Старые недобрые времена 2 (СИ) - Панфилов Василий Сергеевич "Маленький Диванный Тигр"
— Хорошо, хорошо, — закивал паренёк, обозревая узкую комнатку, в которой, кроме кровати и узкого прохода к окну, нашлось место несуразному самодельному шкафу возле входа, и полкам над кроватью, — меня устраивает.
Учитель перевёл, и фру Элла поджала губы, недовольная не то недостаточным восхищением, не то тем, что подозрительный иностранец в принципе будет находиться в её доме, пусть даже и за деньги.
— Она просит…
Господин Андерс назвал цену, и Ванька, то бишь Ежи, аж поперхнулся.
— Дешевле не хочет, — не понял его швед.
— Да, да… хорошо, — покивал попаданец, — серебром, верно? А… погодите, господин Андерс, мне после плавания помыться надо, и одежду хорошо бы постирать, это возможно? Да, и поужинать, разумеется.
Швед перевёл, и женщина, ещё сильней поджав губы, задумалась, а потом выпалила цену так, что ясно — не отступит!
— Это за всё, — чуть погодя уточнил Андерс, кажется, чуточку обескураженный запросами фру Эллы — если, разумеется, попаданец правильно расшифровал короткий взгляд, который тот кинул на родственницу.
— Да, хорошо… — покивал Ежи, давя нервный смешок и сделав трагическое лицо человека, вынужденного соглашаться на грабительские условия с приставленным с горлу ножом.
Три рубля серебром… с учётом ситуации, это совсем недорого, и притом, судя по реакции учителя, цену она задрала безбожно… провинция! Здесь, наверное, и живые деньги не особо в ходу…
Оставлять вещи в доме не хотелось до дрожи, до одури, но и таскаться по окрестностям с мешком, не выпуская его из рук — так себе затея. Наверное, не ограбят… здесь, но слухи, по крайней мере, поползут. Ненужные.
— Турист-экстремал, — пробормотал попаданец, вновь выходя на морской берег и поглядев на неспокойное море свинцового цвета. На берегу несколько рыбацких баркасов, вытащенных достаточно далеко и уложенных на бок.
Подходить к финнам, в темпе бега вытаскивающих из своего баркаса какие-то тюки, он не стал — и говорить не о чем, да и так… на черта?
Не зная, чем себя занять, прошёлся по посёлку, обнаружив, что он несколько больше, чем показалось вначале, и у него есть не то чтобы выселки… но часть домов, и значительная, стоит в достаточном отдалении — по-видимому, некоторым аландцам и таком крохотном поселении слишком тесно и многолюдно.
Вернувшись в посёлок, обнаружил на одном из домов вывеску. Потрёпанная временем и северными ветрами, она выглядит несколько сомнительно, но всё ж таки даёт повод зайти, чем Ванька и воспользовался.
Скрип дверей… и посетители разом обернулись на него, промерили взглядами, и, сочтя не слишком интересным, вернулись к своим занятиями. Одни — пить, другие — перебирать образцы товаров.
Непривычная, но наверное, естественная для такого посёлка помесь кабака, магазинчика и почты выглядит в глазах попаданца достаточно странно и эклектично… но наверное, ничуть не менее странно в глаза местных выглядит он.
Немолодая тётка в длинном, как бы не домотканом, и уж точно — дешёвом, но добротном и практичном коричневом платье, выйдя откуда-то из теней и небытия, вопросительно уставилась на паренька, и ему вдруг стало неловко. Вроде бы и не делает ничего…
— Аквавит, — зачем-то буркнул Ванька, вручив даме серебряный рубль и прошёл к свободному месту у одного из столов. Компания, сидевшая за ним, чуть потеснилась, чуть покосилась и продолжила свои разговоры.
Усевшись, он уставился в окно, за которым разыгралась непогода с быстро темнеющим небом, шквалистым ветром и дребезжанием стёкол, и, цедя по капле дрянную водку, настоянную на травах, как никогда ранее остро почувствовал всю мимолётность бытия и свою ничтожность перед лицом Вечности.
С подозрением покосившись на опустевшую рюмку, и чувствуя тепло, разгорающееся от желудка, а заодно и разгорающийся аппетит, он вышел прочь, и, всутулив голову в поднятые плечи, поспешил во временное пристанище через непогоду.
Скомкано кивнув хозяйке, возящейся внизу, в небольшой гостиной, совмещённой с кухней, Ванька дёрнул глазами туда-сюда, ища таз с водой, но — нет. Фру Элла, не отрываясь от готовки, развернулась в его сторону, настороженная, и, кажется, готовая защищать свою заплесневелую честь с помощью кипятка, половника и Господа Бога, так что подходить к ней с вопросами или разыгрывать пантомиму паренёк не стал, от греха.
— Ладно, — пробурчал он, — не готово ещё что ли…
Недовольный, ощущая себя распоследним бомжом, поднялся наверх… и чуть не споткнулся о деревянную лохань, поставленную у двери. Впрочем, больше её, собственно, и негде особо ставить.
На маленьком столе у окна — большой кувшин с кипятком, черпак и ведро, заполненное холодной водой примерно на треть, ну и, разумеется, кусок мыла — серого, вонючего.
— Однако, — озадачился он, не вполне понимая, как здесь, собственно, мыться, не наплескав воды на пол и главное — на кровать. Впрочем, справился…
— Д-дубак, — простучал Ванька зубами, косясь в сторону окна, из которого вполне ощутимо тянет ледяным сквозняком, и растираясь полотенцем, — чтоб не свалиться потом с простудой после такой помывки!
Одевшись в чистое и спустив вниз ком грязного белья, свалив его у двери, он получил приглашение к трапезе — так, во всяком случае, он предпочёл расценить взмах половником в сторону стола и поджатые губы фру Эллы.
— Данке, — неловко буркнул он, стараясь не глядеть в глаза полудурошной тётке.
Трапеза немудрёная — рыба да картошка, и не то чтобы прям вкусно, но — много. А чуть погодя фру Элла поставила на стол кофейник, молочницу и сахар в сахарнице, большую фарфоровую чашку с надколом на ободке и печенье — не слишком свежее, но — сладкое и достаточно вкусное, и Ванька, отмытый и сытый, осторожно поверил, что всё у него будет — хорошо…
… пусть и не сразу.
Спал он не слишком спокойно, но крепко, проснувшись с тяжёлой, но, в общем, ясной головой, ноющими мышцами и суставами, ощущая себя полуразобранным и вымотанным, и не то чтобы (ха!) бодрым, но хотя бы, чёрт дери, живым…
До этого, как он ни держался, как ни храбрился, но некое ощущение ненастоящести, потусторонности, постоянно держалось где-то на краю сознания. Настроение, несмотря на то, что ничего ещё не закончилось и впереди у него не самая простая часть квеста, боевитое и уверенное… почти.
— Гутен таг, фру Элла, — с вымученной доброжелательностью поздоровался он, спустившись вниз, но хозяйки на кухне нет.
— Ну и слава Богу, — пробурчал он, потягиваясь и некрасиво, с вывертом и завыванием, зевая, — с такой ёбнутой в одном доме — как на пороховой бочке с папиросой сидеть!
— С другой стороны, — он философски пожал плечами, вспомнив, что сейчас в каждом доме гостят люди, желающие покинуть пределы гостеприимного, так сказать, Отечества… и тот факт, что фру Эллу её родственнику пришлось натуральным образом уговаривать принять постояльца, — могло быть и хуже!
Хозяйка хоть и отсутствует, но кофейник и накрытые миской какие-то булочки, вот они. Как выяснилось чуть позже, булочки пресные и совершенно безвкусные, но — с маслом…
… масло, правда, он нашёл, только когда поел, и как это бывает у мужчин, на вполне очевидном месте.
Отсутствием хозяйки Ванька нимало не расстроился, и, собрав в багаж выстиранное и уже высохшее у печки бельё, отправился на поиски давешнего почтмейстера, дабы не было потом разного рода… инсинуаций.
Погода с утра ветреная, злая, но притом на удивление безоблачная. Пряча физиономию от порывов ветра, он прошёлся по посёлку — без особой, признаться, нужды, а движимый скорее долгом туриста, который и не хочет ехать на эту чёртову экскурсию, предвидя скуку, но раз уж уплочено…
— Уезжаете, герр Ковальски? — для почтмейстера, встреченного (кто бы мог подумать⁈) непосредственно у здания почты, судя по всему, утро началось куда как раньше, чем у попаданца.
Он отвратительно бодр, румян и пребывает в прямо-таки солнечном настроении, то и дело весело щурясь куда-то в небо, не иначе как на бледное северное солнце, которое в южных краях сошло бы разве что за луну.
