Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит - Посняков Андрей
– Не поворачивайся… Так и лежи… Чуть приподнимись только…
Верный Гинтарс искал своего господина везде. Прибыл гонец от великого князя Миндовга, недавно вновь обратившегося в древнюю веру отцов, наплевав на королевский титул. Подросток знал лишь, что князь и княжна отправились на прогулку, не взяв с собой слуг. Не хотели посторонних глаз? Ну, конечно же, не хотели! Деньки-то стояли добрые, почему б и не прогуляться в лесу?
Однако не было их ни на заливном лугу, ни на дороге, ни у полей, и у реки тоже не было. Отчаявшись, Гинтарс припомнил вдруг, что князь расспрашивал его о какой-нибудь красивой и укромной полянке с мягкой травой. Не туда ли подались? А ну-ка…
Привязав лошадь к старой березе, мальчишка нырнул в лес, в самую пущу. Побежал наперерез знакомой тропкой, и вскоре уже выскочил на полянку, полную трав и цветов и залитую солнцем. Выскочил и застыл. В десятке шагов от него поднималась из высокой травы голая девичья спина с рассыпавшими по плечам локонами. Поднималась… и опадала. Поднималась – и опадала, еще и изгибалась при этом. И слышались стоны?!
Гинтрас застыл и вдруг покраснел, чувствуя, как все естество его не выдерживает, охваченное невиданным доселе жаром, который невозможно было терпеть. Ну, никак невозможно!
А девушка все стонала, изгибалась… Девушка… Юная красавица-княжна! Как она… какая она все же… Ну, кто же такое выдержит, в самом-то деле – кто?
Парнишка закусил губу, поднял подол туники и, засопев, сунул руку в штаны…
Он закричал, только отбежав в лес. Словно бы искал своего князя, да вот никак не мог найти.
– Кунига-а-ас! Княже-е-е!
– Кто-то кричит! – напряглась Бируте. – Тебя ищет.
Крики приближались:
– Княже-е-е!
– Это Гинтарс, – поспешно одеваясь, княжна узнала слугу по голосу. – А ну-ка, милый, помоги застегнуть.
Довмонт откликнулся уже полностью одетый.
– Эй, кто там? Я здесь!
– Кунигас! – треща ветками, Гинтарс выбрался из кустов и, вздохнув, искоса взглянул на Бируте.
– Что орешь на весь лес? – нахмурился кунигас. – Дичь распугаешь!
Парнишка, поклонясь, приложил руку к сердцу:
– Явились королевские посланцы, мой вождь.
– От Миндовга? – удивленно переспросил Даумантас. – И что ему нужно?
– Не знаю, княже. Просто очень хотят тебя видеть. И княжну – тоже хотят.
В Новогрудке, столице объединяемой Миндовгом Литвы, умерла жена бывшего короля, а ныне великого князя, Юрате, в крещении – Марта. Великая княгиня была далеко не первой женой престарелого короля, и возрастом ненамного обгоняла Бируте, коей приходилась родной сестрой.
– Юрате! – узнав горестную весть, юная княжна бросилась мужу на грудь и зарыдала, бессильно вжав кулаки. – Юрате, милая… сестренка…
Бируте звала умершую королеву Литвы языческим именем, под каким знала в детстве.
– Как мне жалко… Юрате… Ой, у нее же остались дети! Бедные сироты…
Миндовг звал Бируте и Даумантаса к себе, в Кернаве. На похороны княжеская пара уже не успевала… но хоть почтить память умершей. Да юных племянников ободрить.
– Едем же, о супруг мой! Немедленно едем. Вели же седлать коней.
Столицу обустраивали. Расположенный на высоком холме прямо в середине города королевский замок представлял собой поистине неприступную крепость, которая все еще строилась, расширялась, росла и вширь и ввысь. Сейчас как раз надстраивали главную башню – гордость Миндовга.
Великий князь Литвы, вновь обретший свою древнюю веру, но потерявший королевский титул, встретил гостей в главном зале, увешанном трофейным оружием, шлемами и щитами.
Даумантаса он приветствовал холодным кивком, Бируте же удостоилась куда большего почтения. Ради нее великий князь даже соизволил встать с трона. Подошел, обнял, по-отечески поцеловал:
– Ах, милая. Юрате так хотела видеть тебя! Увы, не успела. Боги забрали ее к себе.
– Мы хотим навестить могилу сестры, князь.
– Навестите! Прямо сейчас и пойдем. А ну, давайте-ка…
Осанистый и пузатый, великий князь тряхнул косматой бородищей и окинул Довмонта тяжелым взглядом. С княжной же обращался ласково, пожалуй, даже слишком. Называл «красотулечкой» и «сердцем», что сильно не понравилось молодому нальшанскому кунигасу.
Вслед за хозяином гости спустились с высокого каменного крыльца. Слуги поспешно подвели лошадей.
– Юрате просила похоронить ее в склепе, – Миндовг, как и Бируте, предпочитал называть умершую жену ее языческим именем.
– Да, она так просила… – с помощью слуг престарелый и грузный князь едва умостился в седле. – Но я рассудил иначе! Высокий, покрытый дубравой холм – что может быть лучше? Там недалеко и святилище – есть, где славить богов. Вы ведь хотите принести жертву?
– Да-да, – закивала княгиня. – Конечно же хотим. Мы привезли с собой белых петухов и черного поросенка.
– Петухов? Поросенка? – Миндовг презрительно скривился и развел руками. – Ну, если вы считаете, что это достойно умершей, то… Я бы посоветовал вам купить молодую и красивую рабыню. Полоцкие торговые гости недавно привезли к нам светлооких псковских дев. Не так уж и дорого. Вот это была бы жертва!
– Помнится, княгиня была христианкой, – не выдержав, холодно усмехнулся Довмонт… Точнее – Игорь. Еще не хватало человеческие жертвы тут приносить! Да пошел этот толстопузый бородач к черту!
– Она ведь не отреклась от Христа, так?
Не отреклась. Эту информацию нальшанский кунигас получил еще в пути, от встречных купцов. Так ведь умершую и похоронили – под именем Марта. Может, это сам Миндовг ее и… того… За то, что посмела пойти против! Все может быть – время дикое.
– А раз так, то вряд и наши древние боги считают ее своей, – быстро договорил Даумантас. – Однако жертву им принести надо. Пусть не обижают заблудшую душу.
– Вот-вот!
– Мы сами разберемся с жертвой, – внезапно заявила Бируте с неожиданной твердостью в голосе. – Сделаем все, как надо, князь.
– Сами так сами, – покладисто согласился Миндовг.
– И еще… – юная княжна немного замялась. – Я бы хотела… хотела бы пойти на могилу сестры одна.
– Ну… ежели супруг отпустит, то… Не имею ничего против.
Властелин Литвы заливисто расхохотался и подогнал коня.
– Отпустишь? – с грустью спросила Бируте.
– Да.
Так и вышло. Княжна пошла на могилу одна, Миндовг и Довмонт дожидались ее в дубраве. Дюжие стражники в кольчугах и при мечах ошивались неподалеку. Бируте вернулась быстро, и уже все втроем пошли к жертвенникам – серым плоским камням, что располагались близ старого дуба. Если б на литовских землях когда-то стояли непобедимые римские легионы, то верное, этот дуб помнил бы и их. Впрочем, тогда вся история этих – и не только этих – мест пошла бы совсем по-другому.
Седой и сутулый старик криве вместе со своими помощниками уже дожидался визита высоких гостей. Первым делом принесли жертву Диевасу, отцу всех богов, потом Перкунасу и богиням – Земине, матери-земле, и Велионе, хранительницы душ мертвых. Богам достались белые петухи, богинями – черные поросята.
Взяв острый нож, старый жрец ловко отчекрыжил петухам головы, поросятам же всадил лезвие прямо в сердце, так, что не было почти никакого визга. Алые капли упали на жертвенники, и жрец, воздев окровавленные руки к небу, призвал милость богов.
– Дуй, ветер! Шумите, деревья!
Игорь-Довмонт вздрогнул: под эти возгласы принесли в жертву Ольгу! По-настоящему принесли – взрезали живот и вырвали печень.
Впрочем, все это вполне могло и привидеться. Ну, не может так быть в двадцать первом веке, чтоб людей так вот, запросто, резали… словно жертвенных поросят или петухов.
– Дуй, ветер!
– Шумите, деревья!
Слова криве подхватили и его молодые помощники-жрецы. Откуда-то взялись и вайдилутес – юные девственницы жрицы с распущенными волосами, в белых развевающихся одеждах. У каждой в руках была крынка с молоком. Молоко наливали в глиняные блюдца, поставленные у самых корней могучего дуба. Налили… завели хороводы и песни.
