Алексей Борисов - Смоленское направление
– Да это гад сидел за соседней лавкой в харчевне, вспомни, Пахом Ильич. – Раненый в ногу купец схватил за грудки пруссака и стал трясти словно грушу.
– Раз сидел рядом, значит, мог слышать, что на восходе в путь пойдём. – Сделал вывод Ильич.
– Это не я, меня заставили, секли кнутом. – Врал пленный.
Глянда был из племени кривингов, может, и пороли его в детстве, да видимо мало. Два года назад он прибежал к ливонцам и выдал местонахождение древнего капища, охотно проводив до места отряд изуверов-паломников. Может и прельстило возможность обретения новой веры изгоя, но скорее всего толчком к предательству послужил отказ старейшины выдать свою дочь замуж за Глянда. Шпионить в Луках он вызвался сам, поскольку хорошо говорил на местном наречии и кроме, как пакостничать ничего не умел.
– Пусть роет могилу для псов ливонских, видеть эту мразь не хочу. Стольких душ сгубил окаянный, тьфу. – Пахом Ильич сплюнул и отошёл в сторону трофейного барахла.
Тело Генриха, как вещественное доказательство разбоя зашили в мешок, заставив Глянду обмазать труп мёдом, чтоб не протух. Убитых русичей похоронили на холме, выбрав место, где река при разливе не затронет могилу. Доспех рыцаря и сержантов Пахом забрал себе, остальное вооружение погрузили на ладью Захара.
– Думаю Пахом Ильич, если б не ты, порубали бы нас схизматики. Так что лошади по праву твои. – Предложил раненый купец Новгородцу.
– Добро Захар Пафнутьевич, чтоб сподручнее нам было далее идти, пяток своих людей на твою ладью дам. Дай Бог, доберёмся до Новгорода без приключений. – Пахом выручал соседа, не забыв при этом освободить место на корабле для коней.
Вечером, перед сном Пахом Ильич внимательно потрогал место короткого пореза на своём жилете. За неизвестной тканью прощупывались пластинки. После боя Ильич так и не переодевался, слишком много забот свалилось за один день. Расположившись поудобнее, укутался в одеяло, и уснул, положив руку под голову.
Глянда полночи тёр верёвку о дерево, к которому был привязан. Страх скорой смерти придавал ему силы и проворства.
– Русские свиньи, всё равно сбегу. – Повторял скороговоркой пленник.
Вскоре пенька развалилась на торчащие в разные стороны волокна – руки шпиона стали свободны. Ладья Захара была всего в трёх шагах, туда, перенесли оружие убитых. Схватить хотя бы нож и бежать, без оружия в лесу не выжить. На ладье кто захрапел, планы рушились, пруссак посмотрел по сторонам и увидел нужное оружие, торчащее из бревна рядом с костром. Этим ножом разделывали мясо, когда справляли поминки по убитым русским. Кто-то по рассеянности оставил тесак и теперь Глянда был вооружён.
– Одного, надо убить хотя бы одного, иначе дома не поверят, что удалось ускользнуть. – Сказал про себя лазутчик.
Во сне Пахом несколько раз перевернулся, и теперь рука лежала как раз на шее, словно кто-то подсказал защитить уязвимую часть тела.
– Скоро, скоро уже буду дома. – Ильичу снилась Марфа, кормившая грудью крошечного ребёнка. Жена смотрела на мужа, вдруг вздрогнула и закричала: – Берегись Пахомушка.
Глянда скривился, увидев лежащего купца с прикрытой шеей, придётся бить в сердце. Это был тот самый русский, который зарубил Вальтера, а сержант всегда относился к пруссаку хорошо. То кость недогрызанную даст, то куском хлеба угостит.
Нож ударил в грудь и сломался пополам, у Глянды глаза вылезли из орбит, когда он смотрел на обломок клинка в своей руке и приподнимавшегося Пахома.
Нечеловеческий вой разнесся в ночи, лезвие кортика пригвоздило к земле босую ступню прусса, лагерь моментально проснулся, шпиона скрутили, в руках несостоявшегося убийцы обломок ножа. Какие ещё нужны доказательства?
– Марфушенька дорогая, жизнь мне твой голос спас, в Софии свечку поставлю. – Тихо, сам себе сказал купец.
Утром, раздетого догола, накрепко связанного по рукам и ногам Глянду положили на муравейник. Ладьи уходили на Новгород, пруссак призывал сначала своего нового бога, затем отрекшись от него взмолил старым богам. Никто не пришёл на помощь. Новый был видимо слишком занят, старые – не помогали предателям.
(Весьма жестокая казнь, человек привязывают к бревну, исключая возможность совершать движения, кладут в муравейник ноги и оставляют на сутки.) (Сержанты, или Graumantler – обслуживающий персонал)
Терем Пахома Ильича стоял возле смотрового колодца, что означало водопровод под боком и деревянная мостовая с парапетом. Хочешь пройтись пешком, не запачкав ноги, пожалуйста – гуляй на здоровье, ширина три с полтиной аршина. Двухэтажный дом разделённый сенями окружён крепким забором, во дворе места мало, но так со стороны улицы не видно. Внешний вид здания рассказывает о достатке владельца, его общественного положения в городе, многие соседи Ильича украшали только фасад, напрочь забыв о других сторонах дома. Пахом придерживался такой же концепции архитектуры, с одним исключением: – на заднем дворе стоял флюгер. Подобную конструкцию он подсмотрел в Бирке, и по прибытии домой скопировал. Фольга от шоколада, сложенная в шкатулку, теперь должна была быть наклеена на маленького петушка, отчего со стороны тот будет выглядеть как из цельного серебра.
На пороге стояла Марфа с новорождённым и двое детей Новгородца, о том, что ладья пришвартовалась и разгружается, домашние уже знали. Девятилетний сорванец, ошивающийся у причалов, бежал со всех ног, принеся радостную весть.
– Батька вернулся, батька! – Илья не вытерпел и бросился к отцу. Тут же на шее повисла Нюра.
– Ой, пустите, задушите. – Из глаз Пахома потекли слёзы, вот оно, отцовское счастье.
За воротами заржала лошадь, телега с подарками, наконец-то поспела за купцом. Подхватив детей обеими руками, Ильич подошёл к жене, Марфа улыбалась, показывая маленький сопящий свёрток.
– Тише, разбудите сыночка. – Попыталась предупредить домашних Марфа. Ребёнок не внял и расплакался, выразить радость другим способом, маленький не смог.
После обеда семейство Пахома Ильича разбирало подарки, попутно слушая рассказы о приключениях. Новгородец первый раз в жизни рассказывал чистую правду о торговом походе. Сочинять сказки не имело смысла, последний месяц был настолько богат событиями, что посторонний слушатель наверно бы усомнился, а многие бы его поддержали. Да вот только никто из усомнившихся не имел механической штуки, способной сшивать ткани, коричневых плиток шоколада и замечательной фуражки с белым чехлом.
– Вот, что мои дорогие, нам с мамкой поговорить ещё надо, а вы дуйте к себе. – Обратился Пахом к детям.
Приказчики Пахома Ильича: – Ефрем и Иван перегружали товар, нанятая телега везла бочки с дёгтем к покупателю, цена и количество были заранее оговорены, ещё перед отплытием Новгородца. Лошадки, взятые на саблю, покорно плелись за следующим транспортным средством. Вопреки всем ожиданиям приказчиков львиная доля груза должна была быть отправлена не в лавку, где уже и торговать было нечем, а домой к хозяину. Увесистые тюки из незнакомого материала, похожего на жёсткую парусину, были наглухо зашиты. Странные сундуки, сколочены из досок с большими щелями, пестрели непонятными рисунками.
– Смотри, Ваня, наверно мастер их делающий был зело пьян. – Поделился наблюдениями Ефрем со своим другом относительно ящиков.
Иван, помня наказ Ильича перевозить сундуки строго вертикально, сунул в отверстие ящика руку и вытянул длинную древесную упаковочную стружку. Покрутив её в руках, засунул себе в ноздрю и показал Ефрему. На громкий смех стали оборачиваться окружающие, вскоре люди, находившиеся у причала, катались по земле, держась за животы. Работа пошла веселее, кормчий следил за выгрузкой судна, показывая очерёдность груза который можно забирать. Вскоре ладья опустела, гребцы должны были перевезти судно к корабельному сараю, чтобы завтра осмотреть днище и сделать нужный ремонт. Отплытие планировалось через пятнадцать дней.
Рано утром, не выспавшийся, но очень довольный Пахом отправился на торг, в свою лавку. Дом Ильича стоял в Славенском конце, до рынка – рукой подать. По дороге Новгородец обдумывал слова, сказанные Лексеем, когда они разговаривали в палатке, перед отплытием.
– Судьба Пахом Ильич, очень интересная штука. Вот сейчас мы собираемся воевать с татарами, иначе нельзя. Чем больнее мы укусим их здесь, тем легче будет Александру принять тяжкое решение о союзе с ними. Дружат только с сильными, слабых порабощают. Рассказывать это тебе Александру или нет, не знаю, сам решай. Даниил Галицкий примет сторону католиков, сто лет не пройдёт, как его княжество рухнет. Кто из них прав, кто нет, надо ещё разобраться, ясно одно – чем меньше русских падёт в этой войне, тем лучше.
То, что князя нет в городе, Ильич узнал ещё на пристани, когда зашитое в мешок тело Генриха отправляли на ледник. Так что, после инспекции лавки, Новгородец думал навестить посадника, повод для этого был. Нападение на купцов не приветствовалось ни в самом Новгороде, не в Ордене. Тело для погребения, скорее всего, заберут, а вот имущество разбойника, Пахом с удовольствием продаст.
