Александр Афанасьев - Под прикрытием
Сам стадион был переоборудован под вертодром, поэтому было сложно дышать – поднимаемая вертолетными винтами пыль и гарь висела в воздухе мутной пеленой, лезла в нос, заставляла кашлять и отхаркиваться. Вертолетный мост был уже налажен – каждые пятнадцать минут садилась «корова», «Сикорский-89», так этот тяжелый, неуклюжий с виду вертолет прозвали в армии. Доставляли боеприпасы, снаряжение, медикаменты, пополнения. Вывозили раненых и мирняк – эвакуацией почему-то занимался в основном флот, как-то получилось, что эту обязанность возложили на него. В самом министерстве и на стадионе не протолкнуться от народа – беженцы, офицеры, казаки, жандармы, штабных почти нет – все усталые, в пыли, в грязи, с оружием. Едко пахнет смесью пота, гуталина, пороховых газов, сгоревшей взрывчатки, оружейной смазки, разлагающихся трупов, горящего мяса – от этого запаха некуда деваться, да и привыкли все уже к нему. В здании министерства – ни одного целого кабинета, ни одного невыбитого окна – запустили несколько «дырчиков»[26], заложили оконные проемы мешками с песком, завесили противогранатной сеткой и работают.
Со стороны обширного двора министерства с периодичностью раз в полчаса гремели залпы, оттуда же поднимался к небу чадный столб дыма – там расстреливали и вешали. Поскольку на территории было введено военное положение, с выявленными боевиками не церемонились – военный трибунал, десять-пятнадцать минут на слушанье дела и немедленное приведение приговора в исполнение. Тела расстрелянных жгли там же, обливая бензином. Если просто участвовал в мятеже с оружием в руках, входя в состав террористической группировки – расстрел, если выявляли палачей, в отношении которых доказывались зверства в отношении мирняка – тех вешали и не сжигали – отвозили за город, чтобы закопать тела на скотомогильнике, вместе со свиньями. Прощать такое было нельзя, если простишь – повторится.
Наша маленькая колонна, состоявшая из одного БМПП и трех БТП[27], пыхая сизым дымом, пробравшись через развалины, подкатила вплотную к охраняемой территории. Ехать было весело – тесный, освещенный лишь тусклым плафоном десантный отсек, лежим чуть ли не вповалку на ребристом полу, ствол чьего-то автомата чувствительно толкает под ребра, сама машина идет на скорости, и раскачивает ее, как лодку в шторм, – того и гляди приложишься обо что-то. И вдруг механик-водитель тормознул – да так, что мы чуть лицами по броне не проехались.
– Что за… – уставший капитан в выражениях не стеснялся…
Машины не двигались с места, судя по всему, мы там с кем-то столкнулись.
– Пойду гляну… – капитан дернул за ручку, толкнул от себя тяжелый люк, ведущий в десантный отсек. Следом за ним, сам не знаю почему, полез и я…
Первое, что я услышал, – это мат. Причем необычный мат – всякие такие «клюзы» и «ворвань» с «медузами е…ными» – так может материться не каждый. Так может материться только свой, родной в доску, моряк. А еще я начал припоминать голос…
У самого КП наша головная машина «поцеловала» выезжающий МДТ[28] – первый в колонне из четырех машин. Решили разъехаться – ну и зацепились. А теперь выясняли отношения…
– Господин штабс-капитан! – крикнул я, расплываясь в улыбке, наконец-то я встретил в этой мясорубке, причем совершенно случайно встретил, своих, да таких своих, с которыми и в огонь, и в воду.
Только что упражнявшийся в красноречии офицер в черном обмундировании морской пехоты без погон и знаков различия, с небрежно закинутым за плечо автоматом с глушителем и странного вида прицелом, поднял голову, всмотрелся в меня – и тоже узнал…
– Никак лейтенант Воронцов, собственной персоной. Что изволите делать среди сапогов, господин лейтенант по адмиралтейству?
Слова «лейтенант по адмиралтейству» штабс-капитан Изварин выделил особой, ехидной и язвительной интонацией…
Картинки из прошлого
Колонна втягивалась в караван-сарай…
Что такое караван-сарай? Для Афганистана – это все, если вы видите караван-сарай, то это наверняка единственный оазис, единственная точка людского притяжения километров на пятьдесят, а то и на сто вокруг. Укрепленный форт циклопических размеров. Место, где все продается и все покупается, где можно расслабиться хоть ненадолго и не опасаться, что горы плюнут тебе пулей в лицо. Если у тебя есть деньги – в караван-сарае тебе всегда рады. Ну, а если денег нет…
Этот караван-сарай был не самым большим в стране, но все равно его размеры поражали воображение. Сделан он был на основе оазиса – тут находился один из немногих известных родников в этом районе Афганистана. Почти три квадратных километра; базу эту вынуждены были построить британцы, укрепить, чтобы отсиживаться за ней в безопасности от пуль кочевников, а когда британцы ушли, афганской королевской армии эта база оказалась не нужна. Вот и переоборудовали ее предприимчивые люди под караван-сарай.
Первое, что видел приближающийся к караван-сараю путник – это стены. Стены были солидные, массивные, высотой примерно в три с половиной метра, через каждые сто метров сплошная стена бетонных плит прерывалась сложенным из бетонных блоков закрытым двухэтажным фортом с бойницами. При британцах в бойницах стояли автоматические гранатометы и пулеметы, уходя, они их забрали с собой. Часть пулеметов купили и установили владельцы караван-сарая, часть бойниц просто переделали для стрельбы из легкого стрелкового оружия. Перед стенами – несколько рядов колючей проволоки, еще один двухметровый забор из сетки-рабицы и минное поле. Мины британцы, уходя, не сняли, карт минных полей не было, и на «мертвую полосу», как тут ее называли, просто никто и никогда не ходил. Вообще, со времен британцев изменилось это место мало, единственное изменение, которое нельзя было не заметить, – это мечеть с минаретом. Содержавшие караван-сарай люди были правоверными и первым делом заложили здесь мечеть, а теперь минарет был виден за несколько километров и протяжные крики муэдзина каждое утро разносились по безлюдным пустынным окрестностям.
Удивительно, но весь караван-сарай накрыли крышей – пару квадратных километров. Одной из самых больших проблем таких вот гарнизонов была их уязвимость от мин и неуправляемых ракет. Минометы делали из подходящего диаметра стальной трубы, неуправляемые ракеты и вовсе запускали огневым или электрическим способом, положив на приподнятый в сторону противника лист шифера. В РИ и САСШ разрабатывали специальные зенитные системы быстрого действия, совмещенные с мощными РЛС, чтобы обнаруживать и уничтожать в автоматическом режиме летящие боеприпасы; британцы поступили проще. Они просто накрыли всю территорию своего гарнизона прочной стальной сеткой с крупными ячейками и на стальных столбах. Мина или ракета, попадая на такую сетку, просто не взрывалась, или взрывалась, но далеко не с теми последствиями, с какими могла бы, – большая часть осколков разлеталась поверху, а починить такую сетку было легко – сварочный аппарат, заплатка и немного времени.
У ворот – стальных, закрывающихся на стальную балку толщиной с две человеческих ноги, путников поджидал… танк! Да-да, самый настоящий британский экспортный «Чифтен», тяжелый, квадратный, выкрашенный в пятнистый пустынный камуфляж танк. Видимо, где-то его подбили, и британцы бросили его, а потом караванщики его привели в относительный порядок, привезли сюда и продали. Был ли он исправен – неизвестно, но проверять это желающих не находилось уже давно. Да и вообще, наверное, только старики смогут припомнить, когда последний раз душманы нападали на караван-сарай. Здесь имелась вооруженная стража, здесь были укрепления, здесь были вооруженные водители и «купцы», и интерес был у всех один – сохранить груз. Нападения происходили, когда караван-сараи представляли собой просто группу строений – без ограждений, без укреплений, без всего. Сейчас, благодаря британцам, здесь появились действительно неприступные места.
Под дулами нескольких крупнокалиберных пулеметов колонна приблизилась к воротам…
– Сигналь! – по знаку Карима приказал Абдалла.
Водитель послушно нажал на клаксон, и нечто, напоминающее рев буксирного гудка, разорвало тишину…
В кабине головной машины находились четверо – водитель, Карим, Абдалла и здоровяк-десантник, его звали просто и без затей – Иваном. Было тесно, но в тесноте, как говорится, – не в обиде.
Шлагбаум пока остался на месте, но из бетонного строения, напоминающего дот, вышел человек. Среднего роста, заросший бородой, в чалме и обычной пуштунской одежде, с автоматом в руках. Перемахнув шлагбаум, пуштун направился к правой стороне машины, словно разглядев, кто находится в кабине за бронированным стеклом.
