Дмитрий Дашко - Лейб-гвардии майор
— И ничего не посоветуете напоследок?
— Боюсь, что мои советы вряд ли вам помогут, — горько изрек пришелец. — Как и в прошлый раз, я пожелаю вам удачи. Поверьте, мои слова идут из самого сердца. Я успел привязаться к вам, господин фон Гофен. Прощайте.
И Кирилл Романович исчез.
Глава 14
После ухода Кирилла Романовича я крепко задумался. Вот уж действительно «закавыка». Появление засланца смешало мне все карты. Вычислить меня ему будет на первых порах проблематично, но стоит мне предпринять какой-то нетипичный ход, и все… буду как на ладони. Приходи и бери тепленьким.
Нет, смерти я не боюсь, причем давно. Людей пугает неизвестность, а для меня в смерти ничего неизвестного нет. Плавали, знаем. Другое беспокоит: раз уж доверили такое важное дело, надо довести его до победного конца. Да и самому интересно, в какую сторону двинется Россия, если на престоле останется император Иоанн.
Что самое смешное, его ведь пока даже в проекте не существует. Есть жених — принц Антон Ульрих Брауншвейгский, есть красавица-невеста Анна Леопольдовна, но до местного ЗАГСа эта парочка еще не добралась. И вопрос: доберется ли? Я тут всякого понаслушался.
Говорят, что принцесса жениха органически не переваривает, крутит шашни с польско-саксонским посланником графом Линаром, а на бедолагу Антона даже не смотрит. Видел я того Линара: действительно, представительный мужчина, роскошно одетый, атлетически сложенный, да и просто красивый, из тех, кого только в бразильские мыльные оперы на роли роковых красавцев Донов Педро приглашать. Низкорослый, щупленький заика принц Антон по сравнению с ним замухрышка, хоть и кровь у него голубей некуда. Это в смысле аристократической породы, а не ориентации.
И хотя Линара с треском прогнали из России, не удивлюсь, если его светлый образ прочно угнездился в душе принцессы Анны. Впрочем, как-то эта оказия рассосалась, я уж лучше о насущном поразмыслю.
Нет, я, конечно, люблю головоломки: кубик Рубика, кроссворды, сканворды, шарады всякие, но игра «Сыщик, найди вора» не для меня. И без того проблем накопилось столько, что впору пойти к Неве и утопиться. Взять, к примеру, безденежье. Как все замечательно начиналось: туда ехали с полными кошельками, а обратно вернулись практически без штанов. Но не все так плохо. Деньги на первое время раздобыть можно, да и жалованье уже не за горами. Как-нибудь проживем.
Я выбил пыль из мундира, переоделся и отправился в редакцию, рассчитывая выручить гонорары за последние выпуски моего романа. Сумма скопилась хоть и небольшая, но для поддержания жизненного тонуса хватит.
За время нашего отсутствия Питер не изменился, не считая земельных работ в самых неожиданных местах: где-то прорыли кучу канав, где-то засыпали старые ямы. Невольно вспомнилась прошлая жизнь. У меня в бывшем дворе постоянно велись археологические раскопки. Только положат свежий асфальт, еще черный, пахучий, глядь — работяги, в которых без труда угадываются гастарбайтеры из солнечного Таджикистана или не менее солнечной Молдавии, уже курочат его отбойными молотками. И так из года в год. Чего тогда удивляться, что у нас в ЖКХ деньги исчезают как в бездонной бочке? Скупой платит дважды, а порядочный — до конца жизни.
Но шагал я с чувством глубокого удовлетворения. Питер мне всегда нравился. Что-то есть в этом городе. Богатая, сытая Москва, хиреющий Новгород, не реализовавшая своего шанса Вологда и лощеноевропейский и в то же время такой родной Санкт-Петербург. Жаль, что бывал в нем раньше только наездом.
Редактор встретил меня как Пастернак Нобелевскую премию: приятно, конечно, но, Боже мой, сколько головной боли в ближайшем будущем!
— Рад вашему визиту, барон. Как провели время?
Улыбка его растянулась, будто резиновая. Естественно, я все же приносил доход, не астрономический, но стабильный.
— Благодарю вас, неплохо. Прибалтийские курорты пошли мне на пользу.
— Да? — недоверчиво протянул редактор. — Глядя на ваше лицо, такого не скажешь. Рискну высказать предположение, что вас можно смело выставлять в качестве медицинского пособия. Синяки, шишки… Все болячки собрали? Ничего не пропустили?
— Мелочи жизни, — отмахнулся я. — Меня больше заботит другое: с чьей-то подачи мой дом превратился в цветник.
— Ах, вот оно что! — Редактор всплеснул руками. — Не обращайте внимания. Ваша книга нравится читателям, не всем, конечно, но таких, кто ждет каждый выпуск с нетерпением, предостаточно. А публика, она, знаете, всякая бывает. Есть несколько весьма экзальтированных особ, которые норовят заполучить новую модную игрушку, будь то заезжая оперная знаменитость, талантливый комедиант или сочинитель. Потом они резко пресыщаются и начинают алчно искать новое развлечение. Так что не вы первый, не вам и быть последним.
Что-то подобное я и ожидал услышать.
— Выходит, мои эльфы попали в модную струю?
— Хм, интересное выражение. Да, пожалуй, вы правы. Публику привлекла необычная манера письма, нетипичный слог. Да и мыслите вы… своеобразно. Так что сочинитель Гусаров нынче пребывает в фаворе. Надолго ль — не могу вам сказать. Может, кофею желаете? Для продолжения беседы…
— Не откажусь.
— Тогда велю сварить его и сюда принести. Кофей у меня особенный, такого по всему Питербурху не сыщете.
Редактор позвонил в колокольчик и, вызвав секретаря, дал ему указания, а потом продолжил прерванный разговор:
— На чем я остановился? Ах, да. После того как ваше сочинение снискало пристальное внимание, в редакции просто не стало отбоя от восторженных почитательниц. Более всего их интерес распаляет, что настоящее имя автора укрыто от них под замками. Иной раз дамы категорически настаивают, чтобы я раскрыл ваше инкогнито, а вы представляете себе, насколько могут оказаться настойчивы прекрасные фемины!
— Представляю, — кивнул я, вспомнив записочки, некоторые из которых могли вогнать в краску Дон Жуана с Казановой, вместе взятых.
Выходит, у меня чуть ли не фан-клуб образовался. Вот уж не знаю, как к этому отнестись. Пока что ни плюсов, ни минусов не наблюдается, а там посмотрим. Лишь бы не мешало нормальной жизни. Впрочем, кого я пытаюсь обмануть? И дураку ясно, что назревает потенциальный геморрой, способный в перспективе отравить существование. Остается рассчитывать на то, что волна интереса к моему скромному бумагомаранию постепенно спадет. Останутся лишь те, кому и впрямь хочется читать, а не искать повода для знакомства.
Да и вообще, противно ощущать себя атрибутом гламурного общества. Я и в прошлом при виде глянца, что в жизни, что в печати плевался, а сейчас обозлился еще сильнее. Помню, как бесило интервью по телику с несчастной манекенщицей, у которой сегодня съемка в Париже под палящим солнцем, а завтра в Риме под фонтанами, и как она, несчастная, страдает от перенапряжения и сплошных нервных стрессов. Вот если бы эта сухая вобла повкалывала по-настоящему: так, чтобы встать в шесть утра, приготовить еду для детей, развести младшего в садик, а старших в школу, затем отбарабанить полный рабочий день с получасовым перерывом на обед, накупить полные авоськи, забрать детишек, накормить-напоить их, проследить, чтобы сделали уроки, постирать, погладить, спать уложить. Тогда да, я бы проникся к ней уважением, а так…
— Мы пришли к обоюдовыгодному решению. Адрес я никому открывать не стал, но согласился передавать все послания по назначению. С этого момента моя жизнь превратилась в сущую каторгу. Пришлось нанять курьера, в обязанности коего вошла доставка цветов и записок к порогу вашего дома.
— Надеюсь, он не из болтливых?
— Ни в коем разе! — обиженно воскликнул редактор. — Это же дока! У него большой опыт по скрытной части. Ванька Осипов по прозвищу Каин. Легендарная, если можно так выразиться, личность. Сказывают, много шороху когда-то по Москве наводил, да надоело ему честный люд в подворотнях грабить, кошельки на площадях у прохожих тянуть, вот и надумал перебраться из Москвы в Питербурх, ремеслом честным себя занять. А поскольку грамоте он с измальства обучен, так решил, что дорога ему лежит туда, откуда несут по Руси печатное слово. Ко мне пришел, шапку заломил, до пояса поклонился и попросил, чтобы я хучь к чему-то полезному определил да по-книжному писать научил. Пока на посылках у меня бегает, а потом, глядишь, инда и впрямь литератор из него вырастет, — не без гордости похвастался редактор.
— Почему нет? Писатели все равно что жулики, тоже враньем на жизнь зарабатывают, — согласился я.
Сам при этом решил по возвращении домой провести срочную ревизию. Может, редактор и впрямь поверил в раскаяние вора, но поговорка «сколько волка не корми» возникла не на пустом месте. Да нет, зря я, наверное, себя накручиваю, все равно у нас с Карлом, кроме пары нательного белья, и брать нечего.
