Главная роль 7 (СИ) - Смолин Павел
Освоены городом Евстафьевском, равно как и Владивостоком с Хабаровском, и технические новинки — телеграф и телефон. Первый давненько в этих краях завелся, но теперь обязателен в каждом казенном учреждении. Со второго дозвониться в Петербург нельзя, и даже до Иркутска нельзя — чисто внутренняя, Дальневосточная сеть. Тем не менее, качество управления и скорость реакции государевых людей на штатные и внештатные ситуации повышает кратно. Ну и приятно — снял трубку и потрепался о приятных тебе вещах с добрыми соседями.
Потихоньку телефон проникает и в частные дома состоятельных господ, и от этого растут потребные телефонизации предприятия и конторы-посредники, заставляя коллег крутиться и конкурировать. Со временем везучие господа благополучно «сожрут» менее везучих, и через пару десятков лет мы получим классику — три-четыре огромные корпорации, которым будет бить по голове антимонопольный комитет, а я — вручать «висюльки» их директорам за успехи в работе и социальную ответственность.
Не удержавшись, я лично — несколько смутив этим коридорного — распахнул створки арочного окна и с наслаждением вдохнул наполненный совершенно уже летними запахами воздух, ощутив на лице тепло солнечных лучей. Жизнь — вот главное, что есть на этой планете! Жизнь — то, что стоит ценить и беречь! Что наша планета без бесконечных циклов рождения и смерти — того, что и придает отпущенному нам сроку ценность? Камень серый да вода никому не нужная — не более!
Столовая Евстафия отличается специфическим дизайном. Мебель, позолота, электрическая люстра — это понятно и привычно. А вот огромный, во всю стену гобелен, на котором мастерски вышита легендарная и рискующая войти в «золотой фонд мифов планеты Земля» сцена «изгнания индийского беса» еще вчера повергла меня в оторопь. Евстафий с «техзаданием» расстарался, и я даже не представляю, сколько времени заняла работа с художником — сценка получилась крайне реалистичной, и только я на ней отличался от себя реального более внушительной, брутальной челюстью и такой решительной миной на лице, что к себе-нитяному испытал настоящую зависть — вот бы мне такую рожу «по жизни» уметь носить! Это же не человек, а памятник самому себе! Не, от лукавого — бронзоветь при жизни нельзя, а живая мимика прячет то, что внутри, гораздо лучше намертво закрепленного «покерфейса».
Завтрак подавался, разумеется, на золотой да серебряной посуде. Был обилен и протекал в доброй компании — как водится, со всей верхушкой города, их супругами и при участии моей семьи. На столе — совсем не то, чем меня потчевали во все еще живом в памяти Екатеринбурге во время «переселенческого кризиса»: такой стол и умения Евстафьевских поваров могли бы составить конкуренцию и максимально пафосным приемам в Зимнем, и куда там с ними тягаться европейским жлобам — просто у них брендинг хороший, а вкуснее — у нас.
Десерт — пирог с крыжовником — словно послужил связующей нитью с теми мрачными днями, придав дням нынешним, не в пример более светлым, особую приятность, и я за это был Евстафию благодарен. Вообще хорошо поездка складывается — и по совокупности работы, и по личному удовольствию. Да мне в Крыму так хорошо и спокойно не было, как здесь — Крым-то и без меня был хорош, а Дальний Восток я своими руками и мозгами «подкрутил» до такого вот результата, и тренд на стабильное развитие никуда не денется.
За завтраком мы обсудили газету «Восточный рубеж» — главный печатный орган этих мест, печатается тиражом в полста тысяч экземпляров, и читают ее в этих краях все: своё, родное. Пригодилось еще тогда мною заказанное оборудование, а к нему добавилось и новое. Прекрасно себя ощущает и «прикладное» печатное дело: штампуются учебники «нового образца», которых хватает на удовлетворение собственных и в немалой степени Сибирских нужд, цветут и пахнут всяческие журналы с профессиональным и научно-популярным уклоном, штампуются агитационные материалы Общеимперского образца — я не забываю о важности пропаганды, и над разработкой плакатов и листовок трудится здоровенный отдел с филиалами по всей Империи, которые по необходимости придают местную специфику и «калымят», рисуя рекламу.
Отличная прибавка к государственному жалованию, а недавно подмахнутый мною закон «О рекламе» придает материалам честности: запрещено врать, поливать грязью конкретных конкурентов, а размеры шрифтов там, где подразумевается развернутое уточнение (особенно актуально для финансовых или околофинансовых услуг), должны быть большими и хорошо читаемыми. Никаких вам «мелкий темно-серый на светло черном после едва заметной звездочки» — давайте честно свой продукт продавать, господа!
Немного «тряски» из-за закона было — странные личности пытались «заносить куда следует» за раскручивание гаечек, но неизменно натыкались на красноречивый взгляд: «дядь, ты и вправду думал, что у нас тут как раньше все работает? Окстись и неси в Государственную Думу — они хотя бы с трибуны красиво поговорят о твоей проблеме».
После обсуждения печатных дел мы поговорили о ситуации в Китае, сойдясь во мнении, что нашим погибшим в ходе восстания подданным надо бы поставить памятник — это хорошо и правильно. Скинемся.
Далее решили вопрос с Порт-Артуром: стать крепостью ему уже не суждено, а некоторые работы провести до моего их прекращения успели. Старообрядцы хотят собственный Валаам, и я охотно одобрил представленный мне проект по превращению Порт-Артура в огромный храмово-монастырский комплекс и центр духовной жизни всех старообрядцев Империи. Тоже хорошо и правильно, но нужно добавить туда «нашего будущего»: детский лагерь на пяток тысяч мест. Полагаю, Евстафий сотоварищи «добавили» бы и сами — у староверов что, детей нету? — но специально оставили для меня приятное и необременительное «окошко». Тоже своего рода подхалимаж, но не пойман — не вор, а негативных последствий нет и не предвидится, поэтому просто радуемся этому утру еще немного сильнее.
Этот завтрак — последний в Евстафьевске, и теперь мне предстоит железнодорожное — узкоколейное в основном — путешествие в Хабаровск, где все мое внимание будет уделено армии и флоту. Уделялось оно по мере надобности и во Владивостоке, и на границах с Китаем — там мужики все еще дежурят, и я конечно же не забыл их навестить. Хабаровск, тем не менее, военная столица Дальнего востока — там штаб, инфраструктура и военный губернатор. Там же основное сосредоточение войск, и по идее именно туда я должен был приехать в первую очередь. Не обиделись — понимают, что Николаевская губерния занимает в моем сердце особое место, а те «юниты», которые в «боевом режиме» вдоль границ стоят, перед «казарменными» и «штабными» имеют приоритет. Словом — нормально.
На прощание я крепко обнял хозяина так порадовавшего меня Евстафьевска, повесил ему на шею орден и пожаловал княжеский титул — Александр до самого конца саботировал решение в основном по надуманным, продиктованным инерцией мышления, причинам, и оно оказалось к лучшему: многовато Евстафию было «авансов», а теперь, когда все они отработаны, титул на нем будет смотреться великолепно.
Великий князь Пётр Николаевич — тот, что успешно вылечился от туберкулеза и обладает художественно-архитектурными дарованиями — пару лет назад не отказал мне в ответ на просьбу стать лицом отечественного спорта и взвалить на себя (с подпорками в виде толковой молодежи) его курирование. За прошедшее время путь проделали удручающе короткий, но в актуальных экономических реалиях большего сделать было невозможно. Пара стадионов — в Москве и Петербурге, последний — крытый и отапливаемый. Детские площадки — как минимум по две на каждый Губернский город и по одной на городки такового статуса лишенные. Не потому что денег нет — нет производственных мощностей, потому что всё, что было — здесь и там, где можно дать за них денег — загружено настолько туго, что просто оторопь берет: тяжело даются «пятилетки в четыре года», но как-то, собака такая, справились. Не от того, что «справились» оторопь, а от того, что «справились» в прошлой реальности, когда со всех сторон санкции, а позади — тлеющие после гражданской войны руины.
