Андрей Посняков - Ладожский ярл
— Нехряй, эй, Нехряюшко!
Дед недовольно покосился на него:
— Чего орешь? Всю рыбу распугаешь.
— Да леший с ней, с рыбой. Вези в город — резану получишь!
— Резану? — Нехряй недоверчиво прищурился. Что-то не очень верилось ему в подобную щедрость.
— Резану, — подтвердил Бутурля. Знал, для старика — сумма не малая, две резаны — куна, дирхем серебряный!
Нехряй задумался ненадолго, махнул рукой и, споро вытащив сеть, погреб к берегу.
— Быстрее, Нехряюшко, — возбужденным шепотом приговаривал артельщик. — Быстрее…
Хельги-ярл, правитель Альдегьюборга, верхом, с частью дружины, поспешал к пристани. Ходко шли кони, серебрились на воинах кольчуги, развевался за плечами ярла богатый темно-голубой плащ. Спешил ярл.
Караван! Гости-купцы из Киева, а то и из самого Царьграда. Хотя, конечно, для царьградских еще рановато. Значит — киевские. Видно, решили опередить царьградцев, распродать побыстрее ромейский, оставшийся еще с прошлого года, товар. Что ж… Милости просим! Если цены не зашибать, так и разберут, ромеев не дожидаясь. Вино, утварь знатная, оружие с узорочьем, ткани — на эдакий-то товар много охотников. И главное — у многих есть, чем платить. Накопили за зиму беличьих шкурок, а кто и куньих, и собольих даже. У кое-кого и мед с прошлого лета остался, не съели — почему б не обменять на бусы зеленые, на золоченое блюдо, на яркую, шитую золотой ниткой ткань — супруге на загляденье?
Прослышав про купцов — и откуда только? — сбегался к Волхову люд. Мальчишки, молодые парни, мужики — те шествовали спокойно; девки-бабы неслись во всю прыть, уж им-то от заморских диковин самая радость. Многие принарядились — разноцветные пояса, ожерелья, подвески — медные, бронзовые, а у кого и золотые. Словно праздник какой, право слово! Так ведь, если подумать, и вправду — праздник. Первые гости. Примета такая есть — удачно пойдет с ними торговлишка, так и весь сезон так же будет. Потому и радовались, надеялись. Да и соскучились за зиму по новым людям.
Корабли — несколько глубоко сидящих насадов, видно перегруженных, пара юрких моноксилов для охраны — медленно, с достоинством, разворачивались к берегу. Вот уже были убраны паруса, вспенили воду весла, загребли правым бортом, затабанили левым, миг — и насады уже у мостков. Там уж распоряжался Бутурля Окунь, довольный, в праздничной красной рубахе, застолбил, видать, первенство. Артельщики — сильные молодые парни — ловко ловили канаты, привязывали корабли к мосткам.
Хельги подъехал ближе. Увидев князя, с первого судна проворно спустили сходни. Вышел на берег толстый чернобородый купец в накинутом наспех дорогом ромейском плаще, поклонился низенько:
— Здраве будь, князь ладожский.
— И ты здрав будь, — не слезая с коня — не по чину, — приветствовал ярл. — С каких краев будешь?
— С киевских. Волимиром кличут, впервой у вас.
— Удачи тебе, Волимир-гость. Посейчас тиунов пришлю — заплатишь пошлину, потом торгуй себе.
Хельги поворотил коня. Купец обернулся, незаметно мигнул кому-то:
— Не спеши уезжать, княже!
Юркий мужичок в серой посконной рубахе проворно пробежал по сходням, передал купцу сверток. Волимир развернул, повернулся к Хельги:
— Не побрезгуй подарком, Олег-князь. — Он протянул ярлу усыпанный драгоценностями кинжал.
Хельги кивнул гридям. Один из отроков, подхватив подарок, передал его ярлу, которого ни с того ни с сего вдруг разобрал смех, и странная фраза закрутилась в мозгу.
— Дача взятки должностному лицу, — вслух повторил ее ярл и засмеялся. Подарок ему понравился — изящный, удобный, с массивным булатным лезвием — под слоем светлого металла проступал узор, знать, ковали внахлест, из разного железа — остер такой клинок, прочен, гнется, да не ломается. Так франки-оружейники делали, и восточные мастера… и давно умерший кузнец-колдун Велунд.
— Благодарю за подарок, гость, — улыбнулся Хельги. — Теперь жди. Тиунов быстро пришлю.
Ярл с дружиной понеслись прочь, к детинцу. Быстро восстановилась после страшного пожара Ладога, да и чего б не восстановиться, леса-то вокруг — море разливанное! За лето рубили избы, ставили частоколы, крыли камышом и дранкой крыши. Все вокруг — дома, амбары, ограды — стояли молодые, чистые, недавно срубленные, в воздухе вкусно пахло смолой.
Белобрысый лохматый парень на последнем насаде с удовольствием втянул в легкие воздух. Обернулся:
— У нас так не пахнет, дядько Ятибор.
— Смотри, не привыкни, Яриле. — Ятибор — пожилой рыжебородый мужик — кормщик, ухмыльнулся в усы. Ему и самому нравился этот запах. Ярил привстал на цыпочки, ухватился за края борта, вытянул шею. Переднюю ладью видно было плоховато — скрывали ольховые заросли и гнущиеся к самой воде ивы. Тем не менее Ярил углядел князя… Давнего своего знакомца — варяга Хельги. Может, чем в артельщики, так лучше к нему в дружину? А возьмет ли? Да и не хотелось бы здесь оставаться надолго. Поутихнет все в Киеве, поуляжется, тогда и возвращаться пора — ждет ведь Любима. Любима… Ярил Зевота вздохнул — вот уж никогда раньше не думал, что полюбит так крепко деву. Да и как не полюбить такую красу? Черноглаза, черноброва, волосы — как вороново крыло, посмотрит — словно солнце встанет, а уж ежели улыбнется… Казалось, все отдал бы Ярил за одну лишь ее улыбку. Любима… Хорошо б ей отсюда подарок привезть. Хорошо бы…
— Эй, малый! — крикнул с берега какой-то мужик. — Чего сидишь? Спускай сходни!
Ярил оглянулся. Кормщик, дядько Ятибор, кивнул — спускайте, мол. Поднимая брызги, полетели в мелководье тяжелые доски, не хватило причала, ну да и так хорошо — немножко и не достали до берега, перепрыгнуть можно, а товары носить — оно и по воде приятно.
Пока не разгружались — ждали тиунов. Те появились скоро — не соврал князь — двое: темноглазый морщинистый мужик с кустистыми бровями и молодой светловолосый парень, по виду чуть старше Ярила. Подойдя к насадам, тиуны переговорили с Волимиром и разделились. Бровастый остался у первого судна, а молодой парень направился к последнему — к насаду кормщика Ятибора.
— Идет, идет, — зашептал гунявый Евсил, купецкий ярыжка. — Эх, что ж вы сходни-то этак сбросили? Да что ж вы стоите-то, олухи? Кланяйтесь, не то ужо обскажу Волимиру.
Завидев подошедшего к самым сходням тиуна, гребцы поклонились. Евсил — мелкий, пронырливый мужичонка — разулыбался, словно встретил любимого родича. Кланялся:
— Пожалуй-ко сюда, батюшка. Осторожно, не замочи ножки…
Молодой тиун в свою очередь поклонился корабельщикам и вслед за Евсилом подошел к укрытым рогожкой товарам:
— Ну, друже, показывай!
Дальше Ярил к ним не прислушивался, все смотрел на берег, ожидая разрешения пойти в город. Многие уже сошли с насада, прыгали на берегу, разминая ноги. Где-то уж запалили и костерок — сварганить к обеду ушицы. Вообще-то Ярил мог уйти и не спросясь, да опасался — как оно там еще все обернется, в чужом-то городе? Потому выжидал и сам боялся признаться себе — страшновато было. Краем уже слышал бормотанье ярыжки:
— Тут ткань аксамитная по две штуки, эвон — вино ромейское в бочонках, там чаши да блюда… Не, батюшка, две гривны дороговато будет. Прямо скажу — в убыток. Не хочешь ли винца хлебнуть? Знатное… А вот, глянь, какой плащ! Из самого Царьграда. Ишь как на солнце играет… А ну-ка… Ну, батюшка, как для тебя выделан! Бери… Бери, бери, не стесняйся, не то обидишь…
Сойдя на берег, Ярил лениво попинал камни, осмотрелся… и едва успел спрятаться в кусты, завидев тощего жукоглазого мужика — врага своего Истому… Истома Мозгляк — да, так, кажется, его имя. Раньше еще увидал его в караване Зевота. Таился, да то и легко было сделать — Истома-то на главном судне был. Ярил вдруг рассмеялся — и чего он сейчас-то в кусты полез? Что этот Мозгляк ему здесь сделает? В реке утопит? Так это еще — кто кого. А больше что? Чай, не Киев. Хотел уж было Зевота выбраться нагло на видное место. Да что-то удержало его. Не страх, нет, видно — привычка к осторожности, недаром ведь лиходейничал с малолетства в шайке Мечислава-людина. Истома, кстати, тоже с Мечиславом якшался.
Дождавшись, когда Мозгляк скрылся из виду, Ярил уселся у разложенного корабельными костерка, напротив насада, с которого по-прежнему доносилось гугнивое бормотанье ярыжки:
— Вино ромейское — восемь бочек, медь — четырнадцать криц, бусы сердоликовые — десяток…
— А там что, у борта?
— Где? А, так это… это для себя, мясцо да огурцы в бочонках — пища… Да что их открывать, уж, поди, стухло все…
Ярил походил немного вокруг костра и направился вдоль пристани, так, без всякой цели. Прогуляться. Любовался, как ярко желтеют городские стены, сложенные из крепких бревен, не успели еще потемнеть, смолой пахли. Видел, как кучковались невдалеке местные, молодые мужики и парни, по виду — артельщики. Вот бы к ним прибиться… Ярил подошел ближе и вдруг почувствовал, как кто-то тянет его за рукав. Оглянулся: морщинистый бровастый мужик, нос крючком, глазки маленькие, пронзительные, темные. Одет скромно, плащик линялый, черникой-ягодой крашенный, но пояс дорогой, узорчатый.
