — Так это ты напрасно! Потому как данная информация, это, как говорится, секрет полишинеля! Всего на несколько дней этот твой секрет тайной будет! Не бывает чудес, всё равно протечет из кадров! Или мы еще раньше из политотдела всё про тебя узнаем. Тем более, что скрывать никто и ничего не будет! Не для того тебя награждают, лейтенант Корнеев, чтобы прятать это событие от гарнизона области! — ни на миг не отводя от меня пытливых глаз, на одном дыхании выпалил Алексей Константинович.
Что ни говори, а он прав! И по-хорошему, надо было бы сейчас потрафить дорогому товарищу майору и хоть что-то ему слить. Но что я мог ему рассказать, если у меня самого не имелось какого-то ясного понимания о происходящих эволюциях? А кроме того, давным-давно и гвоздями-двухсотками было вбито в мой мозг, что уж лучше промолчать о себе, чем сболтнуть что-то лишнее. Слишком часто я сожалел, особенно по молодости, когда что-то сказал сверх минимального минимума. И напротив, за всю свою богатую на события жизнь я почти ни разу не пожалел о том, что промолчал, когда язык рвался на свободу.
— Поверьте, товарищ майор, если по правде, то сам толком ничего об этом не знаю! — почти не лукавя, упёрся я наичестнейшим взглядом в растерянные и одновременно с этим, злые глаза отца-командира, — Так-то мне по совокупности моих заслуг планировали орден Ленина вручить! И, понятное дело, в комплекте с соответствующей медалью. Но, ей богу, Алексей Константинович, я в категорической форме от Золотой Звезды отказался! Считаю, что это было бы слишком уж нескромно! Как-то не по-комсомольски и не по совести! Слишком уж я молод и не время еще! Да и не космонавт я. И под танк вражеский, слава богу, ни разу не бросался. Вот, если бы года через два, может быть… — неуверенно пожал я плечами, продолжая удерживать взгляд майора Данилина на себе и осторожно косясь на окаменевшего бордовым гранитом Талгата Расуловича. Лицо майора Ахмедханова насытилось колором кирпичного оттенка и утратило какую-ибо пластичность.
— И вот еще что, вы, товарищ майор, поймите правильно, меня настоятельно просили не распространяться на эту тему, — я многозначительно поднял глаза на потолочный плафон, заменяющий в его кабинете люстру. — Мне даже среди сослуживцев рекомендовали особо не болтать!
Я попытался придать лицу соответствующее выражение, которое добавило бы моим словам солидности и веса. Но, похоже, что не шибко преуспел с этим делом.
Мне трудно было объективно оценить эффект от своей лицедейской мимики, не отслеживая ответной реакции благодарной публики. Поскольку смотреть на коллег не было никакой возможности. Всем моим вниманием безраздельно располагал Алексей Константинович Данилин. Но то, как он живенько воспринял полный фуфлыжного авантюризма блеф про орден Ленина и Золотую Звезду Героя, меня вполне удовлетворило. Выпущенный мною механический заяц, его таки смутил и от дальнейших раскопок вроде бы отвлёк. Собственно, чему тут удивляться⁈ Совсем мне не верить, даже учитывая мою, мягко говоря, неоднозначную репутацию, он не может. Поостережется на всякий случай и будет прав. По той простой причине, что пропорция вермишели и воздуха, которые я прям только что замешал и вывалил на зрителей, играет в мою пользу. Ибо лапши в этой дезе гораздо больше, чем воздуха. И детально проверить мои слова он никакой возможности не имеет. Ни сейчас, ни когда-либо впоследствии не будет иметь. Слишком уж мелко плавает майор Данилин в тех высоких облаках, сидючи на которых, небожители вершат судьбы рядового плебса. Проявляя чудеса волюнтаризма и раздавая ордена кому ни попади. Того самого плебса, к которому и относится многоуважаемый мною товарищ майор. А уж о себе, худородном, я и поминать не хочу. В этой связи…
