Магнат. Люди войны (СИ) - Соболев Николай "Д. Н. Замполит"

— Мы воевать ехали, а не по телефону разговаривать!

Сказочные долбоклюи. Сплошной апломб и революционная сознательность.

— Понятно, чья рота?

— Хавьера, — подсказал Ларри.

— Зови его.

Хавьер явился вместе с Хосе.

— Твои бойцы отключили телефон. С этого дня рота действует без связи, только с посыльными.

— Как же… — вытянулось лицо у астурийца.

— Вот так, — я развернулся и пошел обратно, с удовлетворением слушая за спиной шипение Хосе.

Вот учишь дураков, учишь, как об стену горох. Ничего, настоящий бой все на свои места расставит, до всех достучится. Кого не убьют, разумеется.

У нашего костра насытившиеся лениво перебрасывались словами.

— Жаль, реки тут нет…

— Помыться?

— Не, рыбки наловить…

— Да, рыба тут отменная, сама на крючок лезет. Потом наловим, а пока жаб приручай. Как там твоя?

— Пусечка молодец, сожрала всех тараканов и прочих тварей в палатке.

— Смотри, как бы ее саму муравьи не сожрали.

Жабы тут здоровенные, днем они забивались в дальние уголки палаток и дремали, а по ночам выходили на охоту. Когда до личного состава экспедиции дошло, что это животина полезная, их начали подкармливать, беречь и хвастаться их подвигами.

— Эй, кончайте разговоры! Всем отбой, завтра выступаем до рассвета!

Через полчаса командиры загнали бойцов спать и лагерную тишину нарушали только шаги часовых и звуки храпа.

А я ворочался, вытряхивал недоеденных жабами насекомых из походной койки и думал — блин, как же меня сюда занесло? Ну ладно загремел из XXI века в 1920 год, так к богатым родителям, живи и радуйся! Тем более, закончил Массачусетский технологический институт с репутацией юного гения, поднял немерянные деньги в 1929 году на обвале Черного вторника, завел хороших друзей, выжил в зарубе с гангстерами, женился… Сидел бы себе в Нью-Йорке, помогал потихоньку Советам да наслаждался жизнью. Или того лучше — пролез бы в команду Рузвельта и переиграл всю Вторую мировую… Блин, да один радар, сделанный с моей подачи Терменом, передать в СССР, и все, совесть спокойна!

Нет, пепел Клааса стучал в мое сердце — прадед в Испании погиб, под Мадридом. А его двоюродный брат, моряк, служил в Валенсии советником. Вот я и придумал себе идею-фикс — заземлить легион «Кондор», сбить темпы разработки блицкрига. Для этого «изобретения» делал, заводы в Овьедо и Барселоне строил, подгребал акции военно-промышленных компаний США, перевез в Испанию Нестора Махно, чтобы из разгильдяев-анархистов сделать боеспособную силу… Ага, из этих «я не по телефону разговаривать сюда ехал», вон они, храпят.

А я за каким хреном приперся? Что мешало отдавать общие указания издалека? Конечно, если хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам, но, может быть, поэтому мои фирмы в XXI веке и не взлетали?

Сквозь полудрему всплыла Габриэла. Она стояла на крылечке учительского домика в Оспитальет, пригороде Барселоны, а у ее ног лежал Цезарь, испанский мастиф, которого Габи забрала при нашем расставании…

В сердце воткнулась остренькая иголочка — Габи… Женат я в силу обстоятельств, женщины у меня есть, а вот любви нет.

Так и задремал, только для того, чтобы через минуту вскинуться от шепота Ларри «Подъем!». Глянул на часы — нет, не минута, часов пять поспал.

Вокруг поднимался лагерь, бойцы умывались мутной водой и готовились к переходу — через три часа, перед самым рассветом, мы должны появиться на позициях как можно более неожиданно для боливийцев. Так задумал генерал Эстегаррибия, а я не стал спорить — на марше всяко видно, кто чего стоит.

Тем более передвижение в грузовиках мы отрабатывали еще в Испании, всей разницы, что тут с дорогами не очень. Повсюду пусть невысокие, но перевитые лианами и густые заросли, но у каждого парагвайского солдата есть мачете. Вот по необходимости прорубают и обновляют просеки, некоторые потом забрасывают, некоторые раскатывают и со временем переводят в статус «дорог».

Танки и условные САУ, отличавшиеся разве что отсутствием башни, взгромоздились на специально придуманные танковозки из усиленных «Атлантов» и четырехосных прицепов, командиры последний раз провели перекличку, и Хосе поднял два флажка — к машинам!

Взревели движки, и грузовики с джипами один за одним выстроились в колонну, освещая фарами кусочек земли перед собой. Светомаскировка не нужна — ночью тут не летали.

На позиции, к моему удивлению, мы добрались вовремя, хоть и не полностью — один танковоз и три грузовика вышли из строя, их пришлось оставить на попечение замыкавшей колонну ремроты. Ничего, догонят.

В фортине* Арсе нас встретил лично Эстегаррибия, невысокий, с выбритыми до синевы пухлыми щечками, слегка нависшими над стоячим воротником. Он осмотрел колонну и остался весьма доволен, а затем собрал всех наших командиров в своей штабной палатке.

Фортин — застава, опорный пункт из нескольких огневых точек, часто с наблюдательной вышкой.

Запыленные рожи со следами от сдвинутых на лоб мотоциклетных очков наклонились над столом с картой. Ну как картой… с ними в Парагвае чуть лучше, чем с дорогами. Милейший Иван Тимофеевич Беляев утверждал, что он картографировал все Чако, но в реале вместо карт имелись кроки и схемы, не всегда точно отражавшие местность.

— Сеньоры, ваши танки — наша главная надежда. Артиллерия начнет огонь по фортину, после чего последует общая атака. Ваша задача совместно с 3-м полком обойти левый фланг боливийцев и выйти на тридцать первый километр дороги Сааведра-Арсе.

Палец командующего уткнулся в отметку на карте:

— Скоростному отряду надлежит поддержать атаку, а как только полк и танки закрепятся на дороге, уйти в еще более глубокий охват вот сюда, на Сосу.

Хавьер, командир LRCG, помрачнел, но не рискнул возразить. Это сделал я:

— Там же одна дорога? А если налет боливийцев?

— Мы задействуем всю доступную авиацию, сеньор Грандер.

Слабое утешение, честно говоря, до сих пор ни хрена не помогало.

А гадский трактор доплыл до Пуэрто-Касадо сегодня ночью, нет бы на пару дней раньше — мы бы успели сделать полосу, в бою против аэрокобры у боливийцев никаких шансов. Тем более, у нас есть возможность наведения самолетов по радио.

Командиры уточнили свои задачи, и Эстегаррибия завершил маленькое совещание:

— С Богом, сеньоры! Да поможет нам Дева Мария и святой Рохе Гонсалес!

Панчо и я перекрестились, анархисты сделали вид, что не расслышали, запихивая бумаги в полевые сумки. В последний момент я придержал Хавьера:

— Рации возьми.

Он расцвел и побежал к своим.

Танки окутались сизым выхлопом, сползли с трейлеров и двинулись на рубеж атаки. За ними выстраивались наши «тачанки» — облегченные «Атланты» с тяжелыми пулеметами.

— Давайте, ребята, покажите, что все было не зря, — обнял я Хосе и Хавьера.

Когда кроме меня с Ларри из наших никого не осталось, Эстегаррибия спросил:

— А вы сами, сеньор Грандер?

— Они слишком меня ценят и не пускают в бой. Вот он, — я показал на Панчо, — обещал прострелить мне колено, если я полезу воевать.

— Ха-ха, смешно! — генерал снял фуражку и пригладил густые волосы. — Ну что же, надеюсь, я смогу составить вам хорошую компанию. Не желаете терере?

Первый глоток холодного мате мы сделали с появлением солнца над горизонтом. А станет ли оно солнцем Аустерлица, сейчас зависит только от ребят.

По спине поползли нервные мурашки, рука со стаканом-гуампой слегка вздрогнула, и я, чтобы успокоится, принялся вспоминать последние полтора года моей жизни в этом времени.

Глава 2

Мятеж не может кончиться удачей

Паника, охватившая меня после летнего нежданчика 1932 года, шла на убыль с каждой новостью и закончилась через пару дней словами Панчо:

— Все, Санхурхо арестован.

Испанцы в большинстве своем писания оппонентов склонны игнорировать, вот и руководитель мятежа зря Ленина не читал, очень зря. И вовсе не для расширения политического кругозора, а для изучения технологии восстания нового типа. Даже я, школу с институтом закончивший сильно позже развала Советского Союза, и то знал формулу «непременно занять и ценой каких угодно потерь удержать телефон, телеграф, вокзалы и мосты». А генерал Хосе Санхурхо-и-Саканель — нет, хотя ему вроде бы положено иметь представление о таких вещах и по должности, и по месту в заговоре.