Светослов - Мистерия силы. Трилогия
Хазир нахмурился и задумался. Затем вдруг встал и вышел к центру залы, его глаза опять горели каким-то тайным торжеством. Он опять обошёл Клавдия и, посмотрев ему в глаза, с каким-то одержимым трепетом вполголоса изрёк:
— Злато! Оно любого сможет одолеть.
Он замер, как в экстазе, перед Клавдием и продолжил:
— Да — злато! Оно заставит всех служить ему. И каждый станет радеть лишь о том, как бы побольше заполучить его и сделаться богаче, сильнее, выше остальных. Это же беспроигрышная стратегия.
Но Клавдия, похоже, и эта идея не вдохновила. Он ответил:
— Боюсь, что Ведам это ни к чему. Они в чужих дарах не видят смысла. К тому же, как я понял, они и не нуждаются ни в чём. И лишь своим богам загадочным возносят песнопенья.
— Да ты, я вижу, тоже того… Уже немало нахватался, — напрягся Хазир, пронизывая Клавдия подозрительным взглядом. — Да, чужое влияние всегда заметно… Но ладно.
Хазир, вдруг что-то вспомнив, спросил:
— А не встречал ли ты там случайно человека по имени Ерофей?
— Ерофей? — Клавдий задумался. — По-моему, там есть такой. В саду живёт он. А что? Он как-то с нами связан?
— Да нет. Так. Ничего. Просто ходили слухи про него. Но ближе к делу. Что конкретно ты узрел, что могло бы дать толчок для новых начинаний? У них есть главные?
— Не держат главных у себя они. Хотя, я думаю, что есть у них один — тот, кто всем искусством их умело правит, кто ведает всем, незримо движет ими и хранит.
— Вот это уже теплее, — оживился Хазир. — Кто же он?
— Насколько понимаю я, это — их Ведун-Хранитель Рода.
— Так-так… Ведун-Хранитель Рода, — задумался Хазир. — Ну что ж…
Он сделал паузу, глянул на отрешённого Клавдия и заключил:
— Благодарю тебя, Клавдий. Ты можешь быть свободен. Да — расходы все тебе оплатят, мой слуга сообщит тебе.
— Благодарю, мой господин Хазир, — ответил Клавдий.
Он развернулся и покинул залу.
Хазир подошёл к столику, отпил вина из чаши и отдохновенно уселся в кресло. Он размышлял: «Ну, надо же, мой тайный гонец Ерофей на их приманку соблазнился. Угодья Ведов, значит, ему милей, чем мой указ. Ну что ж, вольному — воля. Не велика и потеря. Не до него теперь…»
На какое-то время Хазир отключился от всего, а затем вдруг встрепенулся и дважды громко хлопнул в ладоши. Тут же на пороге возник слуга:
— Я слушаю, мой господин Хазир…
— Немедленно найти Корнелия. Я жду его.
— Корнелий здесь уже. Он ждёт.
— Вот как? Зови.
Слуга вышел.
Через несколько мгновений в залу вошёл высокий человек в длинной одежде. Он улыбнулся и произнёс:
— Приветствую тебя, мой господин Хазир!
— Рад тебя видеть, дорогой Корнелий! — произнёс Хазир, вставая навстречу гостю. — Как дела у нас? Какие новости?
Корнелий подошёл к Хазиру и кратко изложил:
— Мои люди готовы. Осталось лишь детали уточнить.
— Какие именно?
— Ну, например, понадобятся ли нам резервные силы…
— Резерв нам никогда не помешает, — ответил Хазир, глядя в упор на Корнелия. — Но сейчас дело в другом…
Хазир отошёл чуть в сторону, собираясь с мыслями, остановился и обернулся, направив взор на Корнелия:
— Меня волнует вот что: все эти Веды, а по-нашему Славянорусы, владеют, как я понял, каким-то тайным волшебством. И есть у них один такой, кто тайно держит всех в строю, по-ихнему — Ведун-Хранитель Рода. Так вот: чтоб одолеть их, необходимо противопоставить им что-то подобное, такое, что невидимо внедрялось бы и разило их наверняка.
Хазир глубокомысленно посмотрел на Корнелия. Возникла пауза. Корнелий обдумывал сказанное. Хазир прошёлся взад-вперёд по зале, остановился и стал смотреть куда-то в сторону открытой террасы, спасительно вдыхавшей воздух Средиземноморья.
Корнелий наконец ответил:
— Есть чародей у нас один…
Хазир резко повернулся к нему и оживлённо бросил:
— Трезво мыслишь! Ну?
— Но он вряд ли согласится на всё это…
Хазир поспешно приблизился к Корнелию и в упор выпалил:
— Ему достойно заплатим! Не поскупимся! Он не будет ни в чём нуждаться!
Корнелий посмотрел в глаза Хазиру и вздохнул:
— Ну, хорошо. Я с ним поговорю. Но пока всё это должно оставаться в тайне.
— Разумеется. Теперь вот что…
Хазир пристально посмотрел на Корнелия, словно изучая его всего, затем в напряжении поправил свой массивный перстень с драгоценным камнем и начал излагать:
— Необходима новая стратегия — такая, что смогла бы этих Ведов всех собрать, — он сжал кулак, — и тут же раздробить на части, — он разжал кулак. — Чтоб каждый только за себя стоял. А вот для этого необходима доктрина необычная — такая, что людей смогла б увлечь и сделать их фанатами своими — с рабами проще сладить… Что скажешь ты на этот счёт, Корнелий?
Хазир смотрел на Корнелия в терпеливом ожидании; он готов был молчать ещё сколько потребуется, лишь бы не спугнуть размышления своего близкого и мудрого подданного. В зале нависло напряжённое безмолвие, которое, казалось, начинало уже звенеть в этом беззвучном и раскалённом пространстве…
Наконец Корнелий изложил свои мысли:
— Когда я был ребёнком, мои отец и мать богам воздавали почести. Потом я читал в древних свитках, что Бог один, Он создал всё живое и правит миром и людьми…
Сказав это, Корнелий посмотрел на Хазира проницательно и спокойно. Хазир приблизился к нему вплотную и в тихом ликовании промолвил:
— Гениально… Ты просто молодец, Корнелий!
Глаза Хазира наполнились каким-то фанатичным, безумным блеском. Он, торжествуя, произнёс, растягивая фразы:
— Перед такой стратегией никто не устоит… Да… Это — выход и удача.
Хазир прошёлся в оживлении по зале; затем он глянул на Корнелия и произнёс уже спокойно, деловито:
— Итак, Корнелий, людей введи в курс дела. И мне немедля сообщи. И не забудь про чародея.
— Да-да, конечно.
— И поспеши — нам нужно к осени успеть.
Хазир вдруг задумался и холодно изрёк:
— Да, и ещё: Клавдия убрать, сослать подальше… А впрочем, нет — стереть с лица Земли его совсем, чтоб не было и памяти о нём. На этом — всё. Действуй.
Корнелий кивнул и ответил:
— Я понял всё, мой господин Хазир. Я не заставлю долго ждать. Желаю здравствовать.
Корнелий развернулся и покинул залу.
Хазир уселся поудобнее в кресло и устало закрыл глаза…
…В этот момент среди холмов пустынных из транса вышел Яросвет, открыв глаза…
…В один из августовских дней в селении Ведов появились странные люди, их было трое. Один из них похож был на паломника, скитальца с бездонным взглядом, полным горечи, какой-то безутешной глубинной печали. Весь вид его бродяжий взывал к всеобщей милости и состраданию. Он был в длинном рубище до пят и с посохом в руке. Два его спутника были моложе и более спокойны в проявлении чувств. А старший их паломник очи к небу возводил и посох свой вздымал, как будто что-то небу говоря в горячем покаянии. Ведруссы, видя это всё, немало удивились.
Один из них спросил:
— О чём ты, странник добрый, так страдаешь? Что мучает тебя?
И он ответил:
— Хочу я Богу радость принести за всех сынов и дочерей, что Землю населяют. Мне был великий Знак и Голос; он говорил, что все мы Ему должны дары преподнести — раскаяться в былых деяньях неразумных и хвалу Ему воздать. Вот, камень этот мой алтарный — тому живое подтвержденье.
И он взял в руку изящный драгоценный камень в обрамлении серебра, что на груди его висел, держась на прочной витой тесьме, и, бережно держа его в ладони скорбной, ведруссам показал. Камень этот уникальный блеснул на солнце, словно вышиб изнутри загадочное, странное сияние.
И старик продолжил:
— Этот камень священный был при мне, когда мне Голос говорил, — он силу Голоса того в себя вобрал и сохранил.
Ведруссов это удивило. Тогда один из них сказал:
— Но все мы здесь живём в блаженстве и любви великой и дел плохих не помышляем. За что ж нам каяться? Ну а дары — вон в тех садах; и хватит их вполне, чтоб радость Богу принести.
Паломник на мгновенье растерялся. Но, стукнув посохом по тверди, вдруг ответил:
— Не знаю, как у вас, но я немало натерпелся, пока дошёл сюда. И по пути в ваш славный мир я встретился с немалым горем. Вы тут живёте в радости, в достатке, не ведая, что там, за гранью вашего пространства, ужасные творятся вещи: людей рабами делают и скот их забирают, и убивают непокорных…
Слеза блеснула у паломника в глазах, и он продолжил:
— Вот потому я к вам теперь взываю: нам нужно всем воздать Всевышнему хвалу и впредь молиться неустанно за всех людей Земли.
Старик паломник замолчал. В его глазах застыли слёзы. Ведруссы тоже все молчали. Впервые они почувствовали себя неловко, неуютно оттого, что они были счастливы, в то время как другие люди где-то страдали и мучились.
