Уилбур Смит - Крик дьявола
Приоткрыв рот, Флинн громко застонал. Это было похоже на предсмертный зов старого буйвола. Продолжая наблюдать из-за шторы, он улыбнулся, глядя, как молодые люди остановились и замерли в лучах солнечного света. Их лица были обращены к дому, и Флинн невольно отметил, что они великолепно подходили друг другу и были красивой парой: Себастьян — выше, с телом гладиатора и лицом поэта, Роза — хрупкая на его фоне, с полной грудью и женственными бедрами. Шелковисто ниспадая, ее длинные черные волосы блестели на солнце, большие темные глаза тревожно округлились.
Флинн вновь застонал, но уже потише — хрипло, на выдохе, последний стон умирающего. И в следующую секунду Роза с Себастьяном уже со всех ног неслись к бунгало. С юбкой, задравшейся выше колен, быстро перебирая стройными ногами, Роза взлетела на веранду раньше Себастьяна.
Флинн едва успел вернуться в постель и принять позу человека на краю бездны с соответствующей гримасой на лице.
— Папа! — Роза склонилась над ним, и Флинн чуть приоткрыл глаза. Пару секунд он словно не узнавал ее и затем прошептал:
— Моя девочка. — Он это произнес еле слышно, так что она едва разобрала слова.
— Папа, что такое? — Роза опустилась возле него на колени.
— Сердце. — Его волосатая рука, как паук, проползла по животу и добралась до волосатой груди. — Как ножом… Словно раскаленным ножом…
В комнате воцарилась жутковатая тишина. Затем Флинн снова заговорил:
— Я хотел… хотел… благословить вас. Пожелать вам счастья… куда бы вы ни отправились. — Произнесенные слова стоили Флинну больших усилий, и ему нужно было некоторое время передохнуть. — Вспоминай иногда о своем отце. Помолись за него.
Жгучая слезинка, появившаяся в уголке глаза, покатилась по щеке Розы.
— Басси, малыш. — Медленно вращая глазами, Флинн отыскал его и с трудом сфокусировал взгляд. — Не вини себя за содеянное. Все равно я уже стар и свое пожил. — Отдышавшись, он мучительно продолжил: — Заботься о ней. Береги мою маленькую Розу. Ты стал мне как сын. У меня никогда не было сына.
— Я не знал… Я даже не представлял, что у тебя больное сердце… Флинн, прости меня.
Флинн улыбнулся — слабая неустрашимая улыбка едва коснулась его губ. С усилием приподняв руку, он протянул ее Себастьяну. Пока тот проникновенно жал ее, Флинн раздумывал, не предложить ли молодым в качестве последнего дара умирающего денег, что и стало причиной раздора, но ему удалось мужественно удержаться от подобной несуразной выходки. Вместо этого он прошептал:
— Как бы я хотел увидеть своего внука… Ну да ладно. Прощай, мой мальчик.
— Ты увидишь, Флинн. Я обещаю. Мы же останемся, Роза? Мы останемся здесь с ним.
— Конечно, останемся, — подхватила Роза. — Мы не бросим тебя, папа.
— Дети мои. — Откинувшись на спину, Флинн закрыл глаза. Слава тебе, Господи, он не предложил денег. На его губах появилась слабая умиротворенная улыбка. — Как же вы порадовали старика.
31
Флинну удалось настолько быстро вернуться с края предсмертной пропасти, что у Розы возникли на этот счет определенные подозрения. Однако она не стала заострять на них внимание, поскольку была рада избежать необходимости отъезда из Лалапанзи. Кроме всего прочего, возник еще один всецело занимавший ее момент.
После их с Себастьяном прощания перед его «налоговым» турне она отметила прекращение определенных женских функций своего организма. Она поделилась своими наблюдениями с Нэнни, и та обратилась за консультацией к местному «гинекологу», который, в свою очередь, вспоров брюхо курице, проконсультировался с ее потрохами. Получив содержательный и неоспоримый ответ, он сообщил его Нэнни, которая передала его Розе, не раскрывая источника информации, поскольку Длинная Косичка относилась к оккультным наукам крайне пренебрежительно.
Окрыленная Роза пригласила Себастьяна на прогулку по долине, и когда они пришли к водопаду, где все и началось, она, обняв его за шею, прошептала что-то ему на ухо. Ее шепот перебивался беззвучным смехом, и ей пришлось дважды повторить свою новость.
— Шутишь! — воскликнул Себастьян и густо покраснел.
— Вовсе нет, и ты сам об этом догадываешься.
— Боже правый! — выдохнул Себастьян и, не найдя ничего более экспрессивного, добавил: — Черт возьми!
— Ты что — не рад? — кокетливо надула губки Роза. — Я ведь для тебя старалась.
— Но мы ведь даже не женаты.
— Это можно устроить.
— Да, и побыстрее, — подхватил Себастьян и схватил ее за руку. — Бежим!
— Себастьян, ты не забыл о моем положении?
— О Господи! Прости.
Он повел ее назад к Лалапанзи, перенося через естественные препятствия бережно, словно ящик с гелигнитом.
— А к чему такая спешка? — безмятежно поинтересовался тем же вечером Флинн. — У меня тут есть работенка для Басси. Хочу, чтобы он смотался за реку…
— Нет, не выйдет, — ответила Роза. — Нам надо в Бейру к священнику.
— Да это займет у Басси всего пару недель. А когда вернется, мы все и обсудим.
— Мы отправляемся в Бейру завтра же!
— Да что за спешка? — вновь удивился Флинн.
— Дело в том, дружище Флинн… — Поерзав в кресле, Себастьян заметно покраснел и замолк.
— Дело в том, что у меня будет ребенок, — завершила за него Роза.
— У тебя — что? — ужаснулся Флинн.
— Ты же говорил, что хотел увидеть внуков, — напомнила Роза.
— Но я же не думал, что вы так быстро приметесь за дело! — взревел Флинн и, развернувшись, напал на Себастьяна: — Ты, подлый мерзавец!
— Отец, твое сердце! — попыталась урезонить его Роза. — И не набрасывайся так на Себастьяна, я тоже принимала в этом участие.
— Ах ты, бессовестная… Ты маленькая бесстыжая…
Роза пошарила за подушкой кресла, где Флинн спрятал бутылку джина.
— Выпей немного — это тебя успокоит.
На следующее утро они отправились в Бейру. Роза путешествовала в машилле, а Себастьян заботливо трусил рядом, готовый помочь поддержать носилки при переправах и в труднопроходимых местах или в нужный момент прикрикнуть на кого-нибудь из спотыкавшихся носильщиков.
Флинн О’Флинн замыкал колонну отъезжающих из Лалапанзи. В качестве компании он прихватил с собой прямоугольную бутылку и, лежа в своей машилле, мрачно бубнил на тему «грехов» и «прелюбодеяний».
Однако Роза с Себастьяном не обращали на него внимания. Остановившись на ночлег, они расположились от него по другую сторону костра и, о чем-то перешептываясь, весело смеялись. Их заговорщические голоса звучали в таком диапазоне, что, даже максимально напрягая слух, Флинн не мог разобрать, о чем они говорят. Это взбесило его настолько, что он во всеуслышание пообещал «показать где раки зимуют тому, кто отплатил ему за гостеприимство совращением его же дочери».
Роза ответила, что на такое зрелище стоило бы посмотреть вновь и что это могло бы оказаться лучше любого циркового представления. Вместо ответа Флинн решил с достоинством и бутылкой джина удалиться туда, где под навесом колючего кустарника Мохаммед приготовил ему постель.
Незадолго до рассвета их навестил старый лев. Он выскочил из темноты за пределами бликов костра, ворча, как злобный хряк, с дыбом вставшей на холке густой черной гривой и с невероятным проворством кинулся к скоплению лежавших под одеялами возле костра фигур.
Единственным бодрствовавшим оказался Флинн. Он провел всю ночь, наблюдая за спящим Себастьяном, поджидая, пока тот направится к колючему кустарнику, скрывавшему Розу. Возле Флинна лежало его ружье — двустволка, заряженная на льва, и он был не на шутку намерен им воспользоваться.
Когда в лагерь ворвался лев, Флинн, резко подскочив, пальнул в голову и грудь людоеда из двух стволов в упор и сразил его наповал. Однако тот по инерции проскочил вперед, налетел на спящего Себастьяна, и оба покатились в костер.
Себастьян проснулся от поднятого львом шума, выстрелов, налетевшей на него мощной звериной туши и прилипших к разным частям тела раскаленных угольков. С диким воплем он в прыжке скинул с себя одеяло и, оказавшись на ногах, пустился в такой дикий пляс с тирольскими йодлями и подскоками, молотя воображаемых врагов, что Флинн чуть не умер от безудержного смеха.
Этот смех, поток похвал и благодарностей, исходивших от Себастьяна, Розы и носильщиков, весьма разрядили обстановку.
— Ты спас мне жизнь, — проникновенно сказал Себастьян.
— Ах, папа, ты был великолепен! — воскликнула Роза. — Спасибо, спасибо тебе. — Она обняла его.
Лавры героя пришлись Флинну как раз впору. Он становился человечнее, и наметившаяся тенденция продолжалась по мере их приближения к небольшому португальскому портовому городку под названием Бейра — Флинн искренне наслаждался редкими вылазками в очаги цивилизации.
