Я уничтожил Америку. Назад в СССР (СИ) - Калинин Алексей
— А мне поставят памятник?
— Нет, — откровенно признался Путин. — Но, если вы справитесь с заданием, ваши усилия войдут в учебники истории как подвиг величайшего масштаба. Правда, об этом подвиге будете знать только вы один… Никто другой не сможет этого засвидетельствовать.
Несколько долгих мгновений оба мужчины смотрели друг другу прямо в глаза, пытаясь заглянуть в душу и увидеть необходимое в данную секунду. Наконец, Александр Петрович решился:
— Ладно, попробуем. Но учтите одну вещь: я согласился добровольно, а не под давлением обстоятельств. Моя совесть чиста… До определённого предела! И я готов нести ответственность за каждое своё решение. Я слишком долго пожил, но немного сделал. Те упыри, которых я ограбил и развёл — всего лишь песчинка в море. А если у меня появится шанс потрепать нервы целому континенту, да ещё и не одному, то… почему бы нет?
Владимир Владимирович тепло улыбнулся, протягивая руку для рукопожатия.
— Верю вам, Александр Петрович. Знайте, вся страна надеется на вас. Начинаем подготовку завтра утром ровно в восемь ноль-ноль. Желаю удачи и терпения. О нашем проекте никому ни слова, надеюсь, об этом не нужно напоминать?
Сквозняк пролетел по кабинету, стирая остатки сомнений с лица Александра Петровича. Решение было принято окончательно и бесповоротно. Теперь оставалось лишь дождаться результатов…
Он пожал крепкую руку в ответ. Пальцы привычно скользнули по запястью, но президент носил часы на левой руке, поэтому сувенир на память получить не удалось.
Глава 2
Федеральное казённое учреждение «Исправительная колония № 2 с особыми условиями хозяйственной деятельности Главного управления Федеральной службы исполнения наказаний по Пермскому краю» (Белый Лебедь)
Камера заключённого Матвеева
Когда меня привели обратно в камеру, то я плюхнулся на койку и уставился в потолок. Да, в дневное время на шконарях валяться нельзя, но я сейчас не простой зека, а тот, кому пожал руку сам Главнокомандующий. И пусть кто только против слово скажет!
Вот только на хрен мне всё это упёрлось?
Путешествие в прошлое. Что-то из области фантастики, чесслово!
Я горько вздохнул. Получилось неубедительно. Вздохнул ещё раз — на этот раз вышло лучше.
Вот вроде бы прожил жизнь и пора бы её заканчивать. Пора её хоронить. Ан нет, хренушки. Выдернули за белы ушки, встряхнули, да ещё и подопнули, мол, давай, Петрович! Жги дальше! Рано тебе ещё концы на нарах отдавать. Можешь ещё послужить Отчизне!
А мне чего остаётся? Правильно, ссать кипятком и строить из себя восторженного лоха! Мол, так и будет исполнено, Ваше Президентейшество! Ваше Кумовейшество, рад стараться!
Вы хотите меня отправить назад? В СССР? В страну, которая дала так много и печально ушла в сторону, когда её обманутые дети захотели лучшей жизни?
А я-то думал, что никогда этого больше не увижу… Не переживу…
Но чёрт возьми, я же знаю, чем всё кончится!
Прекрасно помню пустые полки и пьяных мужиков у пивного ларька. Не от хорошей жизни пьяных, а ради заливания шаров, чтобы сквозь них можно было смотреть на всю ту мерзость, что творилась при гибели СССР. Помню про партбилеты в мусорных баках и красные флаги, которые пошли на тряпки. Про то, как мои же дети будут учить английский, чтобы ехать и убирать параши за богатенькими уродами.
И вот теперь — второй шанс.
Не знаю, Бог ли, Дьявол ли или просто глюк умирающего мозга в этой вонючей камере — но меня снова кидают в 70-е.
Только теперь я не буду играть в скромного советского инженера, как планирует президент.
Я приду как чума! Да-а-а-а! Слишком много злости у меня скопилось при гибели Страны Советов. Слишком много ненависти к тем гадам, которые жадно напали на мою чудесную страну и за несколько лет из процветающей империи сделали гниющую помойку, которую можно было доить и дербанить всем, кому не лень.
Научу Брежнева, как правильно давить диссидентов. Объясню Андропову, куда вкладывать нефтяные деньги. Напомню Громыко, где находятся слабые места у американской империи.
А потом — потом я найду того долбо…а Горбачёва…
И задушу его на хрен!
А Ельцину насую в носопырку и закодирую навечно!
Всех раком поставлю, чесслово!
Или меня сразу же поставят…
Наденут смирительную рубашку, засунут к дурикам и будут пичкать такой хренью, от которой мозги закипят. И стану я спасать СССР и уничтожать Америку в отдельно взятой палате, между обоссанным Наполеоном и пускающим слюни Чингизханом…
Нет, хрень какая-то! Вписался сам не знаю во что, а теперь гоняю. Ладно, будь что будет, всё одно для меня лучше уже не станет. Надо заварить чифир, похлебать немного для прояснения мозгов, подумать, да и спать лечь.
Я встал и направился в сторону столика с чайными принадлежностями. Вздохнул, глядя на стену.
В камере ещё висела олимпийка Ключа, заключённого Грушко. Похоже, забыли забрать. Ладно хоть пол вымыли после уборки трупа. Говно-человек был. Даже гордился своими убийствами. Думал, что я его испугаюсь, а я… Мне сразу стало понятно, зачем кум отправил этого придурка ко мне в камеру.
И ведь даже чая не попили!
Слишком уж Ключ торопился на тот свет…
Да уж, от моего проклятия уже не один утырок отправился оправдываться на тот свет перед Богом. А я чего? Я даже специально в тюрьму ушёл, чтобы лишних кого не забрать, а вот поди же ты… Вытаскивают на волюшку…
Кипятильничек из двух лезвий от одноразовых бритвенных станков согрел воду как для родного. Лезвия стырил из станков, заменив их фольгой от пакета чипсов. Проложил спичками и закрепил изолентой. Провод от радиоприёмничка нормально подходил для временного использования. Главное — не совать пальцы в воду, пока не закончен процесс. Шибануть может.
То, что у меня пока ещё не отобрали этот кипятильник, говорило о многом. Вон, камера в углу поблёскивает, фиксируя все мои действия. Почему-то захотелось согнуть руку в локте и пропеть: «Уплыву, волки, и вот вам… Чтобы навсегда меня запомнили!»
Да только не запомнят. Если будущее изменится, то никто из вертухаев меня даже не узнает при встрече. А может и не будут они вертухаями? Станут профессорами, кандидатами наук, космонавтами… А может, так и останутся отбывать свой срок сутки через трое?
Вода закипела. Пришла пора засыпать чай. Двадцать пять граммов привычно легли в ладонь, а потом отправились в кружку, откуда заботливо вынут кипятильничек. Теперь накрыть крышкой и дать настояться.
Кружку из авиационного металла мог придумать только утонченный садист. Алюминий имеет замечательную теплопроводность. Пока внутри кипяток, точно такая же температура будет и у самой кружки. Когда пьёшь из неё, металл обжигает губы больше, чем само содержимое.
Чай заваривался крепкий, почти как судьба — горький, но бодрящий. Если подождать ещё несколько минут, то можно будет ощутить, как он пробирается в жилы, разгоняя тюремную апатию. А если подождать дольше — станет только горче.
Из угла камеры по-прежнему поблёскивал холодный глазок. Может, там сидел какой-нибудь новичок-охранник, ещё не привыкший к тому, что люди здесь варят кипяток из бритв и спичек. Или, может, там никого не было, и камера записывала мою суету просто так — для отчётности.
Я прикрыл кружку ладонью, чувствуя, как жар проникает в кожу. Где-то за стеной кто-то кричал, кто-то смеялся, а кто-то просто молча считал дни. Мир за решёткой — он ведь тоже кипит, только без пузырей.
И вот первый глоток. Губы обожгло, но это отчасти даже приятно. Хоть какое-то разнообразие. Потом — второй. Чай, как всегда, напомнил мне дом. Точнее, то, что я когда-то считал домом. Когда был отцом и мужем…
Засов на двери щёлкнул, вырвав меня из размышлений. Я уставился на показавшуюся рожу надзирателя. Он как будто специально её мазал свёклой, чтобы быть всегда краснощёким. Надзиратель обвёл камеру взглядом, остановил взгляд на кружке с чаем и произнёс: